Сумеречные улицы

Потом они перенесли туда манипулятор Разлома, всю водяную башню и Джека, заключённого в его стеклянную тюрьму. Всё и сразу. Хаб был сожжён, всё было уничтожено, так что никто и никогда не мог добраться до прошлого. Подвалы, морг, хранилища, более ста лет информации были потеряны навсегда. Потому что это был новый Торчвуд, ярко горевший на погребальном костре старого.

И Йанто сбежал, потому что знал, что не переживёт этого сумасшествия.

Последним, что он видел, покидая Хаб, был свет. Мерцающие в воздухе огни, танцующие друг с другом. Или дерущиеся. Чёрный Свет и Белый Свет.

Несколько недель Йанто разрабатывал план. Единственным способом расставить всё на свои места была необходимость стать тем, что он ненавидел. Ему нужно было мыслить как его враги, действовать как его враги. Йанто Джонсу предстояло стать таким же, как Тош и Оуэн. Таким же, как световые существа из Разлома, которые поработили их.

Ему предстояло убить своих старых друзей и разрушить Империю Торчвуда.

Им потребовалось меньше года, чтобы захватить власть над миром. Ему нужно было меньше двух минут, чтобы разрушить его.

Рис Уильямс позвонил ему. Гвен была в больнице. Это было единственным условием Риса. Он предоставил Йанто планы Городского совета Кардиффа, который ныне был лишь марионеткой. Он рассказал Йанто о работе полиции и о том, что охраняется, а что нет.

Он знал, как в тот день можно было пересечь город и не попасться никому на глаза. И Йанто принял эту информацию и согласился, что ничего не должно случиться с Гвен и их маленьким сыном. Надеясь, что сможет сдержать это обещание.

Теперь он наблюдал, как Тошико завершает свою обращённую к толпе речь. Оуэн стоял рядом с ней. Йанто смотрел, как они повернулись и вошли в новое здание Торчвуда.

Вооружённый до зубов Йанто ворвался туда следом за ними.

Для Йанто всё это происходило как в странной замедленной съёмке. В тот момент, когда он увидел водяную башню там, в атриуме, и стеклянную панель в полу под ней, он бросился вперёд, чтобы в последний раз взглянуть на Джека.

На его Джека.

Заключённого в вечных муках, невольно уничтожающего мир, который он столько лет защищал. Любящего. И отказавшегося от шанса вернуться домой лишь для того, чтобы вернуться на Землю и помогать ей.

Увидев тело Джека, он мгновенно выстрелил, крича от злости, лишь мимолётно заметив, что попал в Оуэна.

Он почти не почувствовал боли, когда дюжины пуль разорвали его на куски, все его мысли были о том, как добраться до Джека.

Как будто, умирая, Йанто мог разбудить Джека.

И Джек остановил бы световых существ.

Последним, что увидел Йанто, была его кровь, забрызгавшая стекло, скрывая от него красивое лицо Джека.

И всё было кончено.

* * *

Прохожие на Бьют-стрит не замечали, как клоунская раскраска практически сама двигалась на лице Йанто, рассеиваясь на искры, которые собирались в маленькие вспышки и исчезали в толпе.

А Йанто Джонс пошатывался, держась за фонарный столб, чтобы не упасть, и вспоминал свой сон. Он чувствовал своё тело, всё ещё целое.

Джек.

Его любовь к Джеку вернула его назад, и теперь ему нужно было найти его. Он должен был найти Джека.

Потому что он понял, что происходит — борьба, разворачивающаяся в Кардиффе. В Третарри.

Месть за Будущее.

Глава двадцатая

Комната была тёмной, очень тёмной. Внутри стоял стол с красной ситцевой скатертью. Чайник и две чашки с блюдцами. Тарелка с несколькими бутербродами на хлебе без корочки и два крошечных пирожка, охлаждённых, с шоколадной посыпкой. Окна были занавешены тяжёлыми оливковыми портьерами. В одном углу стояло кожаное кресло, а рядом с ним — стол.

На столе — коробка.

На стене висели фотографии Кардиффа в разные годы.

— Что тебе нужно?

Билис Менджер улыбнулся и указал на чай.

— Собеседник? Чтобы поговорить о жизни, о вселенной и неизбежной гибели этой планеты. Благодаря вам.

Билис бросил ему конверт Идриса Хоппера.

— Вчера вечером один из ваших любовничков принёс вам это. Я перехватил письмо, но оно оказалось полной бессмыслицей.

Джек разорвал конверт. Внутри оказалась стопка бумаг, помеченная как «ПЕРЕВОД ДНЕВНИКА ДЖЕКА (или чьего-то ещё)».

Ниже было напечатано: «Выполнено отчаянно протестующим Идрисом Хоппером, который, не дай Бог ему иметь свою собственную жизнь, невыносимо скучал из-за всего этого. О, и Джек, ты должен мне 12,65 фунтов за лимонный сок».

Джек улыбнулся и пробежал глазами перевод. Но это была всего лишь подборка записей о викторианском Кардиффе, приблизительно 1871 года.

— Там есть записка, — наливая чай, Билис махнул рукой в сторону конверта. — Милый мальчик, между прочим. Один из ваших трофеев? Внешне похож. Худенький. Хрупкий. Отчаянно жаждущий любви и внимания. Нуждающийся в отце. — Он передал чай Джеку. — В самом деле немного похож на вашего Йанто Джонса.

Не обращая внимания на Билиса, Джек запустил руку в конверт и вытащил стикер, который был приклеен к конверту с внутренней стороны. «Джек, mae’r boi’n siarad trwy’i din ac mae popeth fi’n ysgrifennu yma’n rwtsh llwyr. Mae’r dyddiadur dal gen i [37] ».

Джек скорчил рожу. Его валлийский оставлял желать лучшего.

— Ты можешь это перевести? Знаешь, ты же у нас человек мира?

Билис пожал плечами.

— Как я сказал любезному мистеру Хопперу вчера ночью, языки — это не моя специализация. — Но он нахмурился. — Однако я предполагал, что вы сможете это понять.

37

Этот парень брешет, и всё, что я здесь написал — полная чушь. Дневник всё ещё у меня. (уэльск.)