Ступая по шёлку
Шрифт:
— Я призову тебя сегодня, жена моя.
— Разве можно, чтобы эту ночь я провела с тобой?..
— Если ты не придёшь Айола, я приду сам к тебе, выбор за тобой.
— Тогда ты приходи, муж мой.
— Оу… Царица, на чём основывается твой выбор?
— На ложе моём не спит никто, кроме меня и ручного зверя. И мужа моего, очень редко. Твои же подушки, Горотеон, этой ночью источали запах чужих благовоний, слишком сладких для меня.
— Разве ты не выспалась, Айола?
— Я выспалась, но я не хочу касаться волосами своими покрывал, которых касались волосы наложниц,
— Царица, остынет ли сердце твоё? Ревность снедает жён и мужей их, но не приносит мира меж ними.
— Когда ревность моя остынет, как и сердце, тогда же оно перестанет любить мужа моего. Я знаю законы Главной Богини и готова соблюдать их, если такова воля её и воля мужа моего, но сердце моё никогда не смирится с этими законами, Горотеон!
— Но ты готова соблюдать все законы Главной Богини и законы Дальних Земель, почитать их и блюсти все традиции и обычаи, что идут из поколения в поколение?
— Конечно, ведь это законы моего мужа и моего народа, я Царица Дальних Земель, как же я могу не соблюдать законы или поступать не так, как велят традиции? Как бы ни были они тяжелы сердцу моему и разуму… Царям подвластно так много и настолько мало. Но если я была рождена дочерью Короля и стала женой твоей, Царь Дальних Земель, стоит ли гневить судьбу и Главную Богиню, что простирает руку свою и взор свой на каждого человека, будь то простолюдин, всадник или сам Царь, на всех просторах Дальних Земель?
— Ты мудра не по годам, жена моя.
Горотеон повернул голову в сторону уже немолодого всадника, что подъезжал к Царю Дальних Земель и, остановившись, с поклоном, сказал:
— Те люди, — он указал на двух человек, низко склонивших голову, одежда их была груба, но прочна и удобна для тяжкого труда сельского люда, — просят твоего суда, Ваше Величество.
— Веди их.
Айола поймала на себе взгляд уже знакомого ей немолодого всадника.
— Скажи, что я с Царицей, чтобы не поднимали они взгляда своего. — И Айоле: — Сельские люди могут не знать, что ты Царица, тебя бы расстроила невинная смерть сельского человека.
— Что значит: «Просят суда»?
— Иногда сельские люди, простолюдины или торговцы, которые опасаются просить суда во дворце или обращаться к судьям в своих поселениях, просят суда напрямую у Царя.
— Разве он обязан судить простых людей? У Царя много обязанностей… если тратить время на суд между сельскими людьми, ни на что другое не хватит времени.
— Мало какой простолюдин решается на то, чтобы заговорить с Царём, Айола, и мудро для Царя рассудить этих людей. Недопустимо показывать пренебрежение простым людом, будь то ремесленник или скотовод, каждый из этих мужей воин, и каждый в мирной жизни платит подать в казну, каждый из них имеет право на честный суд.
Тем временем двое подошли и, глубоко поклонившись, в нерешительности переступали ногами. Всадник был за их спиной, конь его недовольно фырчал, ещё больше пугая заробевших сельских людей. Айола вспомнила, как боялась мужа своего Горотеона, и заглянула ему в лицо, которое мало что выражало,
и было подобно каменному изваянию. Взгляд его был грозен, и даже любящее сердце юной Царицы сжалось в страхе.— Я отвернусь, — Айола спрятала лицо на груди мужа. — Как же они будут говорить с тобой, муж мой, если конь твой высок, а им нельзя поднять глаза на тебя, ведь взгляд их падёт на Царицу.
— В неурочный час попросили они суда, — он поправил плащ Царицы так, что не стало видно ни лица её, ни рук, ни ног, укутав, словно в кокон.
— Вы можете поднять лица, — Царь обратился к сельским людям. — Что привело вас к спору, и в чём он состоит?
— Его корова, Ваше Величество, — скрипуче заговорил человек, — забрела в мой сенник и съела за ночь две вязи сена. Наутро же хозяин коровы, который пришёл засветло за своей скотиной, отказался вернуть мне две вязи, что съела его корова.
— Это была твоя корова? — спросил Царь Дальних Земель.
— Да, Ваше Величество, корова бестолковая скотина, разве знала она, что сено чужое? Вот и съела.
— Но за бестолковой скотиной нужно следить, — не выдержал первый. — Ты же напился вина с ночи и забыл о своей корове, которая и съела за ночь мои две вязи сена.
— Что вы хотите? — ещё спросил Царь Дальних Земель.
— Я хочу, чтобы он вернул мне мою корову, которая уже три ночи проводит в его сеннике, и молоко жена его забирает себе.
— Я же хочу, чтобы он вернул мне всё сено, что съела его корова, и тогда я верну его корову, тем более что сена у меня осталось мало, только для своей скотины.
— И сколько же съела его корова сена? — Горотеон.
— Девять вязей, ваше величество.
— Девять вязей?! — негодовал сельский человек. — Да моя корова не съест девять вязей за несколько ночей. Ты обворовать меня хочешь!
— Это наговор, твоя корова сама пришла и сама ест моё сено, — не унимался второй.
— Если я отдам тебе столько сена, зачем мне корова? Она помрёт с голода…
Ещё какое-то время сельские люди спорили между собой о том, сколько съедает корова сена, о жёнах и детях своих, поминали словом судью и старейшину деревни, что не смогли дослушать их спор до конца, и каждый из этих двоих считал, что именно его обидели и поступили несправедливо.
— Что делают с молоком? — вдруг спросила Айола.
Сельский человек нахмурился, но ответил.
— Молоко жена моя продала местному торговцу, что отвёз его на базар.
— Сколько она выручила за него?
— Пятнадцать монет.
— А сколько стоит вязь сена?
— Две монеты, госпожа.
— Итого, корова съела сена на восемнадцать монет, а заработал ты на ней пятнадцать монет… То есть твой убыток — три монеты, это одна с половиной вязь, если один вернёт другому три вязи сена — это научит его не пить вина до того, как не пригнал в сарай свой корову, а другого — не держать чужую скотину, ведь у него осталось мало сена для своих коров, а на базарах его редко продают сейчас, и нужно будет потратить время, чтобы купить его, столь важное для сельского человека, ведь дни ещё не так длинны, как ночи, но по ним можно считать будущий урожай.