Сущность Альфы

Откинувшись на спинку кресла, Орочимару тяжело вздохнул: он столько раз запрещал себе вмешиваться в дела других, особенно пациентов, отгораживался от проблем и переживаний тех, кому он начинал симпатизировать, заставлял себя думать как профессионал, врач, человек, исполняющий свои обязанности, и каждый раз сдавался. Только богам позволено менять и вершить судьбы людей, он же, не преследуя никаких корыстных целей, просто хотел быть полезным обществу, хотел оставить после себя след, раз уж о нем не будут вспоминать дети и внуки, хотел, пусть это и будет кощунством, вершить. Именно из-за этого, его явного небеспристрастия в делах врачебных, он до сих пор так и оставался рядовым доктором, который мечтал доказать всем светилам науки, что нетрадиционная медицина заслуживает особого внимания в гинекологии, но это были лишь мечты, его личные наблюдения и исследования, а сейчас перед ним реальная ситуация. Ещё немного поразмыслив, омега сделал выбор в пользу интуиции сущности, которая уверенно и в какой-то мере отчаянно твердила о нестабильности ситуации, и, найдя в записной книжке рабочий номер Собаку но Гаары, набрал его на телефоне, решив и не вмешиваться кардинально, но и подтолкнуть эту пару в нужном направлении.

Впервые за последние несколько лет он чувствовал себя по-настоящему живым, более того, все предыдущие годы казались ему блеклым существованием, потому что он просто волочился, по инерции двигаясь вперед, стараясь не оглядываться назад и предпочитая смотреть себе под ноги, потому что смотреть людям в глаза он боялся. Сейчас же он шел с высоко поднятой головой, улыбаясь открыто и искренне, наслаждаясь теплом майского воздуха, любуясь зеленью центрального городского парка, чувствуя вкус жизни вместе с рожком ванильного мороженого густо политого шоколадом. Его правую ладонь сжимала крепкая, слегка мозолистая, теплая рука – мягко, аккуратно, изредка проводя пальцами по гладкой коже. Ему улыбались в ответ, иногда смущенно, иногда радостно, иногда недоуменно, иногда непонимающе. Его, когда им удавалось найти безлюдный уголок, целовали, в обе щеки – громко, звучно, крепко, в губы – нежно, ласкающе, страстно, а после обнимали, прижимали к себе, вдыхали его запах, и в такие моменты он чувствовал себя самым счастливым человеком на земле, омегой, принадлежащим своему альфе. Да, сейчас они были не в самом лучшем положении: незаконченный ремонт, дорогостоящее лечение, счета и оба безработные, - но, невзирая на все это, они, вместе, были счастливы.

День выдался теплым, погожим и солнечным, поэтому они решили прогуляться в парке, так сказать, устроить себе свидание, которых у них, как таковых, практически не было из-за постоянной вереницы бытовых проблем, хотя, ещё месяц назад он ни за что не согласился бы открыто выйти на люди, тем более, с таким красивым и статным альфой, рядом с которым он чувствовал себя ещё более ущербным, но не теперь. Теперь они шли, взявшись за руки, по аллее, направляясь к большому фонтану, и он без опаски смотрел людям в глаза, даже голову изредка приподнимал горделиво, когда замечал, с каким восхищением другие, свободные, омеги смотрят на его альфу. Ещё бы: высокий, широкоплечий, мужественный, с зачесанными назад пепельными волосами и притягательными глазами с фиолетовой радужкой, но, увы, для других, повязанный, меткой истинности. Да, в ту ночь, когда у него началась течка, Хидан смог его пометить, причем меткой Пары, именно той меткой, которая сейчас пульсировала в его биополе и которая останется там до конца его жизненного цикла.

Сперва Киба был настолько окрылен этим, воистину судьбоносным, событием, что не мог думать ни о чем кроме того, что теперь они настоящая пара, к тому же, течка длилась четыре дня, и им обоим было не до размышлений, а вот после пришло осознание. За все то время, что они были вместе, Хидан пытался пометить его неоднократно, но все его усилия были тщетными, что, после того, как открылась правда, натолкнуло омегу на мысль, что в этом виноват именно он. Он не раскрылся пред своим альфой до конца, не отдал ему свое сердце целиком и полностью, не откликнулся сущностью, не признавал их явную связь с Хиданом, все ещё, пусть и отгораживаясь от этого, считая, что его Пара – Пейн. Фактически, не осознавая этого, он день за днем рушил их связь – вот почему альфа не мог поставить на нем метку. Естественно, Хагоромо он о своих догадках не говорил, да и, в принципе, не стоило заострять внимание на плохом в то время, когда у них самих все, наконец, начало налаживаться.

– Давай присядем у фонтана, - попросил Киба, чувствуя, что ещё несколько минут пусть и неспешной прогулки и Хидану придется нести его до машины на руках

– Давай присядем, - низко прорычал альфа, резко притягивая его к себе и одной рукой приобнимая за талию

– Хидан, ты чего? – изумился омега, ощущая, как биополе возлюбленного плавно окутало его своими нитями и как в тот же момент оно ощетинилось относительно остальных

– Этот альфа посмотрел на тебя, - недовольно проворчал Хагоромо, настороженным взглядом провожая мужчину примерно его же возраста, свободного альфу в дорогом деловом костюме, о чем-то оживленно разговаривающего по телефону

– И что? – ещё больше удивился Киба, тоже посмотрев мужчине вслед. Да, альфа был неплох собой, к тому же, не почувствовать его силу и властность, не понять то, что он – влиятельный и успешный человек, было просто невозможно, но это всего лишь прохожий, один из многих, которых они встретили в парке, поэтому омега и не мог понять, почему его Истинный так отреагировал на этого мужчину. Так конкурирующе.

– Он посмотрел на тебя с явной заинтересованностью, - сдерживаясь, медленно, будто разделяя каждое слово запятой, ответил Хидан. – Оценивающе, - альфа фыркнул, когда мужчина скрылся за поворотом, и недовольно нахмурил брови, теперь ещё более пристально рассматривая тех, кто проходил мимо них

– Ну, и дурак, - Инудзука тоже фыркнул, пытаясь подавить смешок. – Я же меченый, рядом со мной мой Истинный, так что этот альфа разве что слюнями подавится относительно моей скромной персоны, - шатен, чувствуя, что любимый взбудоражен, что его биополе до сих пор грозно вьется, что напряженность не уходит из его тела, попытался все перевести в шутку, но, похоже, Хидана эта мимолетная стычка задела больше, нежели он думал, потому что в ответ мужчина посмотрел на него так, будто перед ним был несмышленый ребёнок

– Знаешь, мелкий, некоторых ни метка, ни наличие альфы, ни факт истинности не останавливают, - слегка обижено проворчал Хагоромо, задетый тем, что его опасения и предостережения не были восприняты всерьез. – Мы, альфы, таких коллекционерами называем – тех, кто добивается омегу только ради, так сказать, спортивного интереса

– Вот так-так, - присвистнул Киба, с легкой ухмылкой посматривая на своего Истинного, - кто бы мог подумать, что капитаны Корпуса умеют ревновать

– Пф, - фыркнул Хидан, моментально закрывшись, а после, чуть повернув в сторону, направился к ближайшей скамьи, одной из многих, которые окружали большой, несколькоярусный фонтан по периметру

Инудзука в удивлении приподнял брови, но ничего не сказал, раздумывая. Да, альфа и раньше его ревновал, точнее, показывал свои собственнические замашки, но подобное он ощущал впервые – альфа боялся, боялся его потерять. Сам омега не видел никакой подоплеки в этом страхе, потому что он любил Хидана, именно Хидана и именно таким, какой он есть, с его легкой грубостью, не слишком учтивыми манерами, наглостью и командирскими замашками, и узы Пары тут были ни при чем – он полюбил человека, а не стал его только потому, что так решили боги, разделяя единую сущность на альфью и омежью части, так что причина теперешнего беспокойства мужчины ему была не совсем понятна. Неужели альфа сомневается в нем? Сомневается после того, что они вместе прошли и что преодолели? Неужели он думает, что его омега, его Истинный, способен на предательство и измены? Грубо, конечно, звучит, но Киба все-таки задался этими вопросами, потому что понимал, что своего альфу за все эти полгода он так досконально и не изучил.

Белых пятен в биографии Хагоромо было очень много, и альфа не спешил заполнять их историями из жизни, особенно теми, которые касались его службы в Корпусе, а он и не спрашивал. Конечно, хотелось знать о своем возлюбленном все, но Киба понимал, что в жизни других, особенно корпусников, есть факты, которые либо нельзя разглашать, либо нет желания их разглашать, поэтому и старался не затрагивать темы прошлого. Ему хватило и одного раза, того, когда Хидан рассказывал о мальчишке из гарема, который застрелился из его пистолета, а пепельноволосый был корпусником пятнадцать лет, десять из которых провел вместе со своей командой на заданиях во всех уголках мира, так что омега не знал и знать не хотел, сколько же объектов пришлось ликвидировать 17 отряду II Азиатского Корпуса. Вдобавок ко всему Хагоромо был капитаном, отдавал приказы, нес ответственность, от него зависели жизни его подчиненных, исход операции, и, как бы ему ни хотелось разделить с возлюбленным его бремя, Инудзука понимал, что ещё не время. Хидан сам расскажет о том, о чем посчитает нужным, и тогда, когда посчитает нужным, поэтому пока что ему оставалось только ждать и поддерживать своего альфу.

Хидан присел на скамью, и Киба уже было хотел устроиться с ним рядом, вытянув ноги и откинувшись на спинку, но альфа сделал все по-своему: притянул его за руку, усадил себе на колени и поцеловал в губы, не глубоко и не страстно, просто поцеловал, но даже этого хватило шатену, чтобы смущенно покраснеть и потупить взгляд.

– О?! – наиграно удивился Хагоромо, приподнимая голову любимого за подбородок. – Ты покраснел, как самая настоящая омега!

– Потому что я и есть омега, - буркнул Киба, явно не разделяя радости своего альфы. Нет, он понимал, для чего пепельноволосый это сделал – чтобы продемонстрировать всем, кому принадлежит омега, чтобы усмирить свои собственнические инстинкты и чтобы скрасить тот неловкий момент с альфой, но все равно, по его мнению, это был перебор. В принципе, они не делали ничего, что противоречило бы нормам морали или же Кодексу Нравственности, но ему все равно было неуютно – демонстрировать свои чувства было для него ново, непривычно, слегка опасливо, пусть он и не думал больше о том, что не имеет права смотреть людям в глаза из-за своей ущербности.