Свет во тьме

– Лена! – Каганов, не отрывая взгляда от макета, позвал секретаршу.

– Бегу-бегу!

Михаил злобно посмотрел на подошедшую девушку и в очередной раз принялся объяснять ей:

– Лена, гранки необходимо держать в коробке на столе, а не разбрасывать их где попало. Что они делают на полу, я тебя спрашиваю?

– Я же складывала их в коробку! – возмутилась в ответ секретарша и поспешно ретировалась в сторону бухгалтерии. Лена была своенравной невысокой сорокалетней женщиной, имеющей в своем арсенале все нужные качества для того, чтобы противостоять снобизму нового начальника. К тому же она была единственным человеком, кто умел безошибочно ориентироваться в царившем вокруг беспорядке и находить нужные вещи и документы.

– Тогда каким образом они очутились на полу?

– Ветром сдуло, товарищ Каганов. Сколько раз я вам говорила утеплить окна в редакции, сквозняки гуляют.

– Да будет вам, Михаил, – прервал их Фома. – У нас готовы вторая, пятая, седьмая и восьмая страницы. Но что будем ставить на передовицу? Я уже не говорю про оставшиеся пустые полосы?

– На главную ставим репортаж Веры с празднования последнего Дня лета, тот, для которого она должна была сделать снимки.

– А он готов? Лена?

– Да, Фома Иванович.

– Ты не видела сегодня Веру в редакции? Нам через час макет сдавать, а ее где-то черти носят!

– Нет, я ее сегодня не встречала. Может, она в производственном отделе или в архиве?

– Господи, когда же этот бардак прекратится! – проворчал Каганов.

В их разговор неожиданно вклинился Иван Лукич. Несмотря на то что пару лет назад ему положено было выйти на пенсию, невысокий старичок продолжать работать внештатным наборщиком.

– Быть может, поместим материал об открытии книжного клуба при городской библиотеке? Как раз его заканчиваю…

– О-о-о… – простонал Михаил. – Конечно, прямо на первой полосе! Давайте еще поместим заметку о том, что к нам в редакцию подкинули коробку с новорожденными котятами и мы ищем для них заботливых хозяев.

Каганов навис над испуганным Иваном Лукичом.

– Вы у нас кем работаете? Наборщиком? Вот и набирайте текст, без самодеятельности и ненужных советов.

– Ну, так что теперь будем делать? – спросила Лена, с сочувствием глядя на вернувшегося к своей работе обиженного Ивана Лукича.

– Кто-нибудь из нашей редакции еще ходил на праздник?

– Я ходил на рыбалку, – робко подал голос Иван Лукич. – Этот праздник для меня слишком бурный. В наше время такого не позволяли…

– У меня жена болеет, вы же знаете, – пожал плечами Фома, – так что я был дома.

– А я была в парке и участвовала в торжественном параде, – откликнулась Лена.

– Отлично! Тогда садись за свободную машинку и пиши. Как закончишь, принесешь мне, я доведу ее до приличного состояния, – приказал Михаил. – Черт побери, одно из центральных событий в вашем сонном царстве, а статью о нем пишет не ведущий репортер, а секретарша.

На столе громко зазвонил телефон.

– Может, это Вера? – произнесла с надеждой Лена, поднимая трубку. – «Вечерний Прахов». Доброе утро! – Лицо ее внезапно озарила улыбка. – Верочка, мы тебя потеряли! Куда ты пропала?

– Что говорит? Когда она соизволит прийти в редакцию и сдать материалы? – нетерпеливо потребовал ответа Михаил.

Лена состроила шефу раздраженную гримасу, которая быстро уступила место удивлению:

– Да… конечно-конечно… ты главное не волнуйся… сейчас мы за тобой кого-нибудь отправим.

– Ну? – раздраженно фыркнул Михаил.

– Верочку задержали и засунули в обезьянник. Она сейчас в центральном отделении милиции, – ответила Лена и посмотрела на него с явным укором.

* * *

Перепрыгивая через ступеньку, Михаил поднялся на крыльцо центрального отделения милиции и замер перед массивной металлической дверью. Его чуткое обоняние тут же уловило терпкий неприятный запах перегара, а из-за закрытых дверей он услышал шум и гомон десятков голосов.

Шум, доносящийся из переполненных людьми камер предварительного задержания, являлся закономерным последствием вчерашнего празднества. По пути в милицию Каганов поразился подозрительной тишине, несвойственной даже такому сонному провинциальному городу, как Прахов. Но удивляться не стоило: основных гуляк и заводил вчерашних беспорядков переловили и доставили в это и другие отделения. Кроме распоясавшихся студентов, в обезьянниках томились бездомные, хулиганы и пьяницы, которых милиционерам довелось арестовать на улицах накануне.

Михаил с усилием распахнул тяжелую дверь и вошел внутрь, где запах сделался еще более отвратительным. Представшая перед ним картина действительно напоминала вольер в зверинце московского зоопарка, куда Каганова в детстве водили родители.

Некоторые задержанные расположились как у себя дома, азартно резались в дурака засаленными картами или горланили, пытаясь привлечь внимание девушек легкого поведения, запертых в отдельной камере. Михаил ожидал увидеть Веру среди представительниц самой древней профессии, но, к его удивлению, девушки там не было.

Сержант Дмитрий Дальнов оторвался от заполнения протокола и устало посмотрел на вошедшего. Судя по количеству лежащих перед ним бланков, работы у него было еще много.

– Добрый день! Каганов, из «Вечернего Прахова», – Михаил протянул сержанту свое журналистское удостоверение. – Я звонил вам по поводу неправомерного задержания Веры Караваевой, сотрудницы нашей редакции…

– Здравствуйте, гражданин Каганов, – наконец снизошел до ответа сержант. – Я же по телефону вам сказал, что мы во всем разберемся. Невиновных отпустим, виноватых накажем.

– И сколько вы прикажете ждать? – огрызнулся Михаил. – Своими действиями вы не только срываете выход городской газеты, но и нарушаете конституционные права…

Но сержант Дальнов не стал его слушать и демонстративно вернулся к заполнению бланков. Каганов умолк, понимая, что простым напором и наглостью он этого ленивого милиционера не проймет.

– Послушайте, товарищ сержант, – вновь обратился он к Дальнову.

– Что вам, гражданин?

– Я пришел, чтобы забрать своего сотрудника.

– Я понял. Но приказа отпускать кого-либо из задержанных мне не поступало.

– Послушайте, вы! – терпение у Каганова лопнуло. – Двадцать минут назад я по телефону разговаривал с полковником Буркиным, и он лично пообещал мне, что Караваеву немедленно отпустят. Разве он тебе не звонил?

– Да тихо вы! – сержант понизил голос и практически перешел на шепот. – Никто мне не звонил.

– Сержант!

– А?

– У тебя телефонная трубка снята и рядом с аппаратом лежит, – Михаил взглядом указал на упомянутую трубку, а про себя подумал: «Да что же это за город такой? Всем на все плевать, и никого за это не наказывают!»