Сущность Альфы

Он почувствовал, когда омега ушел, пусть и был полностью закрыт, но от него, корпусника, не укрылись плавные колебания воздуха, насыщенные ароматом возлюбленного. Возможно, он сам виноват в том, что только что, фактически, потерял свою Пару, потому что медлил, пускал все на самотек и просто ждал в то время, когда нужно было действовать. Хидан редко когда в этом себе признавался, но он, уйдя из Корпуса, начал наказывать себя за то, что, будучи простым человеком, он взвалил на себя ношу богов, став карающей дланью правительства. Он отобрал слишком много жизней, чтобы поверить в то, что грехи его прошлого смылись кровью невинных, хотя бы того самого мальчика из гарема, поэтому он стал затворником и аскетом, готовым отдать свою жизнь за других.

Возможно, Пейн был не самой лучшей кандидатурой для искупления грехов, но в тот момент он ощущал себя значимым, впервые он оберегал, а не рушил, и, что самое главное, мог жить обычной жизнью. Встреча с Кибой, хотя тогда он даже не знал, как его зовут, перевернула его мир, внесла в его размеренный ритм жизни беспокойство и тревогу, пошатнула его новые принципы, и поэтому он медлил. Видел, что его Пара смотрит полными обожания глазами на другого, и вновь принимал это как наказание. Да, он действительно не винил омегу за то, что тот ошибся, он винил себя, потому что так и не смог раскрыться перед возлюбленным, и то, что он бывший корпусник – не оправдание.

Сперва приют, после учебка, а потом казармы и военная повинность – личность стерлась, он стал одним из, боевой единицей, у которой нет чувств и желаний. Возможно, он все-таки преувеличивал, но для него мир Корпуса был именно таким – жизнь по приказу, ответственность, долг, неукоснительность, честь, хотя, последнее в Корпусе было слишком скользким и растяжимым понятием, а после он понял, что значит любить. Любить безответно, в гордом одиночестве, в суете утекающих сквозь пальцы дней, и даже не знать, кто твой возлюбленный, только вспоминать его образ и запах. Он даже не стал вмешиваться тогда, когда Киба пришел именно к Пейну, посчитав, что он заслужил подобное наказание, но все же инстинкты взяли свое, и он последовал за омегой.

Ошибки… он наделал много ошибок прежде, чем смог доказать возлюбленному, что его намерения чисты, а чувства искренни, ведь об отношениях он знал только то, что они существуют, не более, довольствуясь мимолетными связями с не менее мимолетными партнерами. Но, в то же время, это было восхитительно: разговоры, поцелуи, объятия – все было по-настоящему. В ту ночь, когда он впервые нахально остался с Кибой, он не мог уснуть до самого утра, даже пошевелиться не решался, чтобы омега вдруг не перевернулся на другой бок, не убрал голову с его плеча, а руку с груди, тем самым лишив его так необходимого ему тепла. Тогда он впервые почувствовал себя на своем месте, рядом с тем, для кого билось его сердце. А дальше дни не превратились для него в серые будни, наоборот, они стали красочнее и ярче, и этой самой красоты и яркости им придавала улыбка его возлюбленного. Да, он все это чувствовал, но не мог об этом сказать своему омеге, потому что не знал как. Вот вроде бы и подобрал слова, а, как только начинал говорить, манеры корпусника брали свое, и он оставался грубым и неотесанным мужланом рядом со столь ранимым омегой, который старался быть сильным.

Он считал, что их первая ночь все изменит и сама все расставит на свои места, но чуда не произошло, и он подумал, что просто ещё не время. Болезнь возлюбленного, его переживания, в некоторые моменты отчаянье, а после и потеря ребёнка – все это отдавалось в его груди неимоверной болью, но он скрывал её от Кибы, намеренно, боясь причинить ещё больше боли, а, получается, зря. Только сейчас он понял, что их связь так и не установилась только по одной простой причине – они шли друг к другу, но разными путями, и упустили тот момент, когда разминулись и разошлись, после чего, только обернувшись, осознали свои ошибки.

Он чувствовал, что Киба подавлен, хотел пойти за ним, успокоить, утешить, сказать, что, нет, их узы Пары не оборваны, они просто заблокированы непониманием и страхами, но вновь-таки его что-то остановило. Да, он осознал свои ошибки, но снова повторял их, решив предоставить право выбора омеге.

Киба думал, что он проспал достаточно долго, потому что ему что-то снилось, причем тревожное и мутное, но, похоже, он всего лишь задремал минут на тридцать-сорок, не больше, потому что солнце до сих пор так полностью и не скрылось за горизонтом, слабо освещая спальню. Тело было влажным и липким, а ему самому жарко и душно, хотя он не мог сказать, что в комнате была настолько высокая температура. Пришлось стягивать одежду, но каждое движение почему-то давалось ему с трудом, руки казались ватными, голова тяжелой, а все суставы ломило и выкручивало так, будто ему было не двадцать три, а двести три. Комната кружилась перед глазами разноцветными пятнами, в горле пересохло, а испарина по всему телу проступила ещё сильнее. Инудзука уже было подумал, что он заболел или же это что-то нервное, из-за стресса, но, когда дело дошло до штанов, омега понял, что дело отнюдь не в болезни – у него началась течка, неожиданно, без привычной боли в животе или лихорадочного желания к спариванию, разве что томное тепло блуждало по телу, да сущность приглушенно ворчала внутри.

Завернувшись в простынь, Киба улегся на бок и прикрыл глаза, чувствуя, как жар течки с каждой минутой все сильнее заполоняет его тело. Он по-прежнему не ощущал Хидана, но знал, что тот где-то в доме, а значит, тоже учуял его течку. Как же это некстати, хотя, это было похоже на своего рода наказание – быть рядом, фактически на расстоянии вытянутой руки, но при этом не иметь возможности прикоснуться, ощутить, позвать… Позвать?.. Киба знал, что в Паре существует такое понятие, как ментальный зов, но при этом даже не представлял, как это работает. Похоже, для этого нужно, чтобы была связь, но… но между ними связи не было, он сам виноват в этом, так что нужно терпеть. Сказать-то просто, а вот сделать…

Беспокойно перевернувшись на второй бок, омега скрутился клубочком, чувствуя, как простынь под ним пропитывается его собственной смазкой, и дрожащими пальцами цепляясь за острые колени в надежде, что это может хоть как-то отвлечь его от желания близости. Рассудок, на удивление, был ясным, а вот тело тяжелым, и, казалось, эта течка проходит легко, но в то же время терпеть её было намного тяжелее, чем обычно. Ещё и сущность так отчаянно скреблась внутри, так тянулась, так требовала, так желала, что на глаза непроизвольно наворачивались слезы бессилия и отчаянья. Ещё никогда он не чувствовал себя таким одиноким, а пышущая жаром его тела постель не казалась ему такой холодной, ещё никогда ему так не хотелось быть рядом со своим альфой.

– Хидан, прошу… - прошептал Киба, даже не надеясь на то, что это возымеет эффект, но молчать уже просто не было сил, - ты мне нужен…

Кажется, он сделал все, что мог, все, на что был способен, и если альфа его не услышал, хотя глупо было на это надеяться, если он не придет, это будет концом, причем не только их отношений, а и всего мира вокруг, по крайней мере, так в этот момент казалось омеге. Он снова прикрыл глаза, полностью отдаваясь во власть инстинктов, но даже это не принесло ему долгожданного забвения, только тревогу и какие-то неясные, беспокоящие, волнующие его ощущения, которые, тем не менее, казались ему живыми и яркими, единственными, за которые он мог все ещё цепляться с бессмысленной надеждой.

Время то тянулось медленно, как резина, то до головокружения ускоряло свой бег, хотя Киба предполагал, что ему это все только кажется из-за горячки, в которой он метался по постели, не в силах унять возбуждение, которое вдруг стало острым и неистовым. Комок, который он чувствовал в своем биополе, причинял дополнительный дискомфорт, и омеге казалось, что он даже чувствует, как в этом клубке рвутся какие-то нити, порой даруя минутное облегчение, а порой чуть ли не выворачивая его наизнанку. Было особенно плохо, и он уже готов был разодрать на себе кожу только бы избавиться от этого ощущения ползущих под ней змей, когда его чувствительные ноздри уловили запах, тот самый, со жгуче-пряными нотками и с пикантным в своей остроте ореолом, а после край постели прогнулся под весом тела его альфы.

Беспамятство снова овладело им, и Киба, даже спустя годы, так и не смог вспомнить, как он в тот момент оказался в объятиях Хидана, прижимая его к себе так крепко, будто боялся, что это мираж, который ускользнет у него из рук, и целуя так страстно, чтобы можно было обойтись без лишних слов.

– Ты пришел… - разорвав поцелуй, выдохнул омега, все ещё опасаясь открыть глаза, потому что он так и не смог поверить в то, что чувствовал. Казалось, тот самый комок окончательно распутался именно в тот момент, когда он прильнул к губам своего альфы, полностью доверился ему и, пусть и инстинктивно, подвластный жару течки, принял решение быть с ним. Да, теперь он чувствовал своего Истинного, пусть, возможно, и не так ярко и полно, как это должно было быть, но ведь у них ещё будет время, чтобы укрепить свою связь, а он, в свою очередь, приложит все усилия, чтобы Хидан больше никогда в нем не сомневался.