Страсти по Веласкесу
Шрифт:
– Валяй, приезжай. Только я ведь и не открыть могу… – В голосе Герасима звучало неприкрытое злорадство.
– Ну что ж, спасибо, что помочь не отказался. Всего доброго тебе, Герасим. Да, вот еще что… в следующий раз, когда задумаешь модернизировать свои балалайки, ко мне за долгосрочным кредитом не обращайся. Получишь шиш, – ласково промурлыкала я.
Угроза эта, оброненная мной как бы невзначай, на самом деле была нешуточной. Я являюсь главным и единственным Гериным спонсором. Я дала ему деньги на открытие его фирмы, я финансировала его оснащение, и опять же я осуществляла материальную поддержку в трудные для моего строптивого знакомого периоды. Неудивительно, что намек на прекращение кредитования оказал
– Да ладно, не кипятись. Я же в шутку сказал… – принялся отыгрывать он назад.
– Я тоже пошутила, – покладисто отозвалась я, но Герасим, казалось, мне не поверил.
– Анька, перестань… Ну что ты злишься по пустякам? – миролюбиво прохрипел он.
– Помощь ближнему – не пустяк, а святая обязанность каждого, – не упустила я возможность вразумить толстокожего ленивца.
– Я тебе когда отказывал? – не на шутку обиделся Гера.
– Только что!
– Сама знаешь, это не всерьез. Просто ты позвонила не вовремя, – виновато сказал он, и вся моя обида на него моментально испарилась.
Думаю, на этом бы мы и поладили, но из телефонной трубки вдруг донесся неясный шум, а потом сонный женский голос капризно простонал:
– Господи, вот привязалась! Да пошли ты ее к черту, спать же охота!
Этого оказалось достаточно, чтобы наше с Герой хрупкое перемирие с оглушительным звоном разлетелось на мелкие осколки. Оскорбленная наглым вмешательством неизвестной девицы, наверняка подцепленной неразборчивым в связях Герасимом на дискотеке и оказавшейся в его постели по чистой случайности, я моментально вскипела и гневно рыкнула:
– Скажи своей Муму, чтоб заткнулась и сопела в подушку, когда люди разговаривают!
Странно, но Герасим, как мне вдруг показалось, оскорбился.
– Ее зовут Лена.
То, что Гера встал на защиту неизвестной и даже вспомнил ее имя, хотя обычно такое за ним не водилось, почему-то не на шутку меня задело.
– А мне без разницы! Посоветуй ей не доставать меня, я…
– Все! Кончай пылить и вези дискету, – оборвал мою гневную тираду Герасим.
Дело для меня всегда было превыше всего, поэтому я тут же заткнулась и коротко сказала:
– Еду.
Компьютерный гений жил на другом конце старой Москвы, что не так и далеко от меня, но из-за пробок добираться мне пришлось минут сорок. Оставив машину у подъезда, я не стала дожидаться лифта и привычно понеслась вверх по хорошо знакомой лестнице, прыгая через две ступени.
В самом начале своей карьеры я прожила в этом доме три года, снимая каморку в огромной коммуналке и упорно осваивая азы будущей профессии. Именно тогда я подружилась с Герасимом, занимавшим вместе с матерью две комнаты в дальнем конце коридора. Он учился в школе и самозабвенно мечтал о собственном компьютере, которого у него на тот момент не было, и быть не могло. Зарплаты медсестры едва хватало, чтобы прокормить сына, а ведь нужно было еще покупать ему одежду, которая на шустром парне буквально горела. Мы с ним сошлись на почве ужинов и моей бесхозяйственности. В том смысле, что я не была приучена к домашней пище. Мамаша, которой до меня никогда дела не было, в пьяном угаре о таких пустяках, как еда, обычно не вспоминала. В моменты просветления она баловала меня пирожками, что продавались рядом с заветным ларьком с выпивкой.
Поселившись отдельно, я многолетней привычке не изменила и продолжала питаться всухомятку. Возвращаясь домой, по пути заскакивала в магазин, покупала колбасу, сыр, консервы – и это был мой ужин. Тянущийся вверх и поэтому вечно голодный Герасим вечерами, пока мать дежурила в больнице, крутился на кухне, наливаясь пустым чаем и исподтишка косясь на ужинающих соседей. Не знаю, как другие, но я под этим тоскливым взглядом чувствовала себя неуютно и поэтому уже на второй
вечер пригласила его к своему столу. Парень ломаться не стал и предложение принял охотно, а в знак благодарности принялся развлекать меня рассказами о тонкостях компьютерных технологий. С того вечера так и повелось: я приносила провизию на кухню, а меня там уже поджидал горячий чайник и голодный Герасим.Прошла неделя, и в один из вечеров Гера однажды заявил:
– Если одними бутербродами питаться, никаких денег не хватит. Тебе что, лень нормальную еду сварганить?
Сознаваться зеленому пацану, что ничего готовить я не умею, было стыдно, поэтому пришлось соврать:
– Нет сил возиться. Устаю на работе.
Парень понимающе кивнул и предложил:
– Давай я кашеварить буду. Ты только продукты купи.
– А что нужно? – растерялась я, имеющая лишь приблизительное представление, что из чего получается.
– Картошки! – ответил Гера. – Нажарю сковородку, вот и наедимся!
Идея так мне приглянулась, что я, не раздумывая, выдала ему деньги. Следующие три года мы изо дня в день ели жареную картошку, потому что ничего другого, как оказалось, Герасим готовить не умел. Кому-то, более обласканному жизнью, такое однообразие быстро надоело бы, но я была счастлива. Впервые в жизни меня вечерами ждала горячая еда, причем приготовленная специально для меня.
Дверь отворилась, и в полутьме коридора возник Герасим. И я снова подумала, что за прошедшие со времен нашего знакомства годы он окреп, возмужал и раздался в плечах. Ничего в нем теперь не напоминало того тощего пацана, с которым мы ели картошку прямо из сковороды на огромной коммунальной кухне. Правда, в то утро выглядел он не лучшим образом: заспанная физиономия и торчащие во все стороны вихры ясно свидетельствовали о бессонной ночи. Я вспомнила девичий голос в трубке и невольно расплылась в улыбке.
– Что? – недовольно скривился Герасим.
– Классный видок.
– На себя посмотри, – беззлобно огрызнулся он.
Препираться мы могли до бесконечности, и оба получали от пикировки искреннее удовольствие. В другое время ни за что не упустила бы возможности подколоть его, но на этот момент настроение у меня было препаршивейшее. Душу будоражила неясная тревога, причиной которой было злополучное послание. Держаться я старалась бодро, но Герасим сразу заметил неладное.
– Что с тобой? – насторожился он.
– Сама понять не могу. Вроде ничего серьезного, а на сердце неспокойно.
Стараясь избегать излишних эмоций, коротко изложила суть возникшей проблемы, особо отметив непонятную осведомленность отправителя.
Герасим слушал внимательно и вроде бы даже сочувственно, но, когда я умолкла, раздраженно пожал плечами:
– Ну и что ты так волнуешься? Что тебе заказчик неизвестен? Тебе это так важно – знать в лицо того, кто хочет получить эту картину? По-моему, нет. Главное – человек готов щедро заплатить. Или для тебя деньги уже перестали что-либо значить?
Я страдальчески поморщилась:
– Нет, конечно.
– Тогда я не понимаю, чего ты дурью маешься. Кончай бренчать нервами и приступай к работе.
Мы постояли немного, сверля друг друга гневными взглядами, потом Гера взял меня за руку и мягко спросил:
– Почему ты так нервничаешь?
– Трудно сказать… Но ты же знаешь, чем я занимаюсь. Тут любой пустяк может подлянкой обернуться.
Герасим понимающе кивнул. Он, в отличие от многих моих знакомых, действительно знал, чем я зарабатываю на жизнь. Поделилась я с ним своим секретом давно, и произошло это случайно, под влиянием моей минутной слабости. В то время я была очень одинока, не имела ни настоящей родни, ни преданных друзей. Родственников мне заменял мой наставник Павел Иванович, а единственным другом был тощий подросток Герасим.