Стрелы Немой скалы

Когда с рассветом вездеход, заливаясь сиреной и скрипя тормозами, остановился у наскоро раскинутого лагеря, друзья даже не пошевелились.

В белоснежной рубахе с расстегнутым воротом, в плотных темно-синих брюках-джинсах, заправленных в невысокие сапоги, Евгений Петрович Медведев крикнул над ухом Виктора:

— Подъем!

Тот только перевернулся на другой бок.

— Тарга, вы их водой! — посоветовал прибывший с Медведевым пожилой тувинец Доржу Лопсан — отец Кенина.

— Кого водой? — протирая глаза и не понимая, что происходит, спросил Андрей. Окончательно проснувшись, сообразив, кто перед ним, он щедро плеснул из кружки на Виктора.

Традиционный завтрак в честь гостей был устроен особенно пышный. Из скромных запасов пошло на стол все самое лучшее. Не требовалось большого труда, чтобы увидеть в Доржу того проводника, которого так недоставало им. Друзья хорошенько постарались ради таких гостей, довольные и тем, что Медведев, которого они всегда считали своим старшим другом, был здесь.

Вдруг Евгений Петрович почему-то лукаво посмотрел на них, повернулся к Доржу и старому знакомому шоферу Николаю Хазакову, что-то шепнул и, легко поднявшись с земли, поднял кружку дымящегося черного чаю:

— Забыли, черти! Ну и сотрудничков набрали в институт! Прошу встать.

Друзья виновато встали, но ничего не могли понять. Медведев торжественно произнес:

— Сегодня первое июля — День этнографа! За нашу науку! За друзей, шагающих сейчас к стойбищам, аулам, селениям и городам! За тех, кто идет к людям разного цвета кожи — к разноязыкому человеческому племени, чтобы утверждать свободу, равенство и братство всех народов!

Церемонно чокнувшись походными кружками с чаем, друзья молча корили себя. Как же они забыли такой день?

Традиция отмечать День этнографа была молодой. Родилась она, как любил утверждать Скворцов, под влиянием археологов, отмечающих свой день несколько пятилетий. У этнографов не было даже своей песни. Однако они с полным правом в такой день пели «Грустную песню», родившуюся на раскопках древнего Хорезма:

Здесь когда-то город многолюдный Привлекал гостей красой своей. Во дворце порою арфы струны Пели в тишине ночей. Струны звонкие умолкли, лишь сова кричит во мгле, От былого лишь обломки в старой выжженной земле…

Те, кто создал эту песню, те, кто копал Хорезм, прежде всего были сотрудниками Института этнографии!

— Я вас помиловал, — сказал Евгений: Петрович, — но помните: чтобы хороший обычай стал традицией, его надо соблюдать.

Медведев был, безусловно, в приподнятом настроении. Так с ним было всегда, когда ему удавалось вырваться в «поле» — в экспедицию. За его плечами тридцать лет исхоженных и изъезженных дорог по Алтаю и Южной Сибири вместе с охотниками и скотоводами. А у кого из тех, кто хоть однажды побывал в экспедиции, не защемит сердце в пресловутую пору летних отпусков, когда товарищи укладывают походное снаряжение и отправляются в места, не слишком оборудованные для отдыха? Бархатные сезоны этнографы, как правило, проводят среди снежной пурги или в кишащей гнусом тайге и тундре. Первого июля, когда, говорят, в Крыму еще «жить можно», в тайге пробуждается комар и жить становится невыносимо! И все-таки там живут и работают люди, а этнографы всегда бывают с людьми. Позавидуйте этнографам! Никто из них еще не получал путевку в бархатный сезон к Черному морю — они не жалуются. Может быть, им, уставшим от холода и едкого дымокура, чуть-чуть обидно, что они не у Черного моря. Однако поверьте мне: даже прикованный к постели какой-нибудь хворобой в летние дни, этнограф будет грезить не Черноморским побережьем, а степными и таежными тропами. День этнографа не отмечен красным в календаре. Да на все профессии просто не хватает дней в году! Особых почестей не требуется. Единственная просьба: сходите на почту и своего друга-этнографа поздравьте первого июля. Он будет рад. Просто поздравьте! Подарков не надо!

Демидов невольно подумал, что приезд Медведева, его шутливый тон вызваны событиями, имеющими прямую связь с поисками загадочной ниши. Пора кончать затянувшийся завтрак и поделиться новостями…

— Евгений Петрович, это совсем не по законам странствующих! Вы прибыли неожиданно и ничего не рассказываете!

Медведев подмигнул Доржу.

— Новостей хотят? Слушайте. Сначала поделюсь я, потом Доржу. Новостей много.

Три дня назад Медведев по срочному вызову оказался в Москве в президиуме Академии наук. Здесь же находились сотрудники органов госбезопасности. То, что услышал Медведев, представило историю поисков книги Андронова и тайну Немой скалы в ином свете. Из одного государства Юго-Восточной Азии пришел в Академию наук запрос на проведение археологических изысканий в западных районах Тувы. В информациях о деятельности археологического центра этой страны было много любопытного, в частности, в числе его сотрудников не было ни одного коренного жителя. Вскоре пришло извещение, что археологический центр интересуется орхонскими письменными памятниками в связи с проблемой распространения буддизма в первом тысячелетии нашей эры. Одновременно из различных библиотек мира поступили заявки и на издания орхонских памятников в нашей стране, и, в частности, на работы Демидова, а одно посольство прямо заинтересовалось трудом Андронова. Учтя все эти обстоятельства и материалы, сообщенные институтом о группе Скворцова — Демидова, президиум поручает группе срочно довести работу до конца и расшифровать надписи Немой скалы. Веденским занялись соответствующие органы, и он уже задержан…

Друзья слушали рассказ, притихшие, ощущающие сложность порученного им дела.

А новостей, неожиданных и удивительных, было еще много. Самой большой новостью было не то, что Веденский оказался простым кладоискателем, связанным некогда с Косым ламой, а то, что сидевший перед ними Доржу Лопсан — сын легендарного Балбала! Прошлое причудливо сплелось с настоящим, стремясь открыть или закрыть доступ к тайне Немой скалы.

Медведев рассказал и о том, что одна держава в тайнике ниши предполагает клад редких рудных ископаемых, и о том, как пропала книга со стола Скворцова, и о том, как Веденский раньше всех оказался в Туве. Однако он еще не знал, почему Веденский очутился в машине, идущей из Кызыла в Абакан.

— Провожая меня в Туву, чекисты передали вам вещицу, найденную у Веденского. Они желают вам успеха и обещают дать ответ на вопрос, почему же потомок купца и наследник Косого ламы оказался во встречной машине.

Медведев протянул завернутый пакет Виктору. Между двумя плотными листами картона лежала узкая ровная полоска шелковой бумаги. Нижний край ее обрезан. На полоске четкий рисунок верхней части священной ниши!

— Ом мани падме хум! О божество на лотосе! Как ясно написано! Совсем другой рисунок той же ниши! Где же основная часть? Где надписи на монгольском языке и орхоника? Где первая строка, которая у Андронова не похожа на какие-нибудь знаки?

Демидов говорил быстро, возбужденно. Андрей взял у него полоску. Да, это часть рисунка двадцатой таблицы Андронова! Самая верхняя, самая несущественная! Очень точный, очень четкий рисунок! Где остальная часть его?

— У Косого ламы, — ответил Медведев. — В дневнике Веденского сказано, что Косой лама, делясь с ним своей тайной, отрезал верхнюю часть рисунка и отдал ему; остальное он оставил у себя. Послушайте теперь Доржу: его отец встречался с Косым ламой…

Через три часа, отдав лошадей колхозникам-табунщикам, отряд на вездеходе, минуя Кызыл-Мажалык, направился к долине у Немой скалы. Теперь им многое было известно о Балбале и Косом ламе, о священной нише и рисунках ее. Косой лама умер, и часть рисунка, на которой безусловно должен был читаться текст, исчезла вместе с ним. Осталась только надежда на надписи в самой нише. К ней повел друзей Доржу Лопсан, так как его сын, получив отпуск по работе, уехал, ничего не сказав отцу. Кенин Лопсан не мог знать, что он может срочно понадобиться.

Карты не могли обманывать. Отряд прибыл в центр Барлыкской степи. Видневшиеся в трех километрах горы носили заветное имя — Бижиктыг-Хая.

Доржу не торопился устремиться прямо к ним, он заставил Николая медленно вести вездеход по кругу и пристально рассматривал степь. Еле заметный серый камень возвышался в геометрическом сердце степи. Чем ближе машина подходит к нему, тем отчетливее вырастает статуя из красивого, серого с розовыми прожилками, гранита, по пояс врытая в землю.

Статуя изображала усатого мужчину могучего телосложения. Обеими руками над поясом он держит сосуд. Как она не похожа на другие примитивные изваяния, где только намечено лицо и руки! Это настоящая скульптура, наиболее совершенное произведение искусства древнетюркских ваятелей.

Андрей выпрыгнул из машины и нацелил фотообъектив на скульптуру. Со стороны смешно было смотреть, как он бегал вокруг нее, ложился на землю в поисках лучшей точки для фотосъемки. Доржу мало интересовался самой статуей. Он подошел к ней, стал спиной к ее левому плечу и внимательно, как бы запоминая прямую, посмотрел на горы. Остальные участники экспедиции ждали распоряжений проводника.

— Николай, иди сюда. От этого балбала, которого мы зовем Чингиз, прямой путь к нише. Встань, как стоял я, и смотри вперед. Запомнил дорогу? Теперь можно ехать.