Страна надежды

— На природе-то самое оно! Не грусти, милая, помяни моё слово, радостной вернёшься. Ты лучше расскажи, как родные-то его тебя приняли. Не обижают?

Разговор вновь завертелся вокруг разных мелочей, и Мериам успокоилась. Допила чай, поблагодарила матушку Гримм за заботу и пошла дальше воевать с амбарными книгами.

Мериам подводила баланс, когда на плечо легла рука мужа.

Шардаш извинился перед мастером Гриммом и увёл жену на свежий воздух. Рабочий день для неё закончился.

Чинно прогуливаясь под руку с супругом, адептка пересказывала последние новости, жаловалась на духоту: вечером жара спала, но дышать легче не стало. Грозу бы!

Шардаш в свою очередь сообщил, что присмотрел дом:

— Если тебе понравится, первый взнос внесу. Остальное за год отдам. Ничего, возьму ещё один курс под крыло, откажусь от табака, зато получим своё жильё. Самой ведь наверняка неудобно в преподавательском корпусе.

Мериам пожала плечами. Она смущения не испытывала, привыкла здороваться и болтать с новыми соседями, а вот Шардаш хотел жить отдельно и молчаливо ревновал жену к преподавателям до шестидесяти лет. Естественно, комнаты профессора находились в мужском блоке, а, значит, Мериам постоянно общалась с холостыми представителями сильного пола.

Адептка устала объяснять, что никем, кроме мужа, не интересуется, даже надевала ошейник на чаепития у «опасных субъектов». Шардаш успокаивался, но всё равно ревностно следил за тем, чтобы с Мериам не смели флиртовать. На этой почве случилась пара конфликтов. К счастью, всё быстро и безболезненно разрешилось.

— Хорошо, завтра посмотрим.

Шардаш кивнул и шепнул, что уже договорился на утро.

Они спустились в Нижний город. Профессор обнял жену за плечи, одновременно защищая и ласкаясь к ней. Он вспомнил осень прошлого года, когда искал пропавший перстень и наткнулся на неуклюжую рыжую девицу. Кажется, где-то здесь Шардаш впервые её поцеловал — импульсивно, желая узнать вкус губ. Найти бы теперь этот проулок и этот трактир…

— Мы куда? — поинтересовалась Мериам, когда они свернули с главной улицы.

— Воскрешать прошлое и развратничать, — подмигнул Шардаш и поправил ошейник: тот прилип к потной коже.

Обычно символ брачных уз оборотней прятался под рубашкой, но лето диктовало свои условия. Да и все в Бонбридже знали, кто такой профессор.

Мериам не понимала, зачем носить одновременно кольцо и ошейник, но Шардаш ничего снимать не собирался. Так, по его словам, он отдавал дань уважения и своим предкам, и расе супруги.

— Тревеус, не надо, да ещё прилюдно! — взмолилась Мериам. — Понимаю, для оборотней естественно ходить голыми, спариваться на глазах у…

— Фи! — профессор ласково щёлкнул её по носу. — Я, может, и кобель, но разумный, к извращениям не склонный. Вот ещё, других в такие дела посвящать!

Ориентируясь по запахам, Шардаш нашёл-таки тот трактир и предложил снова ударить Мериам дверью. Та обиделась, вырвала руку и заявила: она сейчас сама кого-то ударит.

— Неужели не помнишь? Пирожки, любовный роман, твоё бегство…

Адептка нахмурилась, а потом поняла, о чём речь. Рассмеявшись, заявила:

— Не знала, что ты такой сентиментальный! А ещё книжки отбирал… И не стыдно, Тревеус? Сам зачитывался ночи напролёт, куски заучивал, чтобы с выражением декламировать и шифровки писать. Мне потом по твоей милости от директора влетело: он решил, будто шпионка — я. Нет, не стыдно, а? Большой тёмный оборотень — и романы с сердечками.

Шардаш фыркнул и напомнил: именно она грезила о «великой и чистой любви», начинавшейся почему-то в грязной подворотне.

— Или это твои тайные желания, Мирри? Ты только кивни. Стены здесь крепкие, место не бойкое, а желания — хоть отбавляй.

То ли шутя, то ли всерьёз, профессор прижал жену к соседнему забору. Та процедила: «Дурак!» и, вырвавшись, зашагала прочь.

— Мирри, а как же большая и чистая любовь? — давясь смехом, крикнул вслед Шардаш.

— Подавись! — адептка обернулась и показала ему «фигу».

Профессор неприлично захрюкал, а потом и вовсе согнулся пополам от хохота.

Мериам покрутила пальцем у виска и предложила не баловаться пошлыми фантазиями.

— Давно ли они стали пошлыми? — Шардаш подошёл и поцеловал её.

— С тех пор, как вышла замуж и подарила тот хлам Инессе. Но я попрошу, она даст тебе почитать.

— Нет! — взвыл профессор, отступив на шаг. — Мне тогда на всю жизнь хватило! Лучше демоны, чем романы о горячих телах и сокровенных пещерах.

Теперь рассмеялась Мериам:

— Всё, провинишься, подарю книжечку с сердечками и заставляю читать вслух.

Шардаш пообещал иначе загладить вину и, видимо, решил начать прямо сейчас. Авансом.

Поцелуй затянулся. Наконец адептка отстранилась, поправила воротник мужа и потащила к морю, дав понять, что с воспоминаниями покончено. Шардаш заартачился и поставил Мериам перед фактом: сначала еда, а потом прогулка.

За ужином профессор сообщил об изменениях в планах. Он хотел пару дней провести в Фераме и лишь потом уединиться в лесном домике.

Они сидели на открытой террасе таверны, лакомились морепродуктами и наслаждались морским пейзажем. Хозяин открыл заведение в удачном месте: в Нижнем городе, но в стороне от складов. Сюда хаживали не моряки и беднота, а обеспеченные горожане. Таверна работала исключительно в тёплый период года, зато именно здесь предпочитали играть свадьбы представители иных рас. Им требовалось слияние с природой, а тут к их услугам был и свежий ветерок, и небо, и трава, и деревья, и вода.

Брали в наём и лодочки. Немало парочек уединилось с корзинами для пикника на небольшом расстоянии от берега.

Шардаш раз в неделю водил сюда Мериам ужинать. Адептка догадывалась, цены им не по карману, но не возражала: бесполезно. Зато так вкусно!

Откинувшись на спинку плетёного кресла, Мериам наблюдала за тем, как вышколенный подавальщик в форменном бордовом переднике расставлял тарелки. Обслуживали здесь быстро, как в лучших ресторанах, которые держали эльфы.

Мериам невольно краснела, сравнивая свою одежду с платьями других дам. Они блистали украшениями и нарядами по последней придворной моде. Особенно отличались эльфийки — признанный эталон женской красоты и безупречного вкуса. Даже Шардаш посматривал иногда на даму слева. Мериам не ревновала: она сама ею любовалась.

Убрав бутылку обратно в ведёрко со льдом, профессор провозгласил тост:

— За тебя и наших будущих детей.

Мериам кисло улыбнулась и выпила. Она надеялась, муж не станет поднимать болезненную тему в столь прекрасный вечер, но, видимо, ошиблась.

— Тревеус, успеется, — отмахнулась Мериам и отрезала кусочек рыбы.

— По человеческим меркам, да, а по нашим возникнут вопросы. Мать решит, что либо я, либо ты меня не любишь. Или опять начнёт твердить, будто взял в жёны заведомо бесплодную.