Сущность Альфы

Он чувствовал боль. Боль физическую и душевную. Боль, которая сжимала виски и тупо пульсировала в затылке, напоминая о количестве растраченной вчера энергетики, запасы которой нужно было стремительно восстановить, при этом не сломав внутренние барьеры. Боль, которая пронзала его сущность и сердце. Боль, от которой зверь внутри него заходился диким воем, мечась, сметаясь, пытаясь вырваться и быть рядом с тем, кого осязал как свою половинку, ту часть, раз соединившись с которой, он больше не мог её отпустить. Боль, от которой вечный двигатель давал сбой, замирая, тяжелея в груди, разбивая ребра изнутри и затихая в луже собственных кровавых слез. Глупо для альфы. Для самца. Для особи, которой не должно быть ведомо, что такое чувства, но это было так. Сердце, ощутив ответное биение, теперь отказывалось биться самостоятельно, отбрасывая все доводы разума и будучи полностью солидарным с сущностью. Слишком много боли. Даже для него, человека, который познал все возможные её виды. Как физические, так и душевные.

Он чувствовал обиду. Обиду на богов, которые прокляли его даром этой силы, и не только его, весь его клан, его потомков и тех, кто хотел быть рядом с ним. Обиду на тех, кто не хотел понимать, кто думал, что он сам избрал такой путь, кто считал его ошибкой природы, мифом, который ожил благодаря деяниям бесов. Обиду на такого непонятливого и упрямого омегу, который задевает своими чувствами те струны его души, которые уже давно либо огрубели, либо порвались, а он их исцеляет, восстанавливает, лечит своим теплом, заставляет их вновь вибрировать и чувствовать жизнь вокруг, при этом даже не понимая, что именно он делает. Обиду на себя самого, потому что он оказался настолько слаб, что уступил, поддался, свернул с намеченного пути, отрекся от клятвы, которую дал родителям, деду, дяде, другу, себе, и вновь вернулся к тому, с чего начал. Да, он изменился, стал более сдержанным, зрелым, осторожным, сильным, но это не избавило его от обиды, пожалуй, на весь мир, потому что, иногда, вот в такие вот моменты, он хотел быть обычным, прожить ту жизнь, которую проживают миллиарды, и просто быть счастливым со своим омегой.

Он чувствовал злость. Злость, в первую очередь, на себя, потому что он трус и слабак, потому что он предпочел бежать, не только сейчас, но и тогда, пять лет назад, он струсил, дал слабину и сбежал, при этом причинив боль самому дорогому человеку. Злость потому, что сейчас у него ничего не получалось: не получалось нормально поддержать друзей, не получалось завоевать доверие отца, не получалось дать матери надежду, не получалось поддержать брата, не получалось сказать своему омеге о своих чувствах. Злость потому, что это было его частью, его природой, одной из сторон его сущности, тем, что раньше помогало выплеснуть обиду и боль, потому, что сейчас ему хотелось сорваться, наплевать на пять лет упорных тренировок и позволить себе стать тем, кем он и должен быть. Злость потому, что он готов был пойти самым легким путем, готов поддаться и позволить своей сущности вырваться наружу, потому, что не готов признаться самому себе, что впервые за последние восемь лет ему хочется жить.

Он чувствовал зависть. Зависть потому, что видел, как другие счастливы вокруг него, при этом уверенно переступая все преграды, преодолевая все барьеры и порой, казалось, ломая волю самых богов. Зависть потому, что сила других, даже Древнего, могла быть использована во благо, его же могла сеять только хаос. Дей и Итачи… Гаара и Сай… Киба и Хидан… Яхико и Нагато… Да, у них не все гладко. Да, им всем нужно ещё много преодолеть, чтобы выстроить собственное счастье. Да, их совместный путь только начинается, но он у них есть. А у него? Каков его путь? Зачем боги создали его таким? Зависть потому, что у каждого, не только его друзей, а именно человека, да, у каждого есть тот, кто предназначен ему судьбой, кто был половинкой единого, кто разделит свою жизнь с любимым человеком, а у него этого не было. Его природа, его сущность, его исток только и могут что разрушать и калечить, рвать связи, присваивать, переступать через священное и непорочное, только чтобы утолить свою жажду и свои желания, причинять боль и при всем при этом все равно оставаться одиноким. Зависть тому, кто будет рядом с его омегой. Он должен был отречься, уехать, забыть, отсидеться в клетке и начать все сначала. Не должен был хотеть того, что для него невозможно. Не должен был покушаться на нормальную жизнь, завидуя тем, у кого она была. Он не имел права признавать Саске своим омегой.

Он чувствовал отчаянье. Отчаянье потому, что не знал, что ему делать дальше, потому, что до встречи с Саске у него была цель – оставаться закрытым и нелюдимым, потому, что этот омега вновь дал почувствовать себя живым, просто человеком. Отчаянье потому, что он не мог без Саске и в то же время не мог быть с ним, потому, что боялся причинить боль, боялся того, что все может повториться, потому, что больше не хотел быть причиной слез, проклятий и безумия, потому, что не хотел отпускать омегу. Как он, зверь, может претендовать на столь невинное и прекрасное создание? Как он, особь, может желать тело и сердце омеги? Как он, миф, может стать реальностью? Слишком сильные чувства, чтобы их игнорировать. Слишком много изменений в нем самом, чтобы не понять. Слишком дорог Саске, чтобы вот так вот просто от него отказаться. Слишком невинен омега, чтобы воспользоваться своей силой и сорвать это цветок чистоты. Нет, Саске не развратен, не похотлив и не блудливый, он просто, как любой другой омега, отзывается на зов его голодной и запертой сущности, но при этом Саске другой. Он видит. Он пытается. Он хочет доказать. Донести. Убедить. Развеять миф. Он – не боится. Поэтому и отчаянье. Потому, что он, Наруто, уже не может без Саске.

Он чувствовал горечь. Горечь на языке, от которой горло сдавливал комок тошноты, от которой было тяжело дышать, от которой хотелось вывернуться наизнанку, только чтобы стать другим. Горечь – это осадок, осадок в его душе и на его сердце. Это груз и бремя: былого, утраченного, воспоминаний, возможностей, своего существования. Это реквием. Это больше, нежели ощущение. Это ещё и привкус поцелуя. Горечь непролитых слез. Горечь глубокого взгляда. Горечь алой крови. Горечь разбитого сердца. Мог ли он все это взвалить на 16-летнего омегу? Имел ли право просить его разделить с ним эту горечь и все остальное? Имел ли он право на шанс? Шанс попробовать создать семью и подарить счастье без привкуса горечи. Шанс самому забыть её вкус. Вкус горечи потери и разорванных связей. Шанс, который предлагал ему омега, отдавая ему всего себя, без остатка и до последней капли. Как опрометчиво. Трогательно. Волнующе. И все это, вновь-таки, приправлено горечью.

Он чувствовал разочарование. Разочарование потому, что не оправдал надежды, потому, что видел его в глазах других, потому, что он сам был сплошным разочарованием. Отношения с ним – это разочарование, и он не хотел, чтобы Саске его познал, не хотел, чтобы он понял, как это – любить зверя и быть им же растерзанным, не хотел, чтобы груз разочарования навсегда опутал сердце юного омеги, не хотел остаться отпечатком в его жизни. Разочарование потому, что миф оказался не настолько героичным и романтичным, потому, что он – ложь, потому, что таким, как он, нет места среди людей, в глазах которых лишь страх и презрение. Выдумка – говорили соклановцы, старательно отводя взгляды. Наказание богов – бросила мать, развернувшись и взметнув огненными волосами. Испытание – кивал отец, пытаясь понять и помочь, при этом хмуря золотистые брови. Уродство – кричал ему брат, заливаясь слезами и разрывая связь. Твои собственные страхи – твердил дед, натягивая цепи и ещё сильнее закручивая болты на наручиях. Всего лишь преграда, которую нужно либо сломать, либо перешагнуть – заверял его дядя, бросив все и начиная ломать и перешагивать вместе с ним. Призвание – решил лучший друг, подставив свое плечо и разделив с ним бремя, которое делить был не обязан. А что скажет Саске? Каковой будет правда для него? Станет ли он очередным разочарованием или же омега таки сможет принять его таким, какой он есть?

Тряхнув головой, Наруто поднялся, возвращая уже привычный контроль: эмоций, выражения лица, стабильности биополя, - вот только контроль над сердцем он так взять и не смог, которое все ещё тревожно билось, будто что-то предчувствуя. Альфа понимал, что дальше так продолжаться не может, что необходимо расставлять точки, принимать решения, брать на себя ответственность, что нужно поговорить с Саске. Занятия закончились минут двадцать назад, так что, скорее всего, омега уже находился на полпути домой, поэтому сегодня разговор точно не получится, хотя, вполне возможно, он просто оттягивал время. А смысл? Для него время ничего не изменит, ничего не расставит и ничего не решит, поэтому завтра… Да, завтра, после индивидуального занятия, он обязательно поговорит с Саске и скажет ему то, что нужно было сказать уже давно.

========== Глава 25. Часть 2. ==========

– И свечи не забудь купить, - назидательно, строго, можно даже сказать, в приказном порядке распорядилась Карин. – Девятнадцать

– Да-да, - отстраненно буркнул Саске, который и так прекрасно помнил, какая роль отведена ему в организации праздника по поводу Дня Рождения Ходзуки, поэтому сейчас он и мог позволить себе думать совершенно о постороннем

– Точно не забудешь? – омега вопросительно и в то же время предостерегающе приподняла брови, так как, очевидно, была не очень довольна тем, что друг её игнорирует

– Карин, - Учиха в ответ послал девушке прожигающий и слегка нетерпеливый взгляд, - я хоть когда-нибудь что-нибудь забывал?

– Разве что о своей течке, - хихикнула Узумаки, а брюнет сразу же надулся, демонстративно отвернувшись. У него сейчас голова забита совершенно другим, причем очень важным, поэтому присутствие и вмешательство девушки его раздражало, хотя, он и не мог не согласиться с тем, что вечеринка для лучшего друга – это важно, но она будет не раньше, чем через неделю, а то, что задумал подросток, он хотел сделать именно сегодня. Пока уверенность и храбрость не рассеялись.

– Не дуйся, Учиха, - Карин примирительно хлопнула его по плечу, а после, развернувшись, махнула рукой. – Увидимся в понедельник

Саске лишь отстраненно махнул в ответ, в прищуре уставившись на стоянку для учителей и с облегчением замечая, что нужная ему машина ещё стоит на месте. Точнее, сама машина омеге была не нужна, ему был нужен её хозяин – Намикадзе Наруто – с которым он и собирался сегодня серьезно поговорить. Жаль, конечно же, что Суйгетсу сейчас не было рядом в качестве моральной поддержки, но у его друга началась течка, и тот, как ни странно, предпочел провести её в одиночестве, хотя он и предлагал свою помощь, уже зная, каково это – терпеть этот жар без своего альфы.