Стороны света

– Красивый, сказала девочка.

– Хочешь примерить?

– Он мне сейчас велик. Всё равно у меня потом свой такой будет. А этот оставь. Так будет легче.

– Кому?

– Всем, кому ты свой свет отдаешь. Брось, – девочка протянула гостье картонную трубку калейдоскопа, – я не дотянусь.

– Прямо в камин? Сгорит же.

– Обязательно, но от огня будет свет. Только нужно, чтобы ты са-ма...

…колокол, немой и неподвижный, полный тишины, которая вот-вот прозвучит, вспыхнул золотом, проливаясь небесным хоралом, откликаясь на это «ма»…

Мама!

Они пробили грань вместе, светом, оказываясь в доме, наверху, в спальне.

Мир плакал, натянутыми струнами, голосами детей стоящих на краю на сотнях крыш, на порогах дверей и окнах, и от каждой замершей, как сейчас Элена, фигурки тянулись ниточки паутинки, убегая за окраину. А Митика считала, боясь не успеть. Боясь, не удержать. Их всех и замерший на краю мир. Потому что Элену было кому держать, а их сейчас – некому.

Минэ, атта, нелдэ, канта, лемпэ, энквэ, осто, толто, нертэ…

Много. Сколько?

Сколы, осколки… Звенят. Так прекрасно, что ей больно слушать, а не слушать – еще больнее. Но в ней было столько света, что в тот момент она выбирала, подчиняться или подчинять. Теплый живой свет, против холодного и мертвого.

Она – сама. А он – рядом, где-то. Когда для прочих стало безопасно, он и его сверкающая звездным светом огненная тьма, позвали вместе, окончательно разбивая своей тишиной звучащее из-за грани крещендо:

Элена!

– Виен’да’риен. Так я слышу, – сказала Дара и качнулась.

Рикорд толкнул сестру внутрь, Митика бросилась их ловить, вякнул придушенный кот. А потом пришла другая тьма. И Альвине пришлось подставить щеку, вернее, челюсть. Грехопадение хоть и не случилось, но фантазия у Холина была хорошая, он сам себе все прекрасно допридумал и донапредставлял.

Нет бы по-простому стукнуть, еще и магией приложил. Не нарочно, скорее всего, а потому что был на взводе, гранью шел, да и недавний каскадный рывок добавлял огня, но это не точно. Главное, что заметить не успел, как много у них стало общего в энергетическом плане. А вот мельтешащая на краю сознания мелодия Альвине не нравилась. От слова совсем. Как и не заживающая трещинка на губе и дурацкий синяк. Зеркало отражало знакомую до мелочей физиономию и странное дело, но и трещинка, и синяк отчего-то делали лицо куда более настоящим, чем прежде, даже до всего. А хотелось, чтобы и красиво было.

В дверь позвонили, а потом и вошли. Альвине, приподнявший пальцы с дрожащей на кончиках «вуалью» морока, прислушался и остался как был. Настоящим.

7

– Здравствуй, лисенок. Ты давно не заглядывала.

Альвине с несказанным удовольствием любовался бывшей супругой, трогательно и значительно округлившейся в районе талии. Ее непременно тут же хотелось окружить заботой, усадить, дать в зубки что-нибудь вкусное и, умиляясь, наблюдать, как она грызет…

Ого! Вот это номер. Т’анэ Эфар чуть прикрыл глаза, выдохнул, очищая энергетику от постороннего и окружил себя слабеньким ментальным щитом. Услышав Лиссэ (что на языке дивных обозначало «сладость») Альвине не стал надевать не только морок. Люди не владели эмпатией и голосом настолько, чтобы ему, мастеру в перечисленном и физиологически устойчивому к подобному, приходилось себя ограждать. А тут такой сюрприз.

– Доброго дня, Альвине, – трепеща ресницами поздоровалась Лисия. Она стеснялась своей беременности и старалась прикрыть живот под специально скроеным платьем руками и сумочкой, но это только притягивало взгляд. Хотелось улыбаться. Просто так. – Я надеялась увидеть Ная. Он не приехал?

– Должен был. Но мы решили, что он побудет в Эфар-мар до конца месяца. Небольшие сложности с даром. Найниэ сейчас нежелательно контактировать с не устойчивым к голосу живыми.

Он взял ее за нервничающие руки и отвел к креслу. Усадил, вручил вместо сумочки круглую плюшевую подушку – прятаться за ней было удобнее чем за сумочкой, придвинул пуфик и устроился напротив. Изумительно, до чего хороша. По светлой коже веснушки бисером, рыжий стал темным, бронзовым, в зеленовато-карих глазах жадный вампирский блеск. Человеческие женщины, даже немножко ведьмы, так восприимчивы к ауре долгоживущих… Ребенок Лодвейна добавил в энергетику Лисии темного сияния, сделав ее удивительно похожей на Митику, ту с которой он случайно столкнулся в подворотне на Звонца и вмешался, хотя должен был просто наблюдать. Из-за вот этого темного сияния. Жалел? Случалось. Сомневался? Было. Наделал глупостей? Да. Поспешил? Однозначно. Поступил бы иначе? Нет.

– Ты чудесно выглядишь, Лис.

– Шутишь? Я ужасно толстая и мне все время хочется странного. Мяса с кровью, или просто...

– Крови, – коварно спросил эльф.

– Ужас, да?

– Так ты за этим забежала? Немножечко крови?

– Т’анэ Эфар! Вы совершенно невозможный тип.

– Возможный. Мы сына родили, помнишь?

– Разве такое забудешь? – ответила Лис и зарумянилась, вспомнив обстоятельства, и вильнула глазами в сторону.

– Лодвейн наконец узнал, что станет отцом? – догадался Альвине.

– Да, нечаянно, – и снова порозовела. Альвине открыто любовался. Матери его сына всегда чрезвычайно шло смущение.

– Ты счастлива, Лиссэ?

– Я... – Она задумалась лишь на долю мгновения. – Да. Это так странно. Я вот сейчас поняла. Когда ты спросил. Только...

– Только что?

– Вампиры не женятся на людях.

– Ерунда какая. Если тебе так хочется торжеств, можно просто устроить праздник с показательные надеванием колец.

– Браслетов.

– Браслетов, – поправился Эфарель. – Позовете друзей. И прочих причастных.

– Это будет не по-настоящему, – вздохнула она, опустив взгляд и погладив подушку.

– Глупенький лисенок... Ваше дитя, твое счастье, его забота – вот настоящее. А остальное – шелуха. Запомни это.

– А ты? Ты счастлив, Альвине?

Из распахнутых глаз Лисии на него смотрела некромант-стажер 2-го Восточного Митика Ливиу. И это было некрасиво. Смотреть на чудесную женщину, которая родила ему сына и была ему женой, и видеть другую, которая жена не ему и детей родила не ему. Впрочем… Он тоже задумался лишь на долю мгновения.

– Да, сладенькая. У меня все хорошо.

– Тогда откуда?.. – она коснулась пальцем уголка губ и приподняла бровь.

– В бегающую мебель веришь? – прищурился Альвине.

Лис хихикнула и покачала головой.

– Ладно, – нарочито покорно вздохнул он, – только не смей никому болтать, я и так выгляжу некрасиво в глазах общественности. У дамы, с которой я ненадолго уединился, оказался жадный и чрезвычайно вспыльчивый супруг.

– Еще один сын, т’анэ Эфар? – лучась смехом спросила Лисия. Но смех был только ширмой.