Стражница

Доминик начал говорить, воспев хвалу о жертве Эванджелины во время Разрушительного потока.

Когда я его слушала, мой затылок стал горячим, и во мне проснулось отвращение. Она предала этих людей, стала предательницей, а не мученицей, защищавшей их дело.

Голос Доминика разносился по переполненной Аллеи, подчёркивая мудрость Эванджелины и её мужество, её самоотверженный поступок, совершённый для Дуг и их наследия. Он говорил с абсолютной, непоколебимой убеждённостью. Либо это был достойный Оскора спектакль, либо признак того, что я совершенно неправильно оценила его лояльность.

Люк, казалось, совсем не проявляет интереса. Его взгляд постоянно блуждал по толпе. Я попыталась увидеть то, что видит он, но была не в состояние игнорировать слова Доменика, и пока он говорил, я сердилась всё сильнее.

В конце концов Доминик проявил милосердие и закончил. Он спустился вниз по лестнице, так что плащ развивался позади него и вытянул руки над кристально-чистым прудом, образовав ладонями чашу. Мгновение спустя мою кожу начало покалывать, как будто замлела рука или нога. Я закрутила плечами, пытаясь избавиться от ощущения. Он открыл ладони, как будто высыпал что-то в воду, но в неё ничего не упало. Я услышала шипение, а потом с поверхности поднялись струйки дыма и развеялись на ветру.

Люк наклонился вперёд.

— Он почтил её память. Остальные последуют сейчас его примеру.

— Все?

Я посмотрела на толпу Дуг. Это была самая большая похоронная церемония в мире. Нам придётся застрять здесь надолго.

Он заговорил, не шевеля губами.

— Радуйся, что на тебе удобная обувь.

Но когда Доминик освободил место, и вперёд вышел Паскаль, чтобы в свою очередь отдать должное Эванджелине, магия снова поползла по моей коже. Я потёрла руки, и Люк прижался ко мне сильнее.

Орла заняла место перед бассейном, поверхность которого немного вспенилась. Я вздрогнула перед лицом нового всплеска магии и заметила, что Паскаль внимательно за мной наблюдает.

В одно мгновения я поняла, какая ошибка заключалась в этом плане.

— Слишком много магии, — прошептала я.

— Только капелька, — уверил меня Люк, но его голос звучал напряжённо. — Почти ничего.

— Да посмотри же. Посчитай их Люк. Сколько капелек?

Это было как в старой истории, в которой зёрнышко риса помещали на первую клетку шахматной доски, а потом два на вторую, четыре на третью… В последней клетке куча риса больше, чем гора Эверест. Эти капельки магии были как зёрнышки риса, и я упаду замертво ещё прежде, чем мы доберёмся до второй половины шахматной доски.

Доминик резко махнул головой, показывая, что мы следующие на очереди, но Люк остался стоять, где стоял и смотрел на своего отца с явным отвращением.

— Ваша очередь, сын мой, — сказал Доминик. Внешне слова прозвучали дружелюбно, но под ними чувствовалась властность. Толпа нетерпеливо всколыхнулась, и Доминик понизил голос до шипения. — Отдайте ей должное.

Стиснув зубы, Люк потянул меня к зеркальному бассейну.

— Держись, — сказал он, когда мы подошли ближе. — Всё будет в порядке, я клянусь.

Я не была уверенна в том, может ли он действительно пообещать это. У меня были спазмы в желудке, и я обхватила себя одной рукой за талию.

Бассейн был около трёх метров в длину, но меньше одного метра в ширину — узкий прямоугольник из чёрного, похожего на стекло камня, возможно обсидиан или оникс. Вода была такой неподвижной, что на поверхности, как в зеркале, было видно наше отражение: Люк кипел от злости, я была бледной и растерянной.

Я почти не узнала себя, а когда узнала, была в ужасе. В последние месяцы я слишком тяжело над этим работала и многое пережила, чтобы быть той испуганной девочкой в воде. Потребовалось некоторое усилие, чтобы оторвать от отражения взгляд и вместо этого посмотреть на толпу. Люди начинали роптать, а их лица потемнели от недоверия.

Констанция стояла в нескольких метрах от первого ряда, серебреный капюшон едва прикрывал голову. Она пыталась делать вид, что скучает, и выпятила верхнюю губу, но её глаза округлились, и она внимательно за всем следила. Стоящая рядом с ней Ниобе выглядела раздражённой и, как будто не удивлялась, что из-за меня произошла задержка.

Несгибаемым, резким движением Люк вытянул вперёд руки, ожидая, что я повторю за ним. Когда я не сдвинулась с места, он толкнул меня, думая, что я последую его примеру.

Я не могла.

Меня удерживали не страх и не гнев из-за слов Доминика. Я не могла встать перед этими людьми и сделать вид, будто горюю по Эванджелине. Я не могла отдать должное женщине, которая убила мою лучшую подругу, ни по-настоящему, ни символически. И никакие благоразумные причины, аргументы и мрачные взгляды Доминика не могли заставить меня передумать.

Ропот толпы стал громче.

— Мышонок, что тебя останавливает? — Люк говорил, не двигая губами. — Ты сможешь.

— Я не могу.

Он замер, разглядывая моё лицо; его собственное отражало тревогу.

— Что ж, я должен сделать это. Прости, — он набрал в лёгкие воздуха и вызвал магию.

Мир, казалось, обрёл высокое разрешение, моё зрение стало чересчур резким и ясным, а слова Люка звучали, как будто он говорит в моей голове, когда магия с треском приземлилась на воду под нами. Я почувствовала, как сила пронеслась через нашу связь, а также, как её поглотила цепь, вместо того, чтобы ударить в меня. Это наша связь защитила меня, как всегда, когда Люк творил заклинание.

Я почувствовала себя несокрушимой, голова закружилась от облегчения. Если мы уйдём, прежде чем возле зеркального бассейна наступит очередь других Дуг, то я буду в безопасности. А потом в толпе кто-то выкрикнул:

— Плоская не почтила её памяти.

— Чёрт возьми, — пробормотал Люк, и я была полностью с ним согласна.

Ропот и негодование толпы усилились, раздалось ещё больше криков, некоторые так далеко позади толпы, что слова невозможно было понять. Однако их тон был предельно ясным — тлеющий гнев, теперь вскипевший. Протест разрастался: я была непрошеной гостьей, которая неправомерно ступила на освящённую землю, и теперь выставила похороны Эванджелины на всеобщее посмешище.

Без предупреждения над головами толпы раздался взрыв, который отдавался эхом, словно выстрел. На противоположной стороне сцены появилась закутанная в плащ фигура, небесно-голубой капюшон был натянут на голову, скрывая лицо.

Толпа внезапно замолчала. Плавный и чарующий голос мужчины вознёсся над тишиной.

— Плоская принесла нам несчастья, — выкрикнул он. — Она та, кто испортил нашу магию и наших лидеров. Пусть она заплатит за это.

Я чувствовала, что его окружала магия, невидимый, удивительно сильный поток. Другие должно быть тоже его почувствовали, в противном случае не допустили бы такого нарушения.