Свидетельство
Шрифт:
На тот случай, если придется бежать, Ласло заготовил несколько фальшивых документов на разные фамилии; но это были всего лишь слабые подделки, наспех, кое-как написанные бумажки. Ласло продумал, как ему поступить. Если за ним придут домой, — сколько раз за последнее время Ласло обдумывал это! — он через окно выпрыгнет на улицу, а там, в восьми метрах, соседний дом с проходным двором. Из фроммеровских пистолетов, которыми вооружена полиция, не только шпики, но сам Вильгельм Телль не смог бы попасть даже в коня. Его собственный пистолет бьет куда точнее даже при стрельбе на бегу.
Поздно вечером, когда Ласло работал над своими фальшивками,
Пришлось всем семерым осторожно выбираться из квартиры. Сначала они отправились к своему бывшему профессору в Хювёшвёльдь, чтобы узнать у него, действительно ли нилашисты арестовали несколько профессоров Института экономики. Путь до Хювёшвёльди и обратно проделали без приключений. Однако, когда вечером, уже около девяти, вернулись домой, то, к своему ужасу, увидели, что сквозь деревянные жалюзи окон на улицу проникает слабый свет.
Кто бы это мог быть? Полиция? Пакаи непосредственно не был связан с группой Байчи-Жилинского, но как знать… Скорее всего можно было заподозрить дворника, что это он донес на них. Решили в квартиру не ходить, переночевать у Ласло.
Об удобствах говорить не приходилось. Разместиться можно было и в пустовавшей комнате Бэллы, однако на всех у Ласло не хватило бы ни белья, ни кроватей, и даже ковры, свернутые и пересыпанные нафталином, стояли запертые в гардеробе. Ласло сделал все, что мог: сам по-братски разделил свою кровать с Пакаи, двое его гостей кое-как разместились на узком диване, двое других — в комнате для прислуги, а еще двое — могли выбирать: провести ночь сидя в кресле или — лежа на голом полу.
Когда все улеглись, Бела шепнул:
— Мне так или иначе надо было с тобой встретиться. Я многое разузнал о том, как провалился Байчи. Ты знал студента Шолти из коллегиума?
— Полицейского шпика? Знал, конечно.
— А откуда тебе известно, что он — шпик?
— Это всем известно, — заметил Ласло. — Я ведь учился там полгода. Однажды на уроке французского мы с Миклошем о чем-то поспорили. Ну, и сболтнули немного лишнего. А после урока нас вызывает к себе профессор — ты знаешь его — и говорит: «Со мной вы можете быть откровенны, но вообще я прошу вас быть осторожнее. В университете много шпиков и провокаторов». И он назвал Шолти… А в тридцать первом, когда начались массовые аресты студентов, просто смешно было смотреть, как Шолти «репрессировали». Вместо следственной тюрьмы «сидел» он… у своих родителей в деревне или почем я знаю где… Одним словом, то, что он шпик, — дело известное. Когда «Мартовский фронт» еще только создавался, он все вокруг ребят вертелся, да только с ним никто не желал разговаривать.
—
А скажи, могло так случиться, что Имре Ковач не знал этого? — спросил Пакаи.— Да что ты! А впрочем… может, и не знал. А что?
— А то, что Имре свел Байчи-Жилинского с «советским майором», якобы спрыгнувшим над Венгрией с парашютом. Понял? И очень настаивал на этой встрече…
В соседней комнате послышалось лягушачье кваканье, озорной смех, затем — возня.
— Да перестаньте же вы! — сердито крикнул Пакаи.
Но тут дверь отворилась, и в комнату заглянула сонная, всклокоченная голова.
— Послушай, Бела! Это же свинство… Они ни сами не могут там, на полу, уснуть, ни нам не дают.
— Ладно, ночь как-нибудь перебьетесь.
— Черт бы побрал дурака, который забыл погасить свет. А мы собственной тени перепугались.
Заспанная физиономия скрылась за дверью, возня продолжалась. Пакаи швырнул в дверь ботинком.
— Перестаньте! Кому я говорю?
Ребята притихли, а Бела шепотом продолжал:
— Мнимый «советский майор» оказался не кем иным, как Шолти. Мне профессор сказал, куда мы сегодня ходили. Он знает из верного источника.
Ласло, застонав, сел в постели.
— Понимаешь ты, что происходит?!
Но Ласло только молча тряс головой.
— Вот видишь? — воскликнул он наконец с горечью. — Поэтому у нас ничего и не получается.
За дверью, в выстывшей нетопленной комнате, снова вспыхнула перебранка: на этот раз из-за одеял. Кто-то, ворча, что он не останется здесь ни минуты — уж лучше, мол, пробродить ночь на улице, — начал одеваться.
Бела опять прикрикнул:
— Вы что там? С ума посходили?
Потерял терпение и Ласло:
— Бросьте дурачиться. Перетерпите одну-то ночь как-нибудь. А вообще и дома вам было бы не лучше.
— Как же, не лучше! — ворчал тот, кому досталось спать на голом полу. — Дома у нас хотя бы матрац есть для каждого. И тепло.
— Ну идите сюда. Может быть, здесь вам будет теплее.
— Не пойду я никуда! Домой я пойду… Слушай, Бела, а Шули-маленький вспомнил: это он забыл свет перед уходом выключить. Мы с ним уже целый час цапаемся. Все настроение нам испортил. Забыли. А потом сами же перепугались. Будь у меня ключ от парадного, я, ей-богу, пошел бы домой.
— Ночевало у меня и больше народу. И все как-то умещались. Что это вы?
— Те были люди, а не избалованные барчуки! — буркнул Пакаи и тоже начал одеваться.
— Ты что?
— Пойду домой, посмотрю, может, и правда, забыли свет выключить. А вообще мне стыдно, что я приволок на твою шею всю эту ораву.
— Да ты с ума спятил!
— Ни чуточки. Теперь и я припоминаю: вроде бы сами забыли…
— Не чуди, Бела! Слышишь? Тотчас же ложись спать. Чего доброго, угодишь прямо в руки…
Пакаи, не отвечая, продолжал одеваться. Потом шепнул товарищу:
— Смотри, Лаци, про то, что я тебе говорил… Будь осторожен, присматривайся, с кем говоришь… Я никого не подозреваю, но осторожность прежде всего.
— Кто бы говорил!.. Раздевайся и ложись спать, сумасшедший!
Однако отговорить Пакаи ему так и не удалось. Бела вылез через окно и ушел. Ждали его до рассвета. Спать никто не ложился.
А к рассвету стало ясно, что он больше не вернется.
Взбешенный Ласло готов был, как котят, передушить этих шестерых безмозглых сопляков, притихших теперь и дрожавших от страха. Но в конце концов сам же предложил им остаться у него.