Стойкость

– Я здесь, док. Я дам тебе что-нибудь от боли, но сначала мне нужно проверить твой неврологический статус.

Я проверяю его зрачки, когда он протягивает руку, чтобы коснуться моего лица.

– Люблю...тебя.

Его голос чуть выше шепота.

– Я тоже тебя люблю.

– Стойкость...пройдена.

– Да.

– Ты...моя. Моя...пара.

– Я вся твоя, док. Навсегда.

Я провожу предварительную оценку и не нахожу причин сомневаться в его неврологическом статусе. Слава Богу.

– Детка, я сделаю тебе инъекцию морфия в бедро.

Он даже не вздрагивает, когда игла пронзает его кожу и входит в мышцу.

– Надеюсь, ты пойдешь со мной домой, чтобы помочь ему подняться по лестнице в спальню.

– Конечно. Тебе нужно пойти вперед, чтобы подготовить комнату?

– Нет. Я превратила нашу спальню в импровизированный процедурный кабинет, когда ходила домой за морфием.

– Хороший ход.

Джейми много стонет во время пересадки в машину и в первой половине поездки. Он успокаивается на последнем отрезке пути, поэтому я кладу руку ему на грудь, чтобы следить за его дыханием и пульсом, пока мы не добираемся до дома. Кровать расстелена и готова принять Джейми. Я понятия не имела, чего ожидать, поэтому приготовилась к худшему. Ожидания оправданы.

Син со Стерлингом запыхались, когда вместе с Джейми добрались до верха лестницы.

– Этот ублюдок тяжелее, чем кажется.

– Вероятно, он тяжелее, потому что его тело не в тонусе. Он всего лишь мертвый груз.

Он камнем падает на кровать.

– Думаю, морфий действует.

– Спасибо, что принесли его сюда. Ему было бы не очень удобно на одной из коек в процедурном кабинете.

– Нет проблем. Мама осталась с детьми?

– Да.

Син обнимает Блю, но смотрит на меня.

– Я хочу, чтобы ты знала, что это был ад для меня, но все кончено.

Всё кончено.

– Это единственная хорошая новость, - Син целует Блю в макушку.
– Это была долгая ночь. Я буду спать на диване, если понадоблюсь.

Я смотрю на избитое тело Джейми, и все, что я хочу сделать, это сорваться и заплакать, но это не поможет ему.

– Ты поможешь мне снять с него одежду,чтобы я могла помыть его?

– Все, что нужно.

Я разрезаю его рубашку, а затем брюки, но оставляю трусы. Блю здесь.

– Я поставила тазик рядом с раковиной в ванной. Наполни его теплой мыльной водой и принеси мне. И мочалку?

– Да.

Джейми грязный. Весь в крови с головы до ног. Я так злюсь, когда вижу его в таком состоянии. Как? Как они могли так поступить с одним из своих? Это бесчеловечно. Закончив срезать с него одежду, я омываю каждый дюйм его обнаженного тела. Он в худшем состоянии, чем я себе представляла - бесчисленные порезы, синяки и ссадины.

Он громко стонет, когда я мою ему правый бок.

– Вот так вел себя, Син, когда я его мыла. У него были сломаны ребра, и, держу пари, у Джейми тоже.

– Мне нужно наложить шину, чтобы ему не было так неудобно.

Блю пристально смотрит на плечо Джейми.

– Плечо Сина было вывихнуто. Может проверишь.

– Я собираюсь сделать тщательный осмотр.

Я уже вижу пару рваных ран, которые можно зашить одним или двумя швами.

– Мак?

– Я здесь.

– Наша малышка...похожа на тебя. У нее твои...черные волосы.

Либо морфий вызывает у него галлюцинации, либо он спит. Я не уверена, что именно.

– У нас нет ребенка.

– Наш сын похож на меня, но у него твои прекрасные зеленые глаза.

Я смотрю на Блю и улыбаюсь.

– У нас только двое детей?

– Нет. Четыре.

– О, держу пари, мы очень заняты.

– Детское тесто...в твоей миске. Булочки...в духовке.

Я смеюсь и смотрю на Блю, пожимая плечами.

– Наркотики. Они заставляют людей говорить чушь.

Чтобы искупать Джейми и провести полную оценку, требуется несколько часов. Я совершенно измучена, когда переодеваюсь и наконец забираюсь в постель рядом с ним.

Он спит. Дыхание у него глубокое и ровное.

– Я люблю тебя, док. Не хватает слов, чтобы отблагодарить тебя за этот...этот акт любви.

Я с трудом могу произнести слова, потому что рыдания угрожают поглотить меня.

– Никто и никогда не проявлял такой бескорыстной любви, и в результате я борюсь с чувством вины.

Я никогда не усомнюсь в любви этого человека. Никогда.

– Я сделаю так, что ты никогда не пожалеешь о том, что прошел через ад ради меня, - я поднимаю его руку и целую.
– Ты видишь меня насквозь.

Глава 17

Джейми Брекенридж

У меня болит всё тело. Даже ресницы болят, когда я пытаюсь открыть глаза. Мои веки распухли, а зрение затуманилось. Я надеюсь, что это побочные эффекты от отека и наркотиков, а не то, что происходит с моими зрительными нервами. Я переворачиваюсь, и мой мозг немедленно начинает пульсировать. Отскок боли от наркотика. Ненавижу это дерьмо. Я смотрю на свое окружение сквозь узкие щелочки распухших век. Я дома. Спасибо, блядь. Нет другого места, где я хотел бы быть прямо сейчас. Солнце, похоже, садится. Должно быть, уже поздно, а это значит, что я проспал большую часть дня. Ничего удивительного. Уверен, Эллисон регулярно давала мне морфий.

Она спит рядом со мной. Моя прекрасная Мак. Уверен, что и для нее это была долгая ночь. Она лежит на спине, закинув руки за голову. Ее майка задралась, обнажая голый живот, и я не могу удержаться, чтобы не дотронуться до него. Я кладу ладонь на ее плоский живот и представляю, как он будет выглядеть через несколько месяцев, если внутри нее будет расти часть меня.

– Тебя будут любить. Я всегда буду делать все возможное, чтобы ты был в безопасности. Ты и твоя мама.

Эллисон шевелится, и я кладу руку ей на щеку.

– Мак.

Ее глаза распахиваются, и она поворачивается ко мне. Она протягивает руку, чтобы коснуться моего лица, и это странное ощущение. Так будто оно жирное и онемевшее.

– Рада видеть тебя в стране живых.

– Мне очень приятно проснуться и обнаружить, что ты рядом со мной.

Нет более прекрасного зрелища. Ее рука находит мою.

– Тебе очень больно?

Всю ночь напролет я был боксерской грушей. Боль - мой единственный вариант на данный момент, но я не скажу ей.