Стратегии счастливых пар

Почему он сделал этот шаг лишь после смерти Афрания Бурра, вместе с которым философ был способен противостоять Нерону, поддерживая баланс сил? Может быть, потому, что, как для всякого мужчины, самой важной жизненной задачей для него оставалось признание главного дела жизни, которым, естественно, была не власть и не накопительство. Ради философии и литературы Сенека пришел во власть, использовал ее в качестве исключительной трибуны, с которой смел и мог вещать миру. Теперь же, признанный и прославленный, взлетевший над Римом, подобно одной из его упоительных легенд, престарелый и несколько утомленный государственными обязанностями властелин умов мог прожить остаток жизни в кругу семьи. Жена и близкие друзья понимали, чем вызвано это решение, они безоговорочно поддерживали его.

С того времени Сенека пребывал в тени своих прежних деяний во власти, лишь изредка оказывая влияние на события только в тех редких случаях, когда дело напрямую касалось семьи: он, к примеру, приложил руку к назначению брата своей жены Помпея Паулина на должность управляющего сбором налогов в казну. Знаменитый философ после удаления от дел практически не жил в столице, предпочитая загородную тишину, беспредельное спокойствие и тихую, размеренную жизнь частного лица. Теперь уже, вкусив власти сполна, душой осознав ее дьявольское начало, он хотел было выйти из игры, подобно Марку Агриппе или Меценату, жившим при дворе Августа и отпущенным им на покой. Но было слишком поздно строить безопасное убежище для себя и своей семьи; слишком многих завистников он нажил, находясь у штурвала империи; слишком многие завидовали его несметным богатствам, пусть даже он не пользовался ими. Да и Нерон мало походил на Августа. Поэтому стареющий Сенека лишь отдыхал в тени, не пытаясь скрыться, спрятаться совсем.

Философ, более всего почитавший два искусства – жить и умирать, – оставил немало рельефных подсказок для тех, кто хотел бы пройти свой путь вдвоем со спутником жизни. «Его философия обретала новое измерение, состоявшее в достижении “счастливой” жизни» – так расшифровывает мыслительные устремления философа Пьер Грималь. И в этом смысле семья как нельзя лучше отражала образ жизни законодателя обновленного философского течения. Сама семья в его миропонимании принадлежала тому феноменальному оазису, который пробуждает желание наслаждаться жизнью и созерцать ее в первозданных формах, лишенных напыщенности и декоративности. Сенека, даже поглощенный властью, не раз упоминал, что жена находится рядом с ним, подчеркивая важность этой близости для него.

Да, он окружил себя и свою семью невиданной роскошью, но старался не замечать шикарных декораций и почти не пользовался своим положением. Он с пафосом писал трактаты «О благодеяниях» и «О счастливой жизни», утверждая, что ни оскорбления, ни упреки не тревожат его сознания. Но конечно, он лукавил, и за бессмертной мудростью прятался сомневающийся, колеблющийся, но отчаянно борющийся со своими слабостями человек. «То, что он был миллионером, замечалось скорее по его обстановке, чем по его привычкам», – указывает Вил Дюрант, добавляя, что «немного найдется в римской литературе книг, пытающихся с такой же прелестью и с такой же светскостью приспособить стоицизм к нуждам миллионера».

Сенека не оставил учеников, не продолжил род. Истинная причина неполной семьи неизвестна, она могла являться и следствием болезни одного из супругов, но могла и отражать более поздние воззрения философа на вопросы жизни и смерти. К примеру, исследователь жизни философа Платон Краснов упоминает, что у Сенеки был сын, «умерший незадолго до его изгнания». Описывая душевное состояние философа, историк сообщает следующую подробность: «Незадолго перед тем потерявший жену, Сенека всего за несколько недель до ссылки лишился и единственного сына, умершего на руках своей бабушки». Чрезмерно увлеченный приобщением к мудрости, он, возможно, не желал больше отвлекать свой разум от заманчивых размышлений о вечности, вписывая в кажущиеся ему пределом умиротворения философские беседы только жену, женщину редкой выдержки и благородного ума. Возможно, их духовное счастье и радость возвышенной близости в последние годы жизни мыслителя объясняют и прощают этот семейный изъян. Стоя по колени в кровавой жиже, впитывая запахи разложения, Сенека, возможно, опасался произвести на свет ребенка, которому придется увидеть глубину человеческого падения. Да и воспитание Нерона могло сыграть свою негативную роль: если он не справился с чужим ребенком, имея огромные полномочия воспитателя, то есть ли гарантия, что его собственный, который с ранних лет столкнется с бесчисленным множеством искушений, не заставит его сожалеть о продлении рода.

Многие авторы детально описывают сцену смерти Сенеки и отчаянную попытку самоубийства полностью солидарной с ним Паулины. Не претендуя на повторение мыслей Тацита или других древних мастеров пера, обратим внимание на некоторые детали. Получив от мстительного Нерона приказ покончить с собой, Сенека, согласно описаниям, обратился к друзьям и к жене, говоря им, что ничего иного от изверга ждать не приходилось и уничтожение своего учителя было для него лишь делом времени. Крепко обняв жену, подавленную горем, терявшую и душевные, и телесные силы, философ стал умолять, чтобы она из любви к нему стойко перенесла удар, повествует Тацит. Но на самом деле сейчас не столько жена и друзья нуждались в помощи, сколько Сенеке требовались та выдержка и стойкость, о которых он столько твердил. И только его жена осознавала, что в этот последний и неумолимый час для Сенеки красивая и достойная смерть важнее всего на свете, она перевешивает на чаше весов всю его жизнь, ибо она либо подтвердит на деле все его установки, либо перечеркнет все. Никто лучше Паулины не знал, насколько этому гению философии, так же как и другим смертным, присущи человеческие слабости и сомнения. Сенека сам недвусмысленно признался в этом, заметив Паулине, что «настал час, когда надо показать не на словах, а на деле, какое поучение я извлек из моих философских занятий: не может быть сомнений, что я без малейшей горечи, а наоборот, с радостью встречу смерть». И ради своего мужа и друга эта женщина решилась на крайний шаг, на самую невероятную помощь, которую один человек способен оказать другому, – на смерть рядом с ним.

Был ли престарелый философ способен самостоятельно справиться с ситуацией или женщина интуитивно уловила последний призыв о помощи и ободрении в этот столь трудный для него миг? Одна из самых умных женщин своего времени, она не могла не знать, какой удар столетие тому назад нанесли предсмертные мытарства и недостойная кончина славе блистательного оратора Цицерона. Поэтому она сделала упреждающий шаг, в основе которого была смесь сильных эмоций и беспредельного мужества, поддерживаемого разумом. «Я дал тебе, Паулина, совет, как тебе провести более счастливо твои дни, но ты предпочитаешь доблестную кончину; я не стану оспаривать этой чести. Пусть твердость и мужество перед лицом смерти у нас одинаковы, но у тебя больше величия славы» – эти слова приписывают Сенеке, их он якобы произнес в ответ на решение Паулины. Должен был ли он силой остановить женщину, которую он так страстно любил? И не воспользовался ли тут Сенека силой своей любимой, окрыленной бесстрашием и желанием не видеть падения или даже мимолетной слабости мужа?! Конечно, своим ответом Сенека признал, что его дух все же трепещет пред неминуемым полетом в небытие. Но кроме того, он тотчас осознал, насколько величие и благородство его жены способно приблизить их обоих, но прежде всего его, к вечности. Не лишенный позерства в жизни, он задумал сыграть роль до конца – ив смерти; в этом проявилась и его необыкновенная, почти сверхъестественная сила и одновременно – удивительная слабость. Потому что он очень хорошо понимал, сколь обычным среди тысячи смертей станет его собственный уход, но каким резонансным событием для потомков и каким могучим ударом для Нерона окажется двойное самоубийство – его и Паулины.

Когда им обоим вскрыли вены на руках, Сенека велел перерезать себе сосуды и на ногах. После долгого мучительного прощания с Паулиной умирающий мыслитель попросил перенести их в разные комнаты и поместить себя в горячую ванну. Говорят, до последнего вздоха он заставлял записывать свои слова – слова человека, медленно уходящего в царство духов. Не в последнюю очередь благодаря жене Сенека сумел смертью прославить свое имя даже больше, чем всей жизнью. Он так и не узнал, что жестокий принцепс, узнав о желании Паулины умереть вместе с Сенекой, тотчас приказал спасти ее и сумел возвратить к жизни эту неординарную женщину. «Оставшись вопреки своему намерению в живых, она вела жизнь похвальную, вполне достойную ее добродетели, а навсегда сохранившаяся бледность ее лица доказывала, как много жизненных сил она потеряла, истекая кровью», – написал о ней Платон Краснов. Паулина, которая одарила несгибаемого стоика божественным светом своей любви, пережила его лишь на несколько лет, создав своей жизнью и смертью священную элегию любви, достойную легенды.

Задолго до смерти Сенека осознал величие своей философской миссии, хотя только за несколько лет до вынужденного ухода в обитель духов сумел отдаться своему призванию сполна. «Эпикур учит, что мудрец может заниматься общественными делами, если этого требует их важность; Зенон же находит, что мудрец должен ими заниматься, если только не будет к тому особо важных препятствий; но и Зенон, и Хризипп гораздо более оказали услуг человечеству, живя в стороне от дел, чем если бы они занимались военным делом или управлением государством» – так тонко ответил философ на упрек в том, что слишком мало внимания уделяет государственным делам. Это было его девизом, который безоговорочно принимал только один близкий человек – его жена.

Таким был Сенека, о котором Вил Дюрант сказал, что «идеи ему были более интересны, чем люди». И такой была его спутница, не пожелавшая пережить своего знаменитого мужа и увековечившая этим поступком свое имя, имя женщины, способной не только оказать влияние на творческую деятельность своего легендарного мужа, но и пройти свой путь до конца, имя женщины, которую Мишель де Монтень назвал одной из «трех истинно хороших» в истории. Оба же супруга, выказав в своей жизни и смерти такое величие, заслужили пусть не Свет, но вечный Покой.

Рихард и Козима Вагнер

Тот, кто дает радость миру, стоит еще выше над всеми людьми, чем тот, кто завоевал целый свет.

Рихард Вагнер

Хотя судьба отвела Рихарду и Козиме Вагнер не так уж много лет совместной жизни в сравнении с другими парами – тринадцать лет в браке и еще около семи лет скрываемой от всех пламенной любви, когда каждый из них состоял в браке с другим человеком, – их вполне можно считать «половинками» друг друга. И хотя у каждого из двоих до встречи была своя жизнь, каждый прошел через стремнины собственной семейной модели, Рихард, этот вечно бушующий водопад страстей, нашел наконец тихие, умиротворяющие плесы в смелой и пылкой душе Козимы. Возник большой чистый поток, отважно пробивающий себе дорогу к новым граням самопознания. Супруги, конечно, не были идеальными, часто презирали мораль, что дано лишь сильным и отважным, знающим себе цену и уверенным в своей цели. Они, бывало, поступали с окружающими людьми совсем не так, как желали и требовали, чтобы поступали с ними самими. Порой они даже приносили боль отдельным людям, не щадя и не жалея чужих чувств, – это было результатом вынужденных отношений с внешним миром, от которого они зависели и которому несли свою правду, свою мораль стойких и непримиримых. Но из своей семьи они сумели создать крепость, неприступный и несокрушимый плацдарм с возвышающимся над ним знаменем одухотворенности, а их любовь позволяла им вести успешную войну со всем остальным миром. Независимо от морали, которую исповедовали эти дерзкие люди, их отношения, безусловно, заслуживают пристального внимания и искреннего уважения: музыкант, влияющий на политику, реформатор оперы как жанра и кажущийся почти всем, кроме своей спутницы жизни, несносным и невероятно высокомерным человеком, и его мудрая женщина, муза, подруга и первая поклонница, бывшая на двадцать четыре года моложе, прожившая почти на полстолетия дольше и посвятившая большую часть жизни на продвижение в мир идей своего избранника.