Страстный. Плохой. Опасный

От предвкушения этого ужаса, я забываю саму себя, внезапно доверившись ошеломляющей панике.

Эмоции меня переполняют. Беспокойность с каждой секундой становится только сильнее. Перед глазами все размыто, и непонятно, от слез или я на грани потери сознания.

В какой-то момент он дает мне спуститься на пол, громко ударившись коленями. Вокруг мало пространства, а его ужасно до чрезвычайности много. Он действительно огромен, и я чувствую себя потерянной маленькой девочкой, совершенно неготовой к его беспощадности.

Теперь, стоя на коленях, вцепившись в его руку, я истерично умоляю.

— Перестань! Пожалуйста, только не так! Не поступай так со мной, Максим! Я обещаю… Обещаю, больше никаких побегов! — Гордеев смотрит на меня с жуткой ухмылкой, наблюдая за тем, как я утопаю в слезах у его ног.

Пусть я буду униженной, но он смилуется надо мной… Нужно успокоиться, подумать над словами, но бесконтрольная паника делает невероятные вещи — она заставляет меня страдать еще больше.

— Ты делаешь больно сама себе. Хватит, Ярослава, встань, — он пытается перехватить мою руку, дернуть вверх, но я вырываю ее и цепляюсь за его ноги.

— Максим, я говорю правду! — вскрикиваю я. — Ты ничего не добьешься насилием… Не нужно… Мне страшно, я больше не буду так делать… Не надо меня так брать! Хочешь, я сделаю все ртом? Пожалуйста!

Гордеев задумчиво смотрит на меня, пока я трусь о его ноги, и перехватывает подбородок. Размышляет, качает головой и тяжело вздыхает.

— Прошу тебя, — шепчу.

Я не управляю собственным телом, все происходит на инстинктах и под влиянием эмоций, когда тянусь к его ремню. Неожиданно сам Гордеев перехватывает мои запястья и отводит от своих брюк. Так он точно не хочет.

— Когда ты твердишь, что я чудовище… Я могу стать настоящим чудовищем для тебя, Ярослава, — спокойно говорит он, и я ему верю. — Лучше скажи, что любишь меня. Скажи мне это, и я обещаю, что прощу такую непростительную выходку, — шепчет, а меня сотрясает дрожь от его слов. — Сейчас же. Говори.

Он помешанный! Ненормальный!

— Давай! — взревел, дергая мои руки, и от боли, я страдальчески заскулила.

— Я… л…люблю тебя, — обреченно говорю я, ощутив, что Максим перестал напирать на меня и немного ослабил хватку.

— Еще раз. Малышка, скажи это еще раз. Я должен тебе поверить, чтобы у меня исчезло желание наказывать тебя, — Максим перехватывает мой подбородок, плавно поднимая мою голову.

Мы встретились взглядом. Единственное, что придает немного уверенности — он все еще не снял брюки и дал обещание.

— Я л…люблю тебя, М…Максим, — повторяю я, вздрагивая от сдерживаемых слез.

Вспоминаю все, что в сердцах говорила ему в ресторане и во всем виню только себя. Это я довела его, чтобы он так обращался со мной, чтобы требовал сейчас такие слова.

Слезы, несмотря ни на что, продолжают бежать по моим щекам безудержными реками.

— П…Прекрати, пожалуйста… Мне б…больно.

Господин стоит надо мной, стирая большим пальцем мои соленные слезы на губах.

— Повтори, малышка. Повтори так, чтобы ты тоже поверила в то, что говоришь, — настаивает Максим, так тяжело дыша, словно он на грани… Неизбежного морального удовольствия.

— Я люблю тебя, Максим, — выдохнула эти злосчастные слова в очередной раз, да так обреченно, будто это мой прямой и бесповоротный финиш.

Такое чувство, что я проиграла и готова обнажить свою шею для решающего смертельного броска, но нет… Сейчас я хочу забиться в угол и разреветься. Зачем он так со мной? Лучше бы ударил, чем заставил произносить такие слова.

Внутри что-то надламывается. С треском.

Максим улыбается и заставляет подняться. Но едва я встаю на ноги, перед глазами темнет. Я все еще содрогаюсь от рыданий, с истерическим завыванием и с лихорадочными всхлипами.

— Слышишь меня? — я жмурюсь, когда он трясет меня за плечи. Понимаю, что подо мной мягкая кровать, рядом взвинченный Максим, а на полу разорванное платье.

Когда он успел? Я все-таки потеряла сознание? Что происходит?

— Ярослава! — мне тяжело сфокусировать взгляд на его лице, часто моргая. — Выпей это, — отворачиваюсь, но Гордеев насильно засовывает в рот горькие таблетки и заставляет запить водой, закрывая нос.

— Нет, пожалуйста, я больше не буду! Ты же обещал! — горячо вскрикиваю, надрывно всхлипывая, пытаясь встать. Максим неизменно возвращает на спину, не давая возможности избежать его издевательств.

Чем он меня напичкал? Зачем продолжает меня мучить? Мне плохо, сейчас я всего лишь могу снова скатиться к его ногам, и вряд ли смогу подняться самостоятельно. У меня ужасная слабость.

Я себя чувствую так, словно выкрученная тряпка, и физически, и морально. Мысли разбегаются в разные стороны, и голова гудит. Как же душно, невыносимо сложно дышать. Слезы бесконтрольно текут по щекам, и остановить их нет возможности, как и эти обреченные жалкие всхлипы, которые сотрясают мою грудь.

— Господи, Ярослава! Тихо, это всего лишь успокоительное, — он ложится и притягивает меня к своей горячей обнаженной груди, прикрывая обнаженность тонким пледом. — Не трону, — злится он, когда я хоть и слабо, но все-таки пытаюсь отодвинуться от Максима.

— Отпусти, — жалобно шепчу я, но вырываться перестала, обессиленно оставшись на груди Максима, тяжело дыша.

Его сердце так взволнованно бьется… Почему? Очевидно, я себя действительно плохо чувствую и ненадолго потеряла сознание, заставив Господина Гордеева волноваться. Конечно, вдруг он лишится такого неисчерпаемого источника удовольствия, с которым не сможет резвиться и развивать свои таланты садиста.

— Тш-ш-ш, — плотнее прижимает к себе, обвивая меня своими жестокими, но отчего именно сейчас нежными руками.

Максим гладит меня по голове, бережно перебирает каждый локон волос, прижавшись щекой к макушке. Я не понимаю, что происходит, но то, что мне не грозит быть изнасилованной и избитой, успокаивает.

Возможно, такой нервный срыв отнимает у меня последние силы. Чувствую абсолютную апатию и равнодушие.

— Я тоже люблю тебя, малышка, — едва уловимо шепчет Максим, заставив мое сердце испуганно ёкнуть.

Еще немного, и я смирюсь…

Еще немного, и он меня уничтожит.