Сущность Альфы

– Да хоть сам бог, - прохрипел Хаюми, сплевывая кровь – кажется, предыдущий удар все же нанес его телу вред, задев легкие. – Все равно ты не убьешь меня, - он храбрился, просто не мог уступить Собаку, но это слово – резонатор – что-то оно зацепило у него внутри, что-то, что заставило его сущность склонить голову и признать поражение. «Резонатор – это только часть, - шептала ему сущность, извлекая из глубин памяти какие-то древние, интуитивные познания, - часть огромной силы. Тот, кому суждено сопровождать, наблюдать и хранить знания для следующих поколений».

– А я и не собирался, - фыркнул Собаку, и ментальная лапа возвысилась над ним, как змея перед своим заклинателем. – Достаточно будет сделать с тобой то же, что ты собирался сделать с Саем

Син не успел обдумать эти слова, так как они показались ему абсурдными, ведь он не омега, а от уродства его тела будет мало проку, но, как оказалось, ему все-таки нужно было подумать. В паре метров от него лапа превратилась в гигантскую ментальную сеть, которая своими нитями накрыла его всего, прожигая кожу. Истошный крик вырвался из груди альфы, когда он понял, что ни убивать, ни физически увечить его не будут, когда сетка проникла сквозь кожу, в тело, в энергетические каналы, разрывая их изнутри, дробя, нарушая циркуляцию энергетики и разрушая биополе, когда центр сетки коснулся сердца его сущности, оплетая сгусток энергетики, сжимаясь вокруг него, уплотняясь, надавливая и ломая в своих плотных нитях, как хрустальный шар. Хаюми показалось, что в полной темноте, которая заволокла его сознание, миллиарды осколков со звоном упали на пол, разрывая его собственное тело изнутри, а после вошли в его плоть и остались там занозами, кровоточа и обрекая на вечные мучения.

Ментальные лапы отпустили свою безвольную жертву, вновь став частью биополя, которое постепенно снова стало всего лишь энергетическими, незримыми витками, и в это же время глаза аловолосого приобрели свой естественный, изумрудный цвет. Гаара сделал несколько шагов вперед, смотря в блеклые глаза мужчины, которые очень медленно, изредка прикрывались веками, и взгляд которых был неосознанным.

– Ты больше не альфа, - вынес свой вердикт аловолосый, а после развернулся и спешно направился к омеге, который до сих пор полусидел под боковой стеной. Хаюми Син хотел проследить за Собаку, но сейчас его тело, поверженное и истощенное, практически ему не подчинялось, а биополе… сущность… у него больше не было ни того, ни другого. Он действительно теперь не альфа, но и не бета, он тот, кому сохранили жизнь, но лучше бы отправили в лапы бога смерти, тот, у кого от альфы остался только статус в медкарте, тот, сущность которого в ментальной стычке была уничтожена, превратив его в телесную оболочку без сердцевины.

Возмездие было совершено, хотя первым порывом Гаары, конечно же, было броситься к возлюбленному, оказать ему помощь, и просто наплевать на альфу, который мог катиться хоть к бесам в Преисподнюю, но честь и сущность требовали. Свою истинную силу он применил впервые, не на симулянте, а на живом человеке, и это было неприятно, противно и омерзительно, но сейчас альфа старался не думать об этом, полностью сконцентрировавшись на омеге. Аловолосый сел прямо на землю, приподнял любимого, усадил себе на колени, обнял, прижавшись губами к холодной щеке, все это время вливая в него энергетику, пытаясь срастить те нити и те каналы, которые были повреждены, и плотно сцепляя зубы, чтобы не поддаться отчаянью. Он чувствовал, что Наруто уже близко, к тому же, вдалеке слышался вой сирен – полиция и скорая, но сейчас для него существовал только Сай, которого он, и правда, не смог уберечь.

– Гаара… - выдохнул омега, приоткрывая глаза и с теплотой, нежностью, любовью смотря на своего альфу

– Молчи, Сай, береги силы, - в ответ прошептал Собаку, укачивая возлюбленного на руках, как маленького ребёнка, поддерживая его энергетически и сожалея о том, что он не может отдать Истинному все свои силы, чтобы излечить его раны прямо сейчас и полностью

– У нас будет ребёнок… - с улыбкой произнес Сай, медленно перемещая руку с груди на живот. – Наш с тобой малыш…

– Боги… - прохрипел Собаку, закрывая глаза и опираясь затылком о стену – ещё никогда он не чувствовал себя таким слабым и беспомощным: не смог уберечь возлюбленного, не почувствовал, не уделил достаточно внимания, не прислушался к интуиции, убеждая себя в том, что он полностью контролирует ситуацию, не смог понять, что он станет отцом. И в это же время на щеках альфы мешались слезы радости и отчаянья, его ладонь крепко сжимала ладонь возлюбленного, а энергетика текла бесконтрольным потоком, отдавая уже жизненные силы. А вой сирен все приближался, и уже через минуту он почувствовал, как к его биополю подсоединяются такие знакомые нити, а на плечо уверенно ложится рука друга.

Большая столовая с длинным столом из красного дерева и мягкими стульями с высокой спинкой уже давно не использовалась в особняке Узумаки по назначению, но сегодня, буквально минут 20 назад, в ней произошло знаменательное и торжественное событие, свидетелем которому и стал нынешний глава клана Узумаки – Курама. Его кузен, Узумаки Нагато, ещё пару месяцев назад обратился к нему с просьбой организовать официальные смотрины, на которых его Истинный альфа, Намикадзе Яхико, желает сделать ему брачное предложение. Курама против не был, наоборот, он радовался за Нагато, наверное, больше, чем сам омега, потому что был прекрасно осведомлен о той ситуации, которая сложилась в семье его тетки, и не менее хорошо он знал историю Нагато, который перенес достаточно много жизненных испытаний за свои 28 лет, но смотрины пришлось отложить. По традиции, на смотринах, а, тем более, при брачном предложении, если, конечно, вновь говорить об обычаях, должны присутствовать ближайшие родственники с обеих сторон, поэтому пришлось ждать приезда Джирайи Сенджу, который захотел лично прибыть на столь знаменательное событие. Теперь же, когда брачное предложение со стороны Намикадзе Яхико было сделано, а Узумаки Нагато ответил на него согласием, что было подтверждено и одобрено всеми участниками церемонии смотрин, представители обеих семей разместились в большой столовой, ведя непринужденную беседу.

Сам Курама, как и полагается по его статусу, сидел во главе стола, хотя при этом ел он мало и больше рассматривал своих гостей, с помощью приоткрытого биополя пытаясь определить, кто и какие эмоции испытывает в данный момент. По правую руку от него сидела предыдущая глава клана и его мать Узумаки Мито – красивая, ухоженная омега, которая в скором времени отпразднует свое столетие. Как и у всех представителей клана Узумаки, у женщины были длинные багряные волосы, которые она всегда собирала в высокую прическу, и глаза с оранжевой радужкой* (*автор намеренно изменил цвет глаз Мито и Кушины), держалась омега ровно, сдержанно, предпочитая больше слушать, нежели говорить, и лишь изредка высказывая свое мнение по поводу обсуждаемого – в принципе, как отметил Курама, его мать ничуточки не изменилась с тех пор, как десять лет назад, потеряв мужа, передала ему главенство в клане, в данный момент занимая должность главного редактора филиала на Сикоку. Величественная женщина.

По левую руку сидела Кушина, а за ней Минато Намикадзе, что заставляло багряноволосого изредка тактично прикрывать рот салфеткой, чтобы скрыть улыбку. Вообще-то, чувствуя эмоции сестры, омеге сейчас хотелось заливисто рассмеяться, потому что альфа была напряжена, взвинчена и готова выплеснуть свое негодование, пусть она все это хорошо скрывала, поддерживая неторопливую беседу, но взгляды, которые женщина бросала на него каждую минуту, были красноречивее любых слов, выражая уже не вопрос, а желание хорошенько встряхнуть братца, что, собственно, и вызывало у Курамы улыбку, ведь то время, когда он не мог противостоять сестре-альфе, уже давно прошло. Глава клана Намикадзе вел себя более сдержанно и явно нервничал, хотя тоже пытался это скрыть, но оно и понятно, ведь его преемник, старший сын, вдруг, ни с того, ни с сего, прямо посреди церемонии, извинился и спешно покинул особняк, отправившись в неизвестном направлении, так что, похоже, все мысли альфы занимал Наруто. А вот Курама за племянника не переживал: это Кушина любила драматизировать, а Минато обдумывать и взвешивать, он же считал, что в этом мире ничего не происходит просто так, и раз Наруто посчитал, что в данный момент он нужен в другом месте, значит, так оно и должно быть.

Сразу за Мито-сама восседал Джирайя Сенджу, который, по сути, и поддерживал за столом непринужденную, разговорчивую и оживленную обстановку. Этот альфа, пусть он уже и переступил порог старения, был очень энергичным и веселым мужчиной, который, как заметил Курама, был неравнодушен к хорошему саке и красивым женщинам, что, впрочем, Сенджу и демонстрировал, неприкрыто заигрывая со своей соседкой. Курама подумал, что, если бы Джирайя не развлекал присутствующих историями из своей жизни и не задавал ритм беседы, роль буфера ему пришлось бы брать на себя, что мужчине делать было просто лень, потому что сейчас, во-первых, он чувствовал себя не очень хорошо, а, во-вторых, ему было интересно, как долго его мать сможет противостоять чарам столь обаятельного альфы или же как долго она способна выдержать его навязчивые ухаживания. Сам омега делал ставку на второй вариант, прекрасно зная, к каким мерам может прибегать Мито-сама, защищая свою честь. В общем, Джирайи Сенджу он не завидовал.

Напротив него сидели, собственно, виновники торжества – Намикадзе Яхико и Узумаки Нагато. Пожалуй, из всех присутствующих только эти двое были искренни в своих чувствах, помыслах и словах, пусть тот же Нагато и старался не демонстрировать свою привязанность к альфе. Но Курама видел, чувствовал, знал, что не только связь Истинных, не только узы Пары соединили этих двоих, ощущалось доверие, уважение, полное взаимопонимание, со стороны рыжеволосого ещё и гордость. В какой-то момент Курама поймал себя на мысли, что он немного завидует этой паре, но не потому, что они Истинные, или же потому, что теперь они вместе, вдвоем, что они обрели друг друга, а тому, насколько сильны их чувства. Сам багряноволосый омега не мог сказать, что за всю свою жизнь он любил хоть кого-то так же крепко и преданно. Возможно, сильно, страстно, увлеченно, восхищенно, как, например, Хашираму, но не более, что заставляло его задуматься ещё глубже. Он не мог сказать, что его сердце огрубело или что он намеренно отбрасывал все ухаживания и знаки внимания, хотя и такое бывало, но все же что-то внутри него заледенело и даже теперь при мысли, что на днях возвращается его омега, не оттаивало. Наверное, он слишком долго был одинок, чтобы теперь впустить в свою жизнь ещё кого-то.

Слева от обрученных сидели родители Нагато – Узумаки Фу, её муж-омега и их младшая дочь Карин. Узумаки Фу приходилась ему теткой, то есть была родной сестрой Узумаки Мито, на которую была совершенно не похожа, тем более характером. Да, сейчас омега была не той взрывной девчонкой, которую он помнил по студенческим годам, а взрослой и успешной женщиной, пусть её волосы до сих пор были выкрашены в зеленый цвет, но Курама видел, чувствовал, насколько глубоки жизненные печати невзгод на её сущности, видел первые следы тонких морщинок в уголках глаз, хотя омеге было всего лишь 50, и ощущал её волнение, которое грозило превратиться в поток слов. Фу можно было понять, потому что эта женщина не привыкла к размеренной жизни, она привыкла к борьбе, и сейчас, похоже, ей не верилось, что её сын таки нашел свое счастье. В какой-то мере Курама преклонялся перед этой женщиной, которая, несмотря на все рекомендации врачей, не оглядываясь на их прогнозы и угрозы, не уповая на богов и их милость, верила в своего сына до конца, хотя, казалось, за 30 лет у неё уже должны были опуститься руки. Они с мужем были достойными родителями, и для Нагато, и для Карин, и Курама надеялся, что из него получится не менее достойный папочка.