Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания

— Ай, спасыбо, дорогой!!! Друга, брата нам вэрнул! Такой радость доставил!

Я пытался каким-то образом извернуться и вырваться из объятий Рамиса, но ничего не получалось. К тому же от него пахло смесью чего-то пряного, напоминавшего смесь чеснока и лука одновременно. Он так бы, наверное, и тискал меня еще минут десять, если бы не отец Брыля, оторвавший его от меня каким-то коротким, но явно емким выражением. После чего отец матроса протянул мне руку и представился:

— Сергей Николаевич Брыль. Отец. Спасибо!

И тоже заключил меня в объятия. Потом меня обнимал старший брат Брыля Игорь. Потом, немного погодя, пришла его мама, которая по сравнению с мужчинами была очень скромна и сдержанна, ограничившись материнским поцелуем в обе щеки. Потом, пока я умывался и приводил себя в порядок, в комнате был оперативно накрыт стол, а заодно оповещена вся улица о возвращении блудного Брыля. Причем процедура оповещения была настолько оперативной, что, потратив на умывание максимум десять минут и выйдя во двор, я обнаружил там уже человек двадцать пять мужчин, примерно одинакового возраста, степени небритости и национальности. Каждый из них считал себя обязанным потискать меня несколько минут и поблагодарить за спасение их соседа, брата и просто хорошего человека. Причем говорили они все на каком-то псевдорусском языке, который я понимал ровно наполовину, отчего как-то немного комплексовал и чувствовал себя не в своей тарелке. Как выяснилось потом, семья Брылей переехала в Баку много лет назад, сразу после войны, и с тех пор практически полностью ассимилировалась с местными жителями, начиная от говора и внешнего вида, заканчивая даже домашним укладом. Человек тридцать постоянно подходили и отходили от нашего стола, но среди них не было ни одной женщины, и только мама Брыля носилась, как курьер, разнося огромные чайники с зеленым чаем, закуски и прочее, для тех, кто не смог поместиться в небольшой комнате.

Застолье продолжалось довольно долго, и я, до того, как окончательно размориться от жары, дорожной усталости и теплой водки, которой со мной хотели чокнуться все из присутствующих, успел попросить самого здравомыслящего из гуляющих, брата Брыля Игоря, помочь мне приобрести обратный билет до Москвы. Последнее, что я помню, постепенно сдаваясь в плен пьяненьким сновидениям, — это то, что просил у него закурить, попутно жалуясь об отсутствии на Севере никотина как класса.

Утром меня разбудил яркий луч солнца, прорвавшийся к моему припухшему от вчерашнего торжества лицу сквозь щель в занавеске. Было тихо, лишь за окном кто-то вел негромкий и неспешный разговор. Я взглянул на часы. Было половина девятого утра. На кухоньке копошилась мама Брыля, которая поздоровалась со мной так по-доброму, словно я был ее близким родственником. Когда я умылся, она проводила меня на веранду, где за очень низким столиком на табуретках со спиленными ножками восседали Сергей Николаевич, Игорь и Рамис. Они сосредоточенно пили зеленый чай из огромных пиал, хрустя баранками и зачерпывая зеленоватое варенье из ретроспективных розеток. Беседа была спокойной и неторопливой и главным образом была посвящена мне. Высокое собрание решало, как меня правильно и красиво проводить обратно. Не в смысле побыстрее выпереть, а именно как выполнить все мои пожелания, чтобы я остался доволен. Мое появление за столом эти рассуждения не прекратило, а, наоборот, вызвало массу вопросов, чего я хочу и что мне нужно. Я постарался как можно лаконичнее объяснить, что хочу побыстрее в Москву, к маме, и что больше мне ничего не надо. Ну разве только сигарет, и то, учитывая мою скромную наличность, немного, ну хотя бы пару-тройку блоков.

Мужчины переглянулись, покивали головами и предложили мне спокойно завтракать и пить чай, после чего мы решим вопрос с сигаретами, а уж потом займемся билетами. После чая, который, к моему удивлению, оказал очень тонизирующее действие на мой расшатанный вчерашним возлиянием организм, Игорь отправился к себе домой, что-то подкрутить в своей «копейке», а мы с Рамисом отправились за сигаретами.

Поплутав по узким, хаотично искривленным улочкам и переулкам, мы вышли к совершенно невзрачному строению, за забором, слепленным из самых разнообразных материалов, начиная от половых досок, заканчивая ржавыми жестяными листами. За калиткой нас ждал потертый немолодой азербайджанец во вьетнамском блестящем адидасе и с полным ртом золотых зубов. Перекинувшись с Рамисом парой слов, они поулыбались, похлопали друг друга по плечам, потом поулыбались мне, похлопали меня по плечу и пригласили в покосившийся сарайчик, построенный явно «хап»-методом. Невзрачное строение внутри содержало просто огромное богатство по нынешним временам. Вдоль стен громоздились коробки с надписями, от которых во рту скапливалась слюна, а рука непроизвольно тянулась к спичкам. «Родопи», «Ту-134», «Интер», «Ява», «Кишинев», у одной из стен под потолок вздымались сероватые коробки с «Беломором», а у самой двери горой валялись бумажные мешки с «Примой». На мой взгляд, весь мой экипаж с таким количеством табачной продукции мог запросто уйти в автономку на полный срок, и потом бы еще осталось. Пока я лихорадочно просчитывал в уме сумму, какую мог потратить на этот дефицит, Рамис, взяв мешок, стал деловито закидывать в него один за другим блоки «Родопи». Когда я отвлекся от умственной деятельности, он успел накидать блоков пятнадцать и не собирался останавливаться. На все мои интенсивные возражения Рамис отвечал коротко, но решительно:

— Ти нам брат вэрнул, нэ обыжай. Подарок!

А когда я пытался вынуть деньги, посмотрел на меня так, что стало понятно, что их лучше спрятать обратно и даже не вспоминать о них. Уложив в мешок двадцать блоков, Рамис просто присыпал их сверху «Примой», насколько возможно, обнял мешок своими гигантскими руками, и мы отправились обратно. Денег с меня не взяли ни копейки, и в этот момент я понял, что это только начало.

У дома нас уже ждали две машины. Одна Игоря, а вторая родного брата Рамиса, мужчины такого же внушительного вида, только чуть моложе выглядевшего. Сигареты были сданы маме Брыля, меня усадили в «копейку» Игоря, и наша кавалькада рванула в сторону центра города. И самым первым пунктом, по моей просьбе, стал железнодорожный вокзал.

Город был красив. Красив какой-то чарующей смесью архитектурных стилей и направлений, приправленных азиатско-кавказским колоритом, и даже присущая всем восточным городам атмосфера грязноватого базара, наоборот, вписывалась очень органично в этот город, который, к сожалению, был уже явственно затронут наступающей эпохой потрясений и безвластия. У вокзала мы остановились и отправились в кассы. Шествие выглядело внушительно. Впереди шел я с Брылем, его брат Игорь, сзади, возвышаясь над нашими головами, Рамис со своим братом, а еще поодаль шли пару друзей Брыля, за компанию отправившиеся с нами. У самих касс было абсолютно пусто. Только рядом, прислонившись к подоконнику, лениво перебирал четки упитанный, прилично одетый и до синевы выбритый азербайджанец. Кассир на мой вопрос о билетах в Москву на ближайший поезд ответила очень вежливо, даже с каким-то участием, что их нет на ближайшие тридцать суток. Ни СВ, ни купе, ни плацкарт. Все мои сопровождающие лица начали горячо и возмущенно выказывать ей свое отношение ко всему железнодорожному транспорту, и пока они там возмущались, ко мне мягко и неслышно подошел стоявший поодаль мужчина и вкрадчиво спросил:

— Уважаемый, проблэмы есть?

Я сразу все понял.

— Есть. Очень нужен билет до Москвы.

Мое сопровождение, узрев новое лицо, перестало ругаться с кассиршей и молча обступило нас.

— Вах, как понымаю. Ехать надо очень, да?

— Очень! — согласился я.

— Могу попробовать помочь. Нэ знаю. Можэт нэ получыться.

Весь мой эскорт мгновенно заговорил по-азербайджански, перебивая друг друга, интенсивно жестикулируя и что-то объясняя, показывая на меня. Кассовый магнат, невозмутимо крутя четки, вдруг хлопнул в ладоши.

— Ой, какой уважаемый человек не может уехать. Пойдем, поговорим с женщиной. Должна помочь. Должна.

И деликатно взяв меня под локоть, повел к кассе.

— Люба, надо помочь очень хорошему человеку. Очень достойному и хорошему человеку.

И повернувшись ко мне спросил:

— Сколько билетов? На какое число?

Ответить я не успел, потому что за меня ответил Игорь:

— Один. Москва. На завтра.

Азербайджанец наклонился к окошку.

— Любочка, завтра человеку ехать надо. В Москву.

И снова поднял голову ко мне.

— СВ? Купе? Нижний полка, верхний полка?

Тут уже свое слово успел вставить я:

— Купе, пожалуйста. Если можно, нижнюю.

За низким окошком кассы началось шевеление. Я, в душе уже опасаясь, что за меня снова заплатят, рывком подскочил к кассе, вытаскивая кошелек. Через минуту билет на завтрашний утренний поезд перекочевал в мой карман, и я расплатился за него ровно по таксе. Предполагая, что «на лапу» деловому азербайджанцу мне еще предстоит дать, я повернулся к нему и наткнулся на его очень доброе и улыбающееся лицо.

— Ой, какому человеку помогли. Долго-долго помнить буду.

Я поблагодарил и начал было открывать кошелек, но он меня остановил и очень витиевато объяснил, что ему стыдно, что он хотел такого человека о чем-то просить. Пока я соображал, что ответить, меня тронул за плечо Игорь и предложил уходить. Как оказалось, пока я разбирался с кассой, мзду за билет все же умудрился отдать он и, естественно, наотрез отказался брать у меня деньги. После этого я твердо решил, что ничего покупать не буду, а если и буду, то только за свои и быстро, пока они не успели меня опередить.

Потом была изумительная экскурсия по городу. Мы бросили машины, и всей компанией прогулялись по старому городу, его бульварам и улочкам. Я узнал, что такое дворец Ширваншахов и увидел знаменитую Девичью башню. Мне также показали место, где Никулин и Миронов в «Бриллиантовой руке» усиленно «ломали» руки, и где-то там же рядом мы перекусили ошеломляюще вкусными и сочными шашлыками, которые нам подносил старый бакинец в белоснежнейшем халате и белом колпаке. Все мои потуги платить самому пресекались сразу и очень грозно, так что уже к середине дня я перестал комплексовать по этому поводу, хотя напоследок снова пришлось немного покраснеть. Уже перед самым отъездом домой я увидел книжный магазин, а так как с детства питаю очень большую любовь к печатному слову, рванул туда. То, что я увидел, повергло меня в шок. Полки были полны дефицитных книг, тех самых, на которые у нас сдавали тонны макулатуры, получали талончики и радовались, как дети, очередному томику Дюма или Хейза. Тут все это, и не только, лежало свободно и, кажется, без ажиотажного спроса. Да и вообще магазин на 80 процентов был забит книгами на азербайджанском языке, а русскоязычная литература занимала совсем немного места. Я завис у этого прилавка минимум на полчаса, рассматривая подарочные издания «Графа Монте-Кристо», солидные тома Сименона, и даже отдельные книги сверхдефицитного Пикуля. Книги были недешевы, я очень долго облизывался и, наконец, решившись, купил себе трехтомник Пикуля и двухтомник братьев Стругацких. Я бы, конечно, взял все остальные книги, потому что никогда не считал возможным экономить на книгах, но большего себе позволить не мог и, зажав купленное, с тяжелым сердцем покинул магазин.