Стороны света

– Что-то не так, лисенок? Ты нервничаешь. Что-то с малышом? – пальцы Альвине сами собой сложились в основу для диагноста, но Лис накрыла руку ладошками, опуская на теплый ворс подушки.

– Всё в порядке. С ним. Это мой страх. После того, что случилось, едва не случилось с Микой у нас на новогодие, когда Дара…

Теперь была очередь Альвине накрывать ладони Лис своими.

– Послушай меня. И это действительно секрет, такие как я могут позвать свою кровь из небытия. Было сложно, потому что Дара не моей крови, но я разделил свет с ее матерью и… знал кое-кого очень похожего раньше, давно.

– Такие как ты? Эльфы?

– Такие как я эльфы, – кивнул Альвине.

Он не стал договаривать как боялся и какголосдрожал, едва не срываясь, потому что предначертанное грозило исполнится, не стал говорить и о том, что рядом обязательно нужен тот, кто подхватит. Целитель универсал или некромант. Лучше второй. Подхватит и удержит на пороге. Только так. Только так становятся Ее жрицами. Чтобы сиять во тьме золотом вечно возрождающейся жизни. Почти как фениксы, но немного иначе. Воплощенное пламя живет, чтобы умирать, а они умирают, чтобы жить. Такая у них магия.

– Совершенно дико просить тебя держать меня за руку в момент появления на свет не твоего ребенка. Я и не стану. Но…

– Ты носила мое дитя, делилась с ним, но и он делился с тобой. Мы связаны. Посмотри на себя Лис, ты почти человек, тебе много весен, а ты по прежнему выглядишь почти такой же, как была в день заключения брака.

– Сколько же досталось…ей, раз ты разделил с ней свет?

Не отвечал улыбался. Утешающе. Это была некрасивая тайна Лиссэ. И в этом была и его вина тоже. Она знала, что в тот день, когда между ними случилась близость, он видел рядом совсем другую женщину. Это обидно. Но несмотря ни на что, у них получилась хорошая семья по договору.

– Много, лисенок, но она вечное пламя, в ней и самой довольно жизни.

– Я знаю, что ты делаешь, – руки Лисии вновь легли сверху и сжали его пальцы и тот легкий ментальный щит, что поставил Альвине пошел рябью – так сильно она желала удостовериться в том, о чем догадалась. – Ты ждешь. Пока станет взрослым Рикорд, когда вырастет Дара… Просто ждешьее.

– Да, Лиссэ, я жду, – ответил Альвине и открылся. Сам. И вновь видел себя сквозь отражение чужих глаз, а Лис показалось, что она ослепла на миг, так ярко он сиял. Нереальный, как видение дрожащее на границе между сном и явью. Волосы – теплый каштан, глаза – пронизанное солнцем бирюзовое море, и светлая кожа, на которой кое-где все еще остались следы страшного жара, если знать куда и как смотреть, расцвеченная серебристо-золотым узором. Щеки, шея, руки.

– Жду мое сокровище, мое предназначение, хаэл’ин’тэс, – произнес он, и мир отозвался музыкой. – Мне это не сложно. Ждать – одна из немногих вещей, которые я делаю идеально.

8

Проводив Лисию и немного нарушив закон по допустимому эмпатическому воздействию, успокаивая разнервничавшуюся беременную женщину, Альвине поднялся наверх и все же привел в порядок внешнее. Внутреннее тоже не мешало бы, но это долгий процесс. Через пару часов у него встреча в магистрате, а до этого он хотел заглянуть в школу.

Альвине часто казалось, что он играет в прятки. С собой в том числе. Особенно сейчас. Останавливая магмобиль у старого въезда, как десятки раз до сегодняшнего дня, он точно знал, что Холину это не понравится, и у того опять возникнет желание уронить авторитет главы дома Эфар на что-нибудь потверже. Особенно на фоне недавних событий.

Чувство благодарности за жизнь дочери при рождении у замнача по оперативной работе таяла пропорционально ее взрослению. Оно, это чувство, в принципе, было такой же редкостью у темных, как бескорыстие, и чаще всего принимало вид «я вам должен, я вам прощаю», поэтому посмотреть на звездочку Альвине ездил будто бы тайком. Не очень-то утаишь красный «феррато» в сквере, где красного нет ровным счетом ничего.

Немного посидев в салоне, Альвине вышел, обогнул школу вдоль ограды и вошел во двор сквозь арку с гербом и вензелями. Это было старое заслуженное учебное заведение 1-й ступени для темных одаренных со своими традициями и правилами. Классы по уровню дара, мальчики отдельно от девочек, дисциплина и правила. Лояльность попечителей заключалась лишь в том, что здесь больше не смотрели на чистоту крови. Так что уши Альвине хоть и выглядели во дворе школы для темных немного неуместно, но не экзотично. Обычный костюм, рубашка, галстук-лента, волосы… короче, чем принято, но это от частых стрижек. Сравнительно недавно в отрастающем золотистом-каштановом перестало мелькать тускло-серое.

А вот пожилой и грузноватый вахтер себе в фантазиях не отказывал. Эфарель, если бы захотел, вполне мог бы не прилагая особых усилий все в красках увидеть, так самозабвенно этот любитель сетесериалов «Темные и знаменитые» и «Дивные тоже плачут» всякий раз додумывал причины визитов довольно известного эльфа к детям довольно известного темного.

Альвине встал напротив широкого окна, позволяя себя рассмотреть, и кивнул как старому знакомому. Вахтеров в школе было двое, но т’анэ Эфар неизменно попадал на смену этого. Удобно, не приходилось всякий раз заново объяснять, что он приехал за учениками Холин. Только не сегодня. Сегодня – просто повидаться. До конца учебный день еще не окончен, но с минуты на минуту должен был прозвучать сигнал для обеденной паузы.

Элена вышла за две минуты до трели звонка, остановилась на ступеньках крыльца, серьезная. На ней был длинный сарафан с кружевной рубашкой в рюшах. Под воротником – узкая черная ленточка небрежным бантом, на поясе – сумочка-мешочек. Она как хомячок, всегда таскала с собой множество мелочей, а Альвине понял, что впервые явился без подарка. Все женщины, сколько бы ни было им лет, всегда ждут подарков, даже когда не ждут. Этим секретом с ним однажды поделились, и Эфарель старался следовать совету. А сегодня вдруг забыл.

Элена тем временем подошла, шурша подошвами по дорожке, будто ей лениво было как следует приподнимать ноги при ходьбе. Альвине нравился звук. Они как раз успели отойти в угол двора, к разлапистому дереву, словно специально созданному для лазания, когда сигнал все же прозвучал, и из дверей школы вынеслась галдящая, как встревоженная воронья стая, группа младших детишек.

Дара покосилась на них с сочувствием, провела пальчиком по левому наушнику, приглушая звук и, приподняв голову, тепло улыбнулась.

Альвине присел, чтобы быть с ней одного роста и чтобы вечно падающий на глаза черный шелк волос, который так и хотелось заправить за ухо или под ободок наушников, не прятал волшебство. Дара потянулась первой. Погладила синяк на скуле, скрытый мороком.

Больно?– спросили темно-синие в искрах света бездны глаз, и риски бровей трогательно приподнялись.

– Капельку. Но я сам виноват.

Говорить было не обязательно, она могла слышать его без слов, стоит приподнять щиты, но это пока лишнее, и ей так привычнее, хотя сама Элена редко пользовалась звуками для общения, только когда иначе никак.