Сущность Альфы

– Хорошо, я попробую, - и Хаку вновь прильнул к груди своего альфы, улыбаясь

Да, они вместе, но все же омега до сих пор боялся. Нет, не того, что любимый откажется от него, а того, что он окажется неприспособленным к нормальной жизни. Ему хорошо давалась учеба, учителя его хвалили и поощряли, но все их занятия проходили у них дома, в привычных стенах и без вмешательства других, а вот сегодня, когда он ехал в общественном транспорте, ему было немного страшно. Он рассматривал всех и каждого, инстинктивно оценивая степень возможной угрозы, причем как со стороны альф, так и со стороны омег, ведь в улье омеги тоже конкурируют между собой, потому что единственный способ жить там хорошо и не бояться быть пущенным по кругу – это принадлежать одному альфе, ублажать его со всей старательностью и рожать ему крепких, здоровых детей, иначе омегу ждал бордель.

Да, в реальной жизни все было намного проще, но то, что ему успели вбить в голову за три года, то, как его ломали и принуждали, все эти похотливые ментальные прикосновения и нещадящие удары, десяток альф за вечер, которым нужно старательно отсосать, иначе выбьют все зубы, все это ещё жило в нем, где-то глубоко, но жило, и ятрило душу не хуже соли на открытой ране. Он храбрился и старался не показывать свои страхи, но не со своим альфой. С ним он был открытым и предельно откровенным, хотя, в его биографии все же были некоторые факты, которые он никогда не раскроет любимому. Например, что в тринадцать лет он убил человека, омегу, потому что хотел есть, а лепешка была одна, и тот омега, старше его на два года и тоже наказанный за неповиновение, делиться с ним не собирался, а, скорее, был готов загрызть зубами, лишь бы избавиться от чувства голода и повеселить альф. Например, что невинных, ещё не пользованных омежек принуждали «играть», и на это увлекательное представление, когда омежки делают друг дружке минет или же балуются игрушками, тоже смотрели альфы, наслаждаясь, как они говорили, экзотикой. Да, об этом он никогда не расскажет своему альфе, потому что любит и хочет наконец-то перевернуть эту, испещренную кляксами страницу своей жизни.

– Пообедаем? – предложил Акасуна, чувствуя, что омега успокоился и расслабился

– Поэтому я, собственно, и приехал, - с легкой улыбкой отозвался Хаку, слегка вильнув бедрами

– Да? – Сасори в наигранном удивлении приподнял брови, а после запечатлел на губах любимого нежный, ласковый, чувственный поцелуй. Нет, он никогда не скажет своему мальчику, что он знает о том, что Хаку убил человека в тринадцать лет, или о том, что знает об излюбленном развлечении альф улья, которое они называют экзотикой. Не скажет потому, что хочет помочь любимому начать свою жизнь с девственно чистого листа.

Запах, тягучий, сладкий, разгоряченный, окутал его сразу же, как только он вошел в дом. И альфа застыл на пороге, вдыхая этот чудесный аромат, балуя свою сущность предвкушением, распаляясь ещё больше и чувствуя, как вожделенно вибрируют нити уз Пары.

– Долго ты, - Сай вышел в прихожую и нарочито небрежно прильнул к дверному косяку, хотя самому аловолосому эта поза показалась крайне соблазнительной

– Задержался у Хьюго, - скороговоркой ответил Собаку, облизав вмиг пересохшие губы и скользя взглядом по полуобнаженному телу своего омеги. Хотя, полуобнаженному – это слишком громко сказано, потому что на брюнете был халат, тонкий, но был, и он прикрывал практически все его тело, разве что обнажал ноги ниже колен. Стройные ножки, с белой, тонкой кожей, острыми коленками, аккуратными ступнями и заманчивыми маленькими пальчиками, которые хотелось прямо сейчас перецеловать, каждый и по отдельности.

– Досадно, - фыркнул Сай, после чего развернулся, очевидно, намереваясь уйти. В данный момент биополе омеги было лишь слегка приоткрыто, заманивало своими легкими ментальными витками, но при этом и не подпускало альфу к себе близко, настойчиво отталкивая.

– Играть со мной вздумал, омега? – прохрипел Гаара, в два шага оказавшись возле любимого и сразу же прижав его к себе так, чтобы вертихвост смог своей соблазнительной попкой почувствовать крайнюю степень его возбуждения. Альфа, ухмыльнувшись, прочертил языком влажную дорожку вдоль шеи брюнета, чувствуя, как тот вздрогнул в его объятиях, слегка подавшись назад и зазывно потершись об него телом. Отзывчивость омеги была неподдельной, жаркой и требовательной, но не настолько откровенной, чтобы нагнуть его прямо сейчас, бесцеремонно задрав тонкий халатик и насадив на свой крепкий член, а завуалированной, многообещающей.

– Разве что совсем чуть-чуть, - прошептал Сай, а после, изловчившись, обернулся в кольце рук аловолосого, сразу же приникая губами к его губам и втягивая любимого в кружащий поцелуй. Альфа никогда не позволял доминировать над собой, предпочитая брать и владеть, но сейчас Собаку уступил, на какой-то миг, чтобы задохнуться в волне откровенности и открытости ощущений. Сай целовал его вертко, страстно, цепляясь за его волосы, шумно дыша через нос, выгибаясь, отталкивая и притягивая, кружа, заманивая в глубины своего рта и тут же выталкивая его язык обратно, соблазнительно покусывая нижнюю губу.

– Рискуешь, - прошептал Собаку, разрывая поцелуй и жарко выдыхая это слово в алые, блестящие от слюны губы омеги, на что брюнет только смущенно улыбнулся, при этом расстегивая молнию его куртки.

Верхняя одежда аловолосого так и осталась в прихожей, небрежно и торопливо, а омега уже тянул его к широкому дивану, кажется, специально оставляя после себя яркий след своих феромонов, завлекая. Гаара задыхался и терялся: ещё никогда любимый не действовал так. Так открыто, слегка развратно, остро на ментальном уровне, открыто, полностью поддавшись желанию, хотя, если бы полностью, то не было бы никаких прелюдий, объятий, скользящих касаний, а омега действовал с такой открытой уверенностью, что альфа позволил ему сейчас задать темп и положить начало. Пока что. Потому, что было интересно. Потому, что они могли позволить себе эту слабость.

Сай толкнул своего альфу на диван тогда, когда на Собаку осталась полурасстегнутая рубашка и брюки, из которых уже был выдернут ремень, а после склонился над ним, смотря ему прямо в глаза. Гаара не мог описать то, что он сейчас чувствовал, потому, что вообще был не уверен в том, что человек способен ощутить такое. В этих глазах, цвета ночного неба, отражался весь мир. Он полыхал в них. Раскрывался. Позволял почувствовать и прикоснуться. Ощутить себя на его вершине и затеряться в нем – это сила уз Пары. И Собаку даже не заметил, как его биополе раскрылось на полную мощь, высвобождая всю свою силу, как сущность, расправив свои крылья, опутала его зримыми ментальными витками, как его глаза заполнила чернота, при всем при этом ластясь к омеге, лаская его тело взором и утопая в ответных ощущениях.

Следующий поцелуй был коротким, рваным, торопливым, незавершенным, а после омега начал плавно скользить языком по груди альфы, задевая соски и обдавая чувствительную плоть своим горячим дыханием. Плавно, медленно, будто играючи, Сай расстегнул джинсы своего альфы и помог ему занять полулежащее положение, приспустив штаны вместе с бельем, но и не сняв их, а приспустив именно так, чтобы освободить длинный, слегка изогнутый член с крупной, обнаженной головкой, которую омега легонько лизнул.

Язычок омеги был мягким, влажным и наигранно неумелым, аккуратно скользя по всей длине ствола, изучая каждую венку, лаская нежную кожу и щекоча налитую головку. Тонкие пальчики брюнета придерживали плоть альфы у основания, слегка сжимая. Язычок пробовал её на вкус, покрывая тонкими дорожками слюны. Губы оттягивали кожицу, подбирались к вершине, обнимали головку, заключая её в жаркий, заманчивый плен, и сразу же отпускали, развратно причмокнув напоследок. Гаара медленно, аккуратно запустил пальцы в мягкие волосы любимого, пока что не требовательно, но ощутимо сжимая их у корней и постепенно задавая все ускоряющийся темп. Стоит ли говорить, что при всем при этом Сай сохранял зрительный контакт со своим альфой, провоцируя его столь бесстыдным зрелищем? Стоит ли упоминать, как ярко, зазывно, жарко пульсировала метка их единства, взывая к сущности аловолосого? Стоит ли уточнять, что альфа уже давно ласкал своего омегу ментально, растворяясь в вихрях собственного, нет, обоюдного желания? Нет, не стоит, потому что это все было привычным, но в тот же момент настолько новым, ярким, что Собаку издал свой первый стон удовольствия, запрокинув голову и до боли сжав волосы брюнета. До сладкой, страстной, жадной боли, которая ещё больше распаляла жар вожделения между ними.

Скользящие движения жарких губ по подрагивающему стволу стали более требовательными, плотными, глубокими. Язык ласкал все настойчивей. Губы обхватывали все жарче. Ротик заманивал в свой жар, позволяя почувствовать мягкость влажных стенок. А тонкие пальчики завершали это жадное удовольствие, сжимая, балуя чувствительными подушечками, покалывая ноготками, играя с тонкой кожицей, то прикрывая, то обнажая головку. Слишком медленно. Нужно острее. Ярче. Ближе. Глубже. Обнаженнее.

И альфа не выдерживает. Срывается. Отбрасывает сдержанность, как полог плаща. Отталкивает, чтобы притянуть к себе ещё ближе. Разворачивает, чтобы обнажить. Наклоняет, чтобы любоваться. Заставляет упереться руками в спинку дивана, чтобы открыться. Избавляется от одежды, чтобы чувствовать. И прикасается губами к влажной коже. Точно между крыльев лопаток. А они дрожат. Сходятся на узкой спине. Натягивают кожу и мышцы. Рисуют заманчивый образ. Дополняют изящную дорожку позвоночника, впадинки поясницы, узкие бедра, разведенные ноги, острые коленки, которые утопают в мягкости дивана. И запах. Запах кружит. Запах становится частью воздуха. Замещает его. Меняет. Вычеркивает из него кислород, которым уже тяжело дышать. Только ароматом любимого. Только запахом желания. Только страстью каждого вздоха, который срывается с алых, прикушенных губ.