Светлое будущее

— Тут дело в личной заинтересованности, — говорит Антон. — Есть люди, которые становятся врачами, чтобы лечить человеческое тело. А меня интересует душа человека. Не психика, а именно душа — явление чисто социальное. Вот я и хочу сделать кое-что для этой души. Идеология и есть средство для души. А марксизм для души уже ничего не дает. Он действует как сугубо формальный механизм идеологии. Кстати, очень интересная тема — характер идеологического механизма в советском обществе. Здесь он иной, чем в случае с христианством. И в христианстве был элемент насилия. И в марксизме есть элемент добровольности. И все же марксизм враждебен духовности. Он антидуховен. Я не могу тебе пояснить это в общем виде. Займись нашим обществом и нашим чело-веком в их реальности, а не в пропагандистской абстракции, и сам это скоро поймешь по каждому конкретному пункту.

В таком стиле мы разговаривали не раз и ранее. Но только теперь я стал прислушиваться к словам Антона и находить в них смысл, ранее начисто ускользавший от меня.

ДЕЛЕГАЦИЯ НА КОНГРЕСС

В отделе науки ЦК утвердили делегацию на международный конгресс. Это — последняя инстанция, если не считать КГБ, который в последний момент задержит несколько человек и подсунет вместо них своих людей (хотя почти все члены делегации и туристической группы фактически и без того их люди). Любопытно все- таки, какая эволюция произошла за это время. Причем путь от составления списков в делегацию и туристическую группу на местах до утверждения окончательного списка в ЦК в сокращенной форме отражает или даже изображает эту эволюцию. На местах (в секторах, на кафедрах) в списки включили всех тех, кто наиболее плодотворно работал в прошлые годы и приобрел приличную репутацию, т. е. всех видных либералов нашей среды. Затем на уровне дирекций и деканатов часть приличных людей вычеркнули, а вместо них вставили подонков и серяков. Потом на уровне ректоратов и отделений академий вычеркнули еще несколько из оставшихся приличных людей и вписали еще более серых и стервозных. В министерствах и президиумах академий вычеркнули почти всех приличных, т. е. людей шестидесятых годов (шестидесятников), и вписали такую мразь, которую раньше не пускали даже на тематические городские симпозиумы. Наконец, отдел науки ЦК довел этот процесс до логического конца. Меня в делегации оставили. Мне стало стыдно. Но ребята сказали, что меня оставили потому, что весь мир содрогнулся бы, если бы меня вычеркнули. Но я-то знаю, почему меня оставили. Академик Канарейкин (глава нашей делегации) настоял на этом. Почему? Очень просто: ему же доклад делать, а доклад надо написать, а кто лучше меня напишет ему доклад, который и начальство похвалит, и Там впечатление будет приличным! Серикова включили в туристическую группу. И тоже понятно почему.

Составление советской делегации на международный научный конгресс — вообще есть дело величайшей государственной важности. При этом должны быть учтены самые различные аспекты дела: интересы различных организаций, национальный состав, возрастной состав, половой состав, соотношение лиц различных рангов, родственные отношения. Эта проблема решается в многочисленных инстанциях по меньшей мере год. Вопрос об участии КГБ в таких делах обсуждался многократно и выяснен досконально. Однако тут есть один аспект очень интересный и менее известный. То, что любой (или почти любой) из нас готов выполнить (и выполняет время от времени прямо или косвенно) задания КГБ, это очевидно. Мы — патриоты. И к тому же за такую награду, как заграничная поездка за счет государства, мы готовы и на большее. Однако КГБ этим не удовольствуется. Он включает в каждую нашу делегацию еще специально своих людей. С какой целью? Говорят разное. Выполнять поручения, которые нельзя доверить обычным научным стукачам. Следить за поведением членов делегации. Пре-дупреждать побеги. Нет, конечно, дыма без огня. Но я склоняюсь к тому, что тут дело обстоит проще. Члены делегаций за поведением друг друга следят не хуже про-фессионалов. И информацию дают более квалифицированную. Спецзадания — в большинстве липа. Реальная серьезная разведка делается не так. Побеги все равно со-вершаются. Причем удирают проверенные и надежные люди. Ненадежных просто не выпускают. А КГБ имеет свою законную долю во всех заграничных поездках и ис-пользует ее как благо в интересах своих сотрудников. Использует на тех же основаниях, как квартиры, санатории, дефицитные продукты, билеты в театры и на выставки. И делается это у них (мне приходилось разговаривать с их «мальчиками») по общим законам распределения благ советской системы. И сотрудники КГБ так же усердно бегают за тряпьем, как и доктора и профессора. Только у них есть одно преимущество: не надо представлять доклад, обсуждать его, проводить через Главлит (цензура), сидеть на заседаниях. По интеллектуальному уровню они мало чем отличаются от среднего члена делегации. В крайнем случае, когда кретинизм их нельзя скрыть, мы выдаем их за представителей национальных республик или за пережитки сталинизма. Очень помогает в таких случаях плохое знание или полное незнание иностранных языков.

СТАРЬЕВЩИЦА

После работы «на минутку» заскочила Светка. Жаловалась на сотрудников института («Банда сволочей»). Жаловалась на мужа («Мой лопух») и на свекровь («Вот стерва!»). Плакала, что нечего надеть (хотя каждый день меняет туалеты, и институтские сплетницы до сих пор не могут подсчитать се гардероб). С трудом выпроводил ее («Мне надо работать»). Разложил на столе книги и бумаги. И без единой мысли в голове уставился в окно. Во дворе я увидел крупную старую женщину в длинном черном балахоне. Женщина рылась в мусоре в районе помойки, отбирала что-то (кажется, тряпье, бумагу) и складывала в свою тележку. Меня поразило лицо женщины: огромное, сине-фиолетовое, с бесформенным пористым носом старого алкоголика. А выражение лица такое, как будто ей поручили написать в нашем эпохальном труде главу о росте материального благосостояния трудящихся. Описать это выражение невозможно. Его можно только показать и дать ему название. Но лучше не делать ни того ни другого.

Старьевщица показалась мне сначала необычайно старой, так... лет на восемьдесят. Но по тому, как она ворошила помойку и укладывала барахло в тележку, ей можно было дать значительно меньше. Если бы мне вот так же сейчас пришлось заниматься подобным делом (избави боже!), я вряд ли за ней угнался бы. Я спросил у своей хозяйки, кто эта женщина. Она ответила, что никто этого не знает. Зовут ее просто Пьяная старуха, хотя никто ни разу не видел её пьяной. Появляется во дворе раз в неделю. Никто не помнит, когда она появилась впервые. Не обратили внимания.

Я попытался представить себе жизнь старьевщицы. Ни друзей. Ни родных. Общение — только с таким же, как она, приемщиком старья. Копейки на жизнь. Копеечные обманы. Копеечные ссоры. А что она ест? На чем спит? Кошмар! Как же должно быть обрублено со всех сторон ее сознание, чтобы продолжать жить! А если у нее сохранился ум и представление о лучшей жизни?! Нет, это немыслимо. Судя по физиономии, она все заработанные копейки пропивает. А что она пьет? Теперь это не так-то уж дешево. Наверно, достает что- нибудь вроде денатурата. От этого и синева на лице.

Я вернулся к своим бумажкам. Но старуха не выходила у меня из ума. Построили развитой социализм. Ускоренными темпами движемся к коммунизму. А ей на это на все наплевать. Для нее не существует никакой истории. Никаких проблем. Она скоро исчезнет. И я исчезну. И мы сравняемся в небытии. А посмотреть на меня с какой-то иной высоты, что делаю я? Где принципиальное отличие моего бытия от бытия этой старухи? Удовлетворение? А кто знает, может быть, она довольна своей жизнью больше, чем я. Я страдаю — хочу в академики, хочу премию. А она, может быть, не завидует даже своему тирану-приемщику, обсчитывающему ее на гривенник. Польза человечеству? А кто измерит, какую пользу принес человечеству я? И принес ли вообще?

Старуха нагрузила тележку и не спеша потащила ее за цепь, перекинутую через плечо. Люди проходили мимо нее, совершенно не замечая ее. Она для них не существовала вообще. Так же и они для нее. Вот вам сосуществование двух независимых миров, между которыми исключено всякое взаимопонимание. Зачем лететь на другие планеты, если но улицам бродит эта Пьяная старуха, с которой мы также не можем установить контакта. И не хотим это делать.

Я подумал, что мне ничего не стоит вот сейчас же вынуть из кармана сумму денег, которых этой старухе хватило бы по крайней мере на полгода. Но я это не сделал. Не знаю почему. Но не потому, что пожалел денег. Денег я никогда ни на что не жалел.

ЗАБЕГАЛОВКА

— Позвольте задать вам нескромный вопрос, — сказал Безымянный. — Судя по нашим беседам, вы неглупый человек. Как же вы ухитрились сочинить такие... как бы сказать... странные книжки?

Я растерялся от неожиданности и начал лепетать что- то вроде того, что книжки не хуже других. А то и получше, как считают многие. Во всяком случае, они на голову выше сочинений Петина, Рименталя, Костюкова и им подобных.

— Может быть, так, — примирительно согласился Безымянный. — У меня взгляд со стороны. Вам, конечно, виднее. Можете вы отличить одного взрослого клопа от другого? Нет. Только по пространственно-временным координатам. А для себя они, надо думать, различаются.

Есть, должно быть, клопы-таланты, клопы-бездари, клопы-гении.

Я сказал, что сейчас создаю мощный отдел, собрав в него самых талантливых ребят. Готовим огромную книгу, в которой намерены пересмотреть все фундаментальнейшие принципы.

— Ревизионисты? — спросил Безымянный.

— Что вы, что вы, — замахал я руками. — Ни в коем случае! Мы в русле, в духе и в полном соответствии. Наоборот, ревизионистов мы будем крепко бить. Мы развиваем дальше, углубляем...

— Все равно, — сказал Безымянный, — вас всех сожрут как ревизионистов. Развивать марксизм есть прерогатива наших вождей.

— А пусть сожрут, — сказал я. — Надо же в конце концов разобраться в том, что из себя представляет наше советское общество!

— Ого, куда вы метите, — сказал Безымянный. — Только у вас и всех ваших талантливых ребят ничего из этого не выйдет, если даже вас не сожрут (а я уверен, вас очень скоро сожрут, не могут не сожрать!), если даже вам дадут гарантии безопасности и разрешат писать абсолютно все, что вы захотите. Хотите знать почему? Потому что вы все не способны выйти за рамки марксизма, если бы даже вам разрешили стать его врагами. А вы даже на это (стать врагами) не способны. Формации, базис, над-стройки, производительные силы, производственные отношения, классы, государство и т. п. — это, уважаемый марксист (или антимарксист, роли не играет!), лишь романтические образы идеологии, а не понятия науки. Понятия науки прозаичны. А вы не сможете из облаков романтики спуститься на грязную землю реальности и оценить ее по достоинству. Вы никогда не поймете наше общество, ибо у вас нет средств для его понимания. Точнее говоря, вы не поймете его до тех пор, пока не оцените принципиальную важность пустяков в нашей системе жизни. Повторяю, пу-стя-ков! Грандиозность нашего строя жизни есть пустячная грандиозность или грандиозность пустяков — вот суть дела. Ваши возвышенные категории в такой же мере уместны в отношении нашего общества, в какой слова «гениально», «мудро», «глубоко», «прозорливо», «всесторонне», «правдиво» и т. п. уместны в отношении идиотских и лживых речей наших вождей, написанных к тому же не ими самими.