Сущность зла
Шрифт:
И разумеется, Правила.
У людей из Спасательной службы Доломитовых Альп был пророк (Моисей Плонер); огненная колесница, возносящая их в Царствие Небесное (ЭК-135), и по меньшей мере двести тысяч правил, передаваемых из уст в уста. Было нелегко им следовать. Правила вырастали, словно грибы.
Правило Перекуса – возможно, самое причудливое (и до некоторой степени внушающее опасения). Будь то в семь утра или в четыре дня, но стоит только сесть за стол, как в этот самый момент зазвучит сигнал тревоги, и команде придется вылетать на спасательную операцию. В первый раз я сказал себе, что это не более чем совпадение. Во второй – подумал о шутках судьбы.
Уж так заведено, и беситься незачем.
Правило Перекуса предоставляло мне, сценаристу, не принимавшему непосредственного участия в съемках (бессмертные слова Майка Макмеллана: «Ты только должен усечь, каким макаром рассказать о том, что творится, обо всем прочем „Сони“ позаботится»), неожиданные преимущества. Звучал сигнал тревоги, команда спускалась в ангар, вертолет взлетал, а я, развалившись в кресле перед радиоприемником, подъедал за другими мороженое или десерт. Пишущий пером жирует больше, чем снимающий камерой.
Все это – вплоть до перекуса 15 сентября.
Уже несколько дней Майк выглядел усталым. Побледнел, осунулся.
Первая операция в тот день прошла гладко. Погода стояла хорошая, а турист из Милана просто немного струхнул и решил, что вертолет Спасательной службы – что-то вроде такси, на котором можно спуститься в долину. Вторая была точной копией первой, разве что лететь надо было не на Белый Рог, а на Длинный Камень.
Когда Майк вернулся из второго полета, я заметил, что он еле волочит ноги. Поменяв батарейку в камере (наше Первое Правило), он рухнул на стул. Через несколько минут заснул, прижимая «Сони» к груди.
В первом часу дня Моисей, подстегиваемый бурчанием в животах, решил, что настал момент бросить вызов Правилу Перекуса. Тушеное мясо. Картошка. Штрудель. Штруделя мы так и не отведали. А жаль – вид у него был весьма аппетитный.
Тревогу объявили, когда мы только-только начали накладывать еду на тарелки. Майк вскочил, схватил камеру – и упал обратно на стул, ловя воздух ртом.
Кристофу этого хватило, чтобы поставить диагноз и назначить лечение:
– Парацетамол, теплые одеяла, бабушкин бульончик, и баиньки.
Майк замотал головой, попытался подняться:
– Я здоров, нет проблем.
Не успел он поднять камеру, как Моисей схватил его за руку и остановил.
– Ты не летишь. Отправь его, если хочешь. В таком состоянии ты в вертолет не сядешь.
Его – то есть меня.
Сказав это, Моисей повернулся и стал спускаться по лестнице.
Мы с Майком переглянулись.
Я пытался храбриться:
– Давай сюда «Сони», компаньон, мы выиграем «Оскар».
– «Оскара» дают за художественные фильмы, – буркнул Майк. – А мы снимаем для телевидения, Сэлинджер.
Он нехотя вручил мне камеру. Ох и тяжелая.
– Главное, жми на запись.
– Аминь.
Голос Кристофа с лестницы:
– Идешь?
Я пошел.
Мне не доводилось еще летать на ЭК-135. Место, отведенное Майку, было тесней некуда. ЭК – не те колоссы для перевозки грузов, какие показывают в фильмах: это маленький вертолет, подвижный и мощный. Лучшая модель из всех возможных для полета среди доломитовых вершин, но чертовки неудобный для съемки.
Когда Измаил нажал на газ, у меня внутри все перевернулось. Не только из-за стремительного подъема. Я, можно сказать, сдрейфил. Выглянул в иллюминатор, но это не помогло. Увидев, как исчезает база в Понтивесе, я пару
раз сглотнул, чтобы побороть тошноту. Манни, спасатель, сидевший рядом, стиснул мне руку. Запястье у него было толще, чем мое предплечье. Жест горца, который означал: спокойно, бояться нечего. Поверьте, это сработало.Страх исчез, осталось небо. Его гладь.
Боже, какая красота.
Кристоф подмигнул мне, знаком велел надеть наушники.
– Ну как ты, Сэлинджер?
– Великолепно.
Я хотел что-то еще добавить, но тут раздался голос Моисея.
– Спасательная служба Доломитовых Альп вызывает Папу Карло, – заскрипело переговорное устройство, – можете дать дополнительную информацию?
Я начал снимать по-настоящему, надеясь, что из-за малоопытности не напортачу и Майк не покроется нервной сыпью, просматривая изображение.
Он, если входил в раж, мог быть ужасным придирой.
– Говорит Папа Карло. Немецкая туристка на горе Ортлес, – зазвучал искаженный голос из приемника, – провалилась в трещину на высоте три тысячи двести метров. На Шукринне.
– Вас понял, Папа Карло. Будем там через…
– …семь минут, – подсказал Измаил.
– …семь минут. Конец связи.
Моисей поставил на место приемник и повернулся ко мне. Я поднял камеру и сделал хороший крупный план.
– Ты когда-нибудь видел Ортлес? – внезапно спросил он.
– Только на фотографии.
Моисей удовлетворенно кивнул:
– Классная будет операция, убедишься сам.
И развернулся, исключив меня из поля своего внимания.
– Что такое Шукринне? – спросил я Кристофа.
– Вершины Ортлеса можно достигнуть разными путями, – ответил врач с потемневшим лицом. – Проще всего обычным путем по северному склону, хотя подъем нешуточный, нужна тренировка, но ведь на ледник и не сунешься, если ты не подготовлен, правда?
– Как-то раз мы вытащили оттуда парня во вьетнамках, – весело проговорил Измаил, вклинившись в нашу беседу.
– Во вьетнамках?
– На высоте три тысячи метров, – подмигнул он, – люди ведут себя странно, разве нет?
Я не мог не согласиться.
Кристоф объяснял дальше.
– Шукринне – самый скверный путь. Скалы хрупкие, некоторые – под углом в пятьдесят пять градусов, а что до льда… никогда не знаешь, чего от него ожидать. Гиблое место даже для самых опытных альпинистов. Папа Карло сказал, что туристка провалилась в трещину – дело плохо.
– Почему?
– Потому, что она могла сломать ногу. Или обе ноги. Может, и кости таза. Удариться головой. В трещине ледника дно скверное, покрыто водой. Будто… – Кристоф задумался, подыскивая сравнение. – Будто попадаешь в бокал с гранитой [17] .
17
Гранита – десерт, распространенный в странах Средиземноморья, колотый фруктовый лед с сахаром.
– Вот уж позабавимся, в самом деле, – заметил Измаил, улыбаясь в камеру своей неподражаемой улыбкой: то ли потерявшийся щенок, то ли дерзкий мальчишка.
Еще одно правило спасателей. Трудностей не бывает. Никогда. Ибо, как говорит Моисей Плонер, «трудно только то, чего не умеешь делать». Иными словами: если тебе трудно, оставайся дома.
Я подумал, что туристке из Германии было бы не вредно последовать правилу Моисея. Мне и в голову не пришло, что для меня тоже писано это проклятое правило.