Свежий ветер

– Нет, вот это бред, - перебила она и, шагнув вперед, ткнула пальцем в мою сторону. – Ты ясно дал понять, что чувствуешь ко мне - на Горизонте, а потом на Земле, а потом на Марсе. И сейчас можешь отказываться от своих слов, сколько твоя душа пожелает, но не смей делать вид, что ничего не изменилось.

Ее лицо исказила гримаса боли, и от осознания того, что я, пусть и ненамеренно, явился тому причиной, меня охватил жгучий стыд. Нам следовало завести этот разговор много месяцев назад.

– Я облажался и признаю это, - ответил я, ненавидя себя за то, как обходился с ней, и мечтая обернуть время вспять и все исправить. – Но мои чувства и в самом деле оставались прежними – ты была мне небезразлична. Даже два года спустя ты была мне по-прежнему небезразлична. И да, твое исчезновение меня потрясло, но…

– Исчезновение? – практически прорычала Джена, и ее глаза потемнели. – Так вот, что, ты полагаешь, произошло?

Внутренне напрягшись, я смотрел, как она закипает от ярости, и повторял про себя, что гнев лучше, чем полное безразличие, демонстрируемое ею ранее. По крайней мере, гнев был искренним.

– Ты что же думаешь, я взяла гребаный отпуск, чтобы заняться своими делами? – спросила она дрожащим голосом. – Думаешь, у тебя есть право считать, что произошедшее потрясло тебя сильнее, чем меня? Я была мертва. Я умерла. Буквально. – С каждым словом Джена ударяла кулаком по открытой ладони другой руки, ее горящие, живые глаза, казалось, пронзали меня насквозь.

У меня создалось впечатление, что она впервые открыто говорит о том, что с ней произошло. Я знал, что она была мертва – я видел видеозаписи, но только сейчас я начал понимать, как это изменило стоящую передо мной женщину.

Я подумал о своем решении оставить ее на «Нормандии», принятом под влиянием уверенности в ее неуязвимости; я ожидал, что она незамедлительно последует за мной. Я подумал о месяцах – годах – выворачивающего душу наизнанку горя, которые последовали за крушением. Смерть должна приносить покой, должна освобождать от боли, но для Джены она обернулась чем-то противоположным, и теперь я знал, что она не ощущала умиротворения с того дня над Алчерой.

– Я чувствовала, как это произошло, - продолжила она тихим дрожащим голосом, очевидно, уже не в силах остановиться. – Знала, что конец близок. Меня охватил ужас, от которого стыла кровь в жилах, и все вокруг померкло. Я помню все до последней секунды. А в следующий момент я очнулась и узнала, что прошло два года, мир изменился. Ты был где-то далеко, и я не знала, как тебя вернуть. Я стала наполовину роботом и находилась в руках врагов. И я, черт побери, не просила об этом! Я понимаю, что это напугало тебя, понимаю и знаю, что все могло обернуться куда лучше, но я не виновата в этом!

Выражение ее лица снова изменилось, место гнева заняли обида и боль, и она заговорила так быстро, словно несколько лет сдерживала себя:

– И знаешь, что? Только ты – только ты – из всех, кто был дорог мне, ни на мгновение не усомнился в моей вине. И что еще хуже, в твоем одобрении я нуждалась сильнее всего. Я нуждалась в тебе, а ты не сумел на тридцать гребаных секунд умерить свою гордость и гнев и позволить мне объяснить. Тебе и в голову не пришло, что у меня могут оказаться веские причины, чтобы работать с «Цербером». Нет, ты просто решил, что я чертова предательница. И я знаю, почему ты это сделал, я понимаю, но от этого не легче. Ты не представляешь, чего мне стоило открыться тебе, а ты просто… просто… я…

Руки Джены бессильно повисли, и голос пресекся. Я видел блеск непролитых слез в ее глазах, ее полные губы дрожали. С каждым сказанным ею словом я все отчетливей понимал, что она пережила, и что означало мое предательство.

«Прости, - произнес я про себя; горло перехватило, не позволяя сказать вслух этих казавшихся никчемными после ее исповеди слов. – Я не хотел, не знал. Я не желал причинять тебе боль. Мне так жаль».

– А что еще хуже… - Джена нервно провела пальцами сквозь волосы, смотря на меня безумным взглядом. – Я… Я была ребенком-солдатом. Ты хоть понимаешь это? Меня использовали всю жизнь, я никогда не знала хорошего обращения. Все, что у меня когда-либо было, я заработала в борьбе. Во всем этом ужасном мире существует всего несколько человек, которые на самом деле заботятся обо мне. И я отдаю себе отчет в том, что мои эмоциональные реакции далеки от нормальных! Я не тот человек, к которому стоит обращаться с вопросами, что хорошо, а что плохо… но… даже я считаю, что то, как отреагировал ты, было ужасно.

– Джена…

– Нет, ты выслушаешь меня!
– практически прорычала она, казалось, утратив контроль над рвущимися на свободу эмоциями. – Я умерла, Кайден, и, очнувшись в этом новом мире, ощущала себя полностью потерянной: я не знала, кому доверять, что делать. Мне не удавалось отыскать тебя, и, прибыв на Горизонт, я была уверена, что тебя похитили коллекционеры, а когда поняла, что это не так, почувствовала себя… почувствовала себя такой счастливой. – Горячая слезинка скатилась по ее раскрасневшейся щеке, раня сильнее, чем слова. – Я даже не подумала, что это может означать, и просто предположила… что ты вернешься, понимаешь? – Джена шмыгнула носом и раздраженно вытерла глаза. – А ты… ты повел себя так, словно предпочел бы, чтобы я оставалась мертвой; так, будто я стала врагом, несмотря на то, что я… я не делала ничего плохого! А даже если и делала, у меня что, нет права на ошибку? Как у всех остальных. Ты, ты лучше всех должен был знать, как для меня важно нормальное отношение; должен был понимать, что в критической ситуации я приму верное решение. Но ты не усомнился в своей правоте, не стал даже слушать! – Ее полный боли голос надломился, и вместе с этим что-то будто сломалось внутри меня. Кожу покалывало, словно иголками, мучительное осознание своей вины и того, что никакие извинения не искупят мою вину перед этой женщиной, приносило практически физические страдания.

– Я так нуждалась в том, чтобы ты выслушал меня и сказал, что все будет хорошо, но ты не стал этого делать, - продолжила она. – Вместо этого ты повернулся ко мне спиной и разбил мое чертово сердце!

Джена осеклась и резко прижала дрожащие ладони ко рту, словно только так могла остановить готовое сорваться с уст признание. Взгляд ее встревоженных, полных горьких слез глаз поднялся на меня. Я смотрел на нее, пораженно открыв рот, с пугающей четкостью осознавая, что она права, права в том, многое из чего мне не хотелось признавать. Мне следовало знать – обвиняла она меня молча – следовало ожидать, что она будет страдать, что в моей власти причинить ей такую боль, пусть даже я и не хотел этого.

Мне казалось, что меня со всей силы ударили по лицу. Ее раздражение и злость, которые она демонстрировала в моем присутствии, не имели ничего общего с ненавистью. Их причиной служило нечто совсем иное – нечто, с чем она не готова была справляться, потому что сама не понимала природы этих чувств. А я все это время вел себя слишком глупо, пребывая в уверенности, что коммандер Шепард выше подобных вещей, и не заметил свидетельств обратного. Сейчас я все понимал.

Джена медленно опустила руки, и по ее лицу я понял, что с этой вспышкой гнева покончено. Ее блестящие глаза покраснели от злых слез, волосы растрепанными прядями обрамляли лицо, на котором застыло выражение печали, обиды и неизбывного упрямства, словно бы говорящего, что никто и ничто не сумеет сломить ее.

Мне захотелось упасть перед ней на колени, расцеловать ее руки и вымолить прощение. Мне хотелось изменить мир, сделать так, чтобы ничего из этого не случилось, чтобы она никогда не умирала, и у меня никогда не появлялось бы шанса причинить ей подобную боль.

– Я знаю, - произнес я наконец хрипло. – И… Мне очень, очень жаль, что все так вышло. Мне жаль, Джена. – Я покачал головой, беспомощно разведя руками, потому что на этот раз мне на ум не приходили слова, способные исправить эту ситуацию. – Я сожалею, что все это произошло, сожалею, что стал причиной твоих страданий. Я с радостью исправил бы все, если бы смог – все, что случилось с момента… с момента твоей смерти.

– Это неважно, - резко ответила Джена, плотнее запахивая халат и вытирая глаза.
– Это все неважно. Ты должен… Ты должен уйти.

С этим она отвернулась, и я запаниковал, решив, что снова теряю ее. Я схватил ее за запястье, отчего Джена вздрогнула и уставилась на мою руку, удерживавшую ее. Она ощутимо напряглась, но не разорвала контакт.

– Я никуда не уйду, - произнес я, ощущая под пальцами биение ее пульса; от удивления Джена чуть разомкнула припухшие губы. – Ни сейчас, ни когда-либо. Я оставил тебя умирать на первой «Нормандии», и это оказалось величайшей ошибкой моей жизни; второй по величине стало то, что я бросил тебя на Горизонте.