Сущность Альфы

Кагуя Мидзуки был слегка вспыльчив, но по-своему добр, из-за чего ему часто доставалось от наставников за излишнюю сердобольность и перекраивания прямых приказов под свои принципы, но от этого худшим корпусником он не становился, наоборот, упорно шел к своей самой заветной мечте – стать одним из четырех генералов Азиатского Корпуса. Когда-то, получив короткий отпуск, Какаши, который неохотно, но все-таки согласился пойти с другом в клуб, спросил альфу, почему тот, будучи выходцем из сильного и влиятельного клана, пошел в Корпус, на что Мидзуки ответил просто и без утаек – он бастард* (*ребёнок, рожденный вне брака и непризнанный своим отцом, из-за чего не имеет права быть членом его клана) и потому, как и любой другой незаконнорожденный, хочет признания и власти. Тогда Хатаке не придал особого значения этим словам, ведь очень многие корпусники стремились именно к этому, так что желание альфы в какой-то степени ему было понятно, теперь же, раз за разом анализируя разговор с другом, пепельноволосый понимал, что именно в тот момент допустил едва ли не наибольшую ошибку в своей жизни.

Прошло ещё несколько лет, а все оставалось по-прежнему: он, изо дня в день, четко исполнял свои должностные обязанности, порой врываясь в самую гущу опасных событий и выходя из них с минимальными потерями, изредка встречался со своим другом и практически пустил на самотек личную жизнь, довольствуясь редкими встречами с мимолетными партнерами. Но в один летний день, когда Хатаке получил столь редкую щедрость, как выходной, Мидзуки представил его своему жениху, который оказался премилым и умным омегой, преподающим в школе и колледже юридические дисциплины. Именно эта точка и стала отправной, положив начало резким переменам в жизни альфы. Нет, он и дальше исправно исполнял свои обязанности, проводил свободные вечера в компании друзей и периодически заглядывал в Старый город, чтобы снять шлюху на ночь, но вот внутри альфы поселилось какое-то нехорошее предчувствие, которое, впрочем, очень быстро себя оправдало.

Даже сейчас, спустя 11 лет, он четко видел перед собой лицо генерала I Азиатского Корпуса Эйя, крепкого, высокого, сильного альфы, который отдал ему безапелляционный приказ, исполнение которого и привело к трагическим последствиям. Знал ли Какаши, что отправляет друга на верную смерть? Да, знал, но ничего не сделал, более того, даже пальцем не пошевелил, когда в наушнике раздавались сперва требования подмоги и помощи, а после все затихающие ругательства и проклятия в его сторону. Он просто всматривался в монитор, на который спутник передавал изображение с поля боевых действий, и лишь сжимал кулаки, прекрасно видя перекошенное от боли лицо друга, глаза которого не так уж и быстро потухли, ознаменовав завершение жизненного цикла Кагуя Мидзуки. Да, после он ушел из Корпуса, но не потому, что его мучили угрызения совести, а для того, чтобы быть рядом с Умино Ирукой, омегой, который уже давно стал для него больше, чем просто друг, вот только сам брюнет этих чувств не разделял.

Какаши, взглянув на наручные часы, прибавил газу, понимая, что такими темпами он опоздает и на второй урок, хотя настроение привносить знания в светлые головы у него угасло окончательно. Альфа часто думал о том, а имел ли он действительно право привязывать к себе омегу столь эгоистичным способом? И всегда отвечал себе, нет, не имел, но, тем не менее, сделал так, как подсказывала ему его альфья сущность. Многие думали, что у них с Умино счастливая семья, но эта идиллия была всего лишь иллюзией. Когда он на перемене звонил Ируке, дабы поинтересоваться все ли у того в порядке, в ответ получал лишь ругательства и оскорбления, а не сведущие в этом деле коллеги подбадривали его, мол, гормоны у беременного, придешь домой, поцелуешь, он и перебесится. И это было больно, ведь Какаши прекрасно знал, что дома на него выльется ещё более ледяной ушат презрения и слов ненависти, что омега и близко его к себе не подпустит, закрывшись в своей комнате, из которой после будут доноситься приглушенные рыдания. Не этого хотел Хатаке для своего возлюбленного, но реальность оказалась таковой, и ему приходилось с ней мириться, по крайней мере, отказываться ни от своего омеги, ни от их ребёнка альфа не собирался ни под каким предлогом.

Ероша и без того спутанные волосы, Сасори медленно спускался по лестнице, все ещё чувствуя в теле легкую слабость. Да, сон пошел ему на пользу, к тому же, к своему удивлению, он очень слабо чуял запах течки своей Пары, но, как бы там ни было, Итачи вчера потрепал его изрядно, вдобавок ко всему добротно так приложившись к его лицу кулаком. Вспомнив вчерашние события, альфа вздрогнул – мощь Древнего завораживала и в тот же момент вызывала животный страх перед более сильной особью, перед человеком, способным лишить жизни одним лишь взмахом руки. Сказания о Древних были всего лишь мифическими преданиями, хотя некоторые ученые настойчиво доказывали, что данный феномен имел место быть, но, как бы не старались археологи и исследователи, за всю Историю Мира так и не было найдено существенных доказательств в пользу этой теории кроме какого-то там Храма, пока не было. Акасуна сейчас плохо соображал, но, даже несмотря на легкую головную боль и истощенный метальный резерв, он понимал – в Итачи переродилась сущность Древнего, и это пугало, так как никто и не под каким предлогом не заслужил подобной участи. Оставалось только надеяться, что Учиха справится с этой ношей и достойно выполнит миссию, возложенную на него богами.

Кстати, об Учихе: кажется, он вчера говорил, чтобы Акасуна позвонил ему, когда поговорит со своим Истинным. Сасори вздохнул и инстинктивно замедлил шаг, пытаясь подобрать слова для того, чтобы… чтобы, что? Переубедить себя в том, что его омега не шлюха? Попытаться объяснить мальчику, что он больше не матка? Попробовать установить контакт и наладить отношения? Таки установить связь Пары? Как-то глупо все это звучало в виду того, что он вчера натворил. И больше всего альфу пугал отнюдь не тот факт, что у его омеги течка, слабый запах которой он чуял и сейчас, а то, что он поднял на мальчика руку, ударил, по сути, ни в чем не повинного ребёнка, самолично прикрепил к нему статус шлюхи и запер в комнате бессознательного омегу, которому, наверняка, нанес и ментальный ущерб. Вроде бы вчера Дей говорил, что с Хаку все в порядке, но так ли это? Физически, возможно, да, но вот его психическое и энергетическое состояние вызывало у красноволосого крайнюю степень опасения. Вполне возможно, омега никогда не простит его и так и не позволит установить связь Пары, хотя именно на такую участь Сасори и заслужил, ведь, несмотря ни на что, он – альфа, он опора и поддержка, хотя вчера своими действиями доказал совершенно обратное.

Ещё даже не переступив порог кухни, Акасуна застыл, сперва учуяв, а после и увидев свое наваждение, к встрече с которым он определенно был пока не готов. Хаку стоял возле стола, одетый в то же юкато, в котором он забрал его из логова Красной Луны, и медленно нарезал тонкие ломтики бекона, но, то ли почувствовав, то ли заметив альфу, обернулся, тут же отложив нож и склонившись в вежливом поклоне.

– Доброе утро, Сасори-сама, - омега выпрямился и, замолчав, посмотрел на красноволосого, который, понимая, что нужно что-то сказать, не мог вымолвить ни слова. Он чуял слабый запах течки, чувствовал слабость биополя мальчика, видел синяк на его скуле и по-прежнему не мог сказать ничего, терзаемый отчаянным желанием сейчас же сбежать.

– Доброе, - наконец, смог выдавить из себя Акасуна и, дабы устоять на вмиг ослабевших ногах, прошел вперед и присел на стул, тем не менее, не отрывая пристального взгляда от омеги

– Простите, что без спросу хозяйничаю на вашей кухне, - слегка покраснев и опустив голову, начал Хаку, - но я подумал, что вы, возможно, голодны и решил приготовить вам завтрак из имеющихся в холодильнике продуктов

– Ничего страшного, - слегка ошарашено ответил Сасори. – Я, и правда, голоден

– Тогда я продолжу? – мальчик на миг взглянул на альфу, чем тот и воспользовался, кивнув. Хаку вернулся к нарезанию мяса и взбиванию яиц, а красноволосый все так же неотрывно продолжал смотреть на него, недоумевая. Сказать, что Акасуна был шокирован – это ничего не сказать. На самом деле альфа пребывал в каком-то бессвязном состоянии, силясь понять то, что не понял до этого. Оказывается, Хаку знает правила этикета, более того, прекрасно справляется с инстинктами своей сущности. Тогда, что это было вчера? Почему омега так вел себя? Может, это какое-то помутнение рассудка на почве стресса? Или же… Сасори слегка нахмурился, вдруг осознав, что мальчик мог просто разыграть перед ним мастерский спектакль, вот только как ему это удалось, будучи течным и, как матка, недалеким в плане умственного развития, каковы были его мотивы и цели – все это красноволосому было пока не известно.

– Хаку, как ты себя чувствуешь? – осторожно поинтересовался Акасуна, полностью свернув свое биополе, которое, впрочем, было ещё весьма слабым

– Хорошо, - бросив беглый взгляд на мужчину и едва заметно ему улыбнувшись, омега вернулся к приготовлению завтрака

– А что… - Сасори запнулся, понимая, что обсуждать подобное с омегой ему, как альфе, не предстало, но, пожалуй, кроме него никто и не имел больше права затрагивать подобные темы. – Что с течкой?

– Все… - омега сперва вздрогнул, и не только телом, но и его биополе опасливо покачнулось, но после, очевидно взяв себя в руки, Хаку спокойно ответил, - все в порядке. Дейдара-сан мне многое объяснил и дал специальные таблетки, - мальчик невольно улыбнулся. – Очень добрый омега, - на секунду задумавшись, брюнет все-таки добавил, - теплый

– Да… - как-то невнятно согласился Акасуна, так и не поняв, что же означает определение «теплый». Вполне возможно, что мальчик, никогда не знавший, что такое забота и ласка, потянулся именно к Дейдаре, который действительно был очень позитивным, добродушным и в то же время сильным духом, который был человеком, способным залечить любые душевные раны. Пожалуй, именно сейчас, всматриваясь в сосредоточенное лицо своего омеги и чувствуя спокойствие его биополя, Сасори понял, что Дейдара Истинный Итачи именно потому, что они невероятно плотно дополняют друг друга, будто когда-то раньше были одним целым, хотя, если верить легендам, у каждого альфы в этом мире есть Пара, ведь боги создают единую сущность, а после разделяют её на две части. Но, как говорилось ранее, Сасори мало верил во все эти предания о богах и перерождениях сущности, считая, что жизнь человека в его руках, чем ему и следовало заняться именно сейчас, дабы самолично не разрушить связь Истинных.

– Хаку, послушай, - аккуратно, подбирая каждое слово и едва-едва прикасаясь к мальчику ментально, начал Акасуна, - то, что произошло вчера…

– Очень больно? – не резко, но настойчиво перебил красноволосого омега, не отрываясь от своего занятия

– Что? – Сасори даже слегка отшатнулся, сперва подумав, что мальчик говорит о своем состоянии, но именно вопросительная интонация фразы ввела его в недоумение, которое, казалось, рядом с его омегой стало нормой

– У вас синяки под глазами, Сасори-сама, - Хаку, сделав пару шагов, приблизился к альфе и мягко, едва касаясь кожи, провел пальчиками по лицу красноволосого, - и нос слегка распух