Свет моих пустых ночей

– Болит?

– Нет.

– А чего сырость тогда разводишь?

– У меня нет одежды… – говорю глухо, и он удивлённо вскидывает брови.

– Разве тебе мало того, что я дал? У меня же ещё есть, вернусь и достану с чердака.

– У меня нет документов… – всхлипываю я громче, и он сводит насупленные брови вместе.

– Это тоже не проблема. Найдём решение, не реви.

– У меня нет денег… И родных у меня нет… – завываю я в голос. – У меня вообще больше никого нет!

Закрываю глаза ладонями и плачу, жалея себя. Егор тяжело вздыхает, подсаживается ближе.

– Мила, Мил, – тихо зовёт меня. Крупные слёзы скатываются по носу, образуя на его кончике каплю, которая, срываясь от тяжести собственного веса, падает вниз. Прямо в мою тарелку. – Давай пока ты пустишь все свои силы на скорейшее выздоровление, ладно? А потом мы всё решим. Я помогу, чем смогу, обещаю тебе. Не брошу тебя на произвол судьбы, хорошо?

Я затихаю. Шумно сглатываю вязкую слюну и поднимаю заплаканный взор на него. Лицо мужчины дрожит от слёз, но я вижу его спокойную улыбку, его прямой и честный взгляд и успокаиваюсь.

– Я никогда не была в больнице, – говорю ему.

– Если ты будешь послушной девочкой, то тебе вовсе не обязательно туда ехать, – говорит мне, а сам морщится. На долю секунды на его лицо набегает тень, но я успеваю заметить.

– Могу я попросить? – нерешительно спрашиваю.

– Конечно.

– Не обещайте мне невыполнимого.

Егор внимательно смотрит, обдумывая мои слова. Или свой ответ на них. Я не уверена.

– Не переживай, я никогда не даю ложной надежды и не бросаю слов на ветер. Не такой я человек.

А какой же ты человек? – хочется спросить мне, но время упущено. Да и не решилась бы.

Егор резко поднимается из-за стола, забирая у меня тарелку, и я замечаю, как мелкой дрожью бьёт его руки.

– Можно я тоже кое о чём попрошу тебя, Слава? – внезапно спрашивает хозяин, сосредотачивая свой взгляд на моих глазах.

– Да, конечно.

– Не проси у меня невыполнимого, – грубо говорит он, отворачиваясь и отдаляясь.

И что это должно значить?

Егор перемывает посуду, а я не смею шевельнуться. Нехорошее предчувствие скользким ужом извивается внутри. Интересно, неужели Егору совсем не интересно узнать ничего о своей странной гостье? Может, здесь, в “большом” мире так принято – пускать в дом абы кого и не узнавать подробностей?

Он покидает кухню, а возвращается в другой одежде. Собрался, значит.

– Пойдём, я покажу тебе, как работает телек, – бросает хмуро.

Ни малейшего признака добродушного человека с мягкой улыбкой не осталось.

Неловко поднимаюсь под его насупленным взглядом и иду, разглядывая широкую спину. В этой комнате, куда меня приводит мрачный хозяин этого дома, мне ещё не доводилось побывать. Я смущённо топчусь на месте, когда он поправляет расправленную постель – вот, значит, где он спит! – иду к разобранному дивану, стоит мужчине кивнуть в направлении него, беру в руки коробочку с кнопками.

– Красная – включение или выключение, стрелки вниз и вверх листают каналы, вправо и влево – регулируют уровень громкости. Остальными можно не пользоваться, – говорит мне. – Попробуй.

Я нерешительно жму на красную круглую кнопку. Под пальцем она плавно опускается вниз и утопает в жёстком пластике, а на плоском чёрном экране – совсем как зеркало! – вдруг загорается картинка, а следом появляется звук.

Я делаю сначала громче, потом тише, нажимаю на кнопку со стрелочкой вверх и возвращаюсь, нажимая на кнопку со стрелкой вниз. Всё это время Егор наблюдает за мной. А когда я останавливаю свой выбор на цветных картинках с котом и мышонком, которые часто мелькаю на экране под забавную музыку, мужчина подходит ко мне, протягивая очередную коробочку. В этот раз плоскую и с таким же ярким экраном, что и на его телевизоре.

– Мы находимся здесь, – показывает он мне, и я с удивлением обнаруживаю изображение карты. Хозяин проводит пальцем по экрану, сдвигая картинку. – Встретились мы тут. Ты можешь показать свой дом?

Аккуратно беру в руки прохладную вещицу, повторяю его движение – веду по экрану, отслеживая собственный путь в обратном направлении: от места, где мы встретились по степи до реки, вверх по течению, через небольшой лесок… И судорожно ловлю ртом воздух, когда вижу крыши домов родной деревушки. Отсчитываю четвёртый на самой дальней улице и протягиваю обратно мужчине.

– Вот мой дом.

Егор разглядывает экран, что-то нажимая пальцами. То сводит их вместе, то снова разводит в разные стороны. Он хмурится и шевелит губами, словно беззвучно говорит. Переводит озадаченный взгляд на меня:

– Ты уверена? Насколько мне известно, там давно никто не живёт.

В его голосе звучит искреннее удивление, и мне хочется смеяться. Я не никто. Я жила там всю свою жизнь!

– Там никто не живёт всего-то несколько дней, – говорю ему тихо. – С того дня, как мы встретились. Все мои вещи остались в доме, когда я сбежала.

– Ты жила там одна?

– Нет, я жила там с дедушкой. Около двух лет назад скончалась наша соседка, и мы остались с ним вдвоём. В тот день… – я поднимаю взгляд на Егора. – В деревню приехали чужие люди. Они рыскали по домам в поисках чего-нибудь ценного. Дедушка сказал, что это мародёры, что они всегда так делают. Я пряталась, когда они зашли в наш дом, не успела уйти.

– А дедушка?

– И дедушка не успел… – всхлипываю я. – Они… Егор, они убили его!

Мужчина садится рядом и сжимает мою руку.

– Мне жаль, что тебе пришлось такое пережить.

– Он так и остался лежать… там, в доме… Мне пришлось оставить его. Тот мужчина… Он повалил меня на пол… – бормочу тихо-тихо, словно, скажи я чуть громче, всё вернётся. – Он хотел сделать кое-что ужасное, понимаете? У меня просто не было выбора, – Егор так сильно сжимает мою руку, что мне больно. – Я ударила его прикладом дедушкиного ружья и выпрыгнула в окно. Я даже не уверена, что не убила его…

Громадные слезинки скатываются по моему лицу, но я не моргая смотрю на мужчину. Точнее, на его ожесточённое лицо. Я ничего не знаю ни о нём, ни об этом “большом” мире, но чувствую, как огромный груз из боли и вины спадает с моих хрупких плеч.

Егор мрачнеет, глядя на меня. Наверняка вообще жалеет, что помог! Что спас!

– Не реви, – снова говорит он, но разве можно так просто успокоиться? – Я разузнаю, что там к чему, а потом поеду и всё проверю.

От неожиданности я перестаю рыдать и, громко икнув, вытираю лицо ладонью.

– Я поеду с вами.

– Не прямо сейчас, – уточняет он. – Когда поправишься. По крайней мере, не ранее, чем я подготовлюсь к этой поездке.

– Хорошо. Другого выбора у меня всё равно нет.