Суженый-ряженый

Еще она могла бы добавить, что весь вечер у нее было совершенно непонятное ощущение, будто они -- две семейные пары. И что совсем уж абсурдно, казалось, что и Витя с Олесей воспринимали это точно так же. И даже Захаров. Но это уж был полный абсурд. Поэтому ничего подобного Таня говорить не стала.

Поцелуй длился так долго, что за это время Глеб успел расстегнуть молнию на юбке, его руки проникли к ней под кофточку, его ловкие пальцы справились с застежкой лифчика, а она этого даже не заметила. Но самым удивительным было то, что Таня не заметила, как она сама -- пуговка за пуговкой -- расстегнула на Глебе рубашку.

– - Часов с десяти мне безумно хотелось тебя поцеловать, -- с трудом переводя дыхание, пробормотал он.

– - По-моему...
– - у Тани тоже были проблемы с дыханием, -- ты целовал меня... и до десяти... и после.

Он действительно не упускал ни единой возможности коснуться ее руками, губами... Прикосновения эти были мимолетными, но такими волнующими...

– - Но это было совсем не то.
– - Теперь Глеб приник к Таниной шее и своими поцелуями стал прокладывать дорожку к ее груди.

Да, это было уже совсем другое...

28

– - О нет! Только не это!
– - Таня в отчаянии вытряхнула содержимое своей сумки на диван. Куча всякого барахла, но все не то.
– - Наверное, я оставила их в другой сумке.

– - Что оставила?
– - Глеб вышел из спальни, застегивая на ходу рубашку.

– - Ключи от машины, -- уныло сообщила Таня и еще раз встряхнула сумку. Увы! Ничего даже не звякнуло.

– - Ключи от машины вещь, конечно, хорошая, -- ухмыльнулся Глеб.
– - Особенно когда знаешь, где стоит твоя машина.

– - Я знаю, где стоит моя машина.
– - Она с остервенением стала сгребать обратно содержимое сумки.
– - Как раз там, откуда после работы я смогла бы доехать на ней до своего дома. Если бы у меня были ключи, разумеется.

– - Да ладно, Тань, не переживай. Я сегодня могу освободиться пораньше и заехать за тобой. И даже отвезти тебя домой, если это так уж необходимо. А потом можно...
– - Он похлопал себя по карманам.
– - Слушай, ты не видела мои ключи?

– - Кажется, где-то видела. Глеб, никакого "потом" сегодня не получится. Разве что совсем потом. Или даже совсем-совсем потом.

– - Ну, на совсем-совсем потом у меня, честно говоря, совсем другие планы, -- пробормотал Захаров, озираясь по сторонам в поисках ключей. Их почему-то не было среди прочих мелочей, которые мужчины имеют обыкновение таскать в карманах. Надо сказать, эти мелочи образовали на столике изрядную кучку, вполне сравнимую с той, которую Таня только что собрала обратно в свою сумку.
– - А что, собственно, случилось?
– - Изогнув вопросительно брови, он воззрился на Таню.
– - Ты завтра сдаешь очередную ехидную статью?

– - Нет, дорогой, -- она изобразила ехидную улыбку, -- завтра утром "Красной стрелой" приезжают мои родители, и мне нужно ликвидировать хаос в квартире и запустение в холодильнике.

– - Нет проблем, -- отозвался Захаров, -- я за тобой заеду, по пути мы заскочим в магазин... Нет, лучше я тебя отвезу, сам поеду в магазин, а ты тем временем займешься уборкой. Если не успеешь закончить, я тебе помогу.

– - Что-то я не слышу особого энтузиазма в твоем голосе, -- усмехнулась Таня.
– - Ладно, Глеб, не бери в голову. Я, конечно, тебе очень признательна за столь великодушное предложение, но, думаю, со своими проблемами я справлюсь сама. А ты тем временем можешь немного подольше потрудиться на благо своей фирмы.

– - И сколько же времени займет твоя борьба с хаосом и запустением?

– - с кислым видом поинтересовался Захаров, видимо, всерьез опасаясь, что его планы на вечер оказались под угрозой.

– - Думаю, часиков в девять я уже закончу. Кстати, Глеб, ночую я сегодня у себя.
– - Выражение лица у Захарова стало еще более кислым, во всяком случае, Тане так показалось.
– - Если ты не против, твои планы на "совсем-совсем потом" можно было бы перенести ко мне, -- предложила она.

– - Пожалуй...

Его "пожалуй" как-то неопределенно повисло в воздухе, и Таня, усмехнувшись, сказала:

– - Глеб, я ни в коем случае не настаиваю, но "Стрела" прибывает в семь пятьдесят пять, добираться до дома они будут никак не меньше получаса. Если ты уедешь до четверти девятого, то с гарантией двести процентов тебе не придется знакомиться с моими родителями.

– - Пожалуй, я все-таки за тобой заеду, -- сказал Захаров, уходя тем самым от ответа на Танино приглашение.

"Я подумаю", -- мысленно перевела она его слова.

– - Я тебе позвоню, -- пообещал он, высаживая ее на Дворцовой набережной.

"Но боюсь, не получится", -- добавила Таня про себя.

Глеб позвонил уже почти в шесть и сообщил, что его вызвали на объект в Озерки, что он не знает, когда освободится. Но как только освободится, обязательно позвонит. Что ж, вполне закономерное развитие сюжета.

Нет, в том, что он действительно занят, Таня ничуть не сомневалась. И Захаров, и Линденбаум много работали, в этом она убедилась сама. Да и не было бы такого успеха, если бы дело обстояло иначе. Несмотря на длинный шлейф разнообразных слухов о нем, Таня в отличие от многих и раньше не считала, что Глеб просто баловень судьбы, которому вечно везет. А что плохого в том, что он умеет получать удовольствие от работы, от жизни... от женщин, в конце концов?

И никаких разбитых сердец. Во всяком случае, таких слухов до Тани не доходило. И она с самого начала решила, что ее сердце не станет первым. Оно и не станет. На этот раз никакой любви. Легкий, как бокал шампанского, роман, и никакого похмелья в виде разочарований, когда все закончится. Эти очень разумные мысли всецело владели Таней по пути из магазина домой.

Сегодня она не напоминала себе ни вьючного верблюда, ни вьючную лошадь. Разве что вьючную арабскую жену, впрочем, отечественные вьючные жены не так уж сильно отличаются от арабских. Перед дверью парадной она остановилась, морально готовясь сразиться с оберегающей вход пружиной. К счастью, тут случился боксер-тяжеловес Клюев. Никита опять не поздоровался, но предательскую дверь придержал.

"Вот он, рыцарь без страха и упрека! Способный прийти на помощь прекрасной даме, даже будучи оскорблен ею в лучших своих чувствах!" -- подумала вдруг Таня. Мелкое предательство Клюева, когда тот под влиянием минуты раскрыл Булыгиным ее "страшную тайну", она ему великодушно простила. В конце концов, его уста и так достаточно долго хранили печать молчания, которую, кстати сказать, она на них не накладывала. Так почему же она, глупая женщина, отвергла всего из себя положительного Никиту и сама кинулась в объятия Глеба? Она ведь знает, что Захаров -- персонаж наверняка отрицательный, но... такой обаятельный! Пожалуй, в этом и кроется ответ. А быть может, в том, что она глупая женщина.