Свобода
Шрифт:
...Министры тоже толпились вокруг стройки и с серьезным видом тихо что-то обсуждали, глядя на лежащие на земле колонны.
...Он вошел в мавзолей и направился к бронзовому пьедесталу, на котором должен быть смонтирован стеклянный воздухонепроницаемый саркофаг.
Под лучами падающих откуда-то сверху солнечных лучей пьедестал сверкал, как огромная перламутровая пепельница.
... Рядом тут же возник глава городского муниципалитета и, показывая на выложенный мозаикой пол мавзолея, проговорил:
– ... Грунтовые воды просачивались, господин Генерал, в основном из-за этого работы задержались...
–
– Представьте себе... Видно где-то здесь на высоте проходит русло подземной реки. Или, может быть, где-то здесь бьет мощный родник...
– И что теперь?..
– нетерпеливо перебил он мэра.
– Передвинули... Фундамент углубили почти на двести метров, чтобы быть совершенно уверенными...
... Мэр говорил так увлеченно, словно речь шла не о мавзолее, где со временем будет покоиться его безжизненное тело, а о строительстве жилого дома, куда скоро вселятся счастливые новоселы.
– И что - теперь все надежно?..
– Так точно, господин Генерал...
– со смущенной улыбкой ответил мэр и покраснел.
– Значит, все надежно?!.
– он взглянул в глаза мэра.
...Радость, поблескивавшая в глазах того, тут же исчезла, глазки стремительно стали сужаться, вот-вот исчезнут.
– Я...
– выдавил он из себя и умолк, словно остальные слова в миг вылетели из памяти.
...Рабочие, отложив инструменты, куда-то отошли. В мавзолее остались только они двое... И в пустых стенах их голоса отдавались гулким эхом...
...Мэр, нервно пощипывая спрятанные за спиной руки, молчал, ноздри его подрагивали, а взгляд был устремлен почему-то не на его лицо, а на кадык.
– Я с тобой разговариваю... Что ты уставился на меня?.. Говори же...
– Что говорить?..
– пожал плечами мэр и тут же опустил голову.
– Что говорил сейчас...
– Что мне сказать?..
– голос мэра дрожал.
– Скажи: "теперь мы твердо уверены в том, что вода не смоет ваш труп, можете спокойно умирать"...
– тихо сказал он, чтобы стоящие снаружи не услышали.
– Я...
– мэр сжимался прямо на глазах, лицо его сморщилось, глаза превратились в щелки, нос заострился...
– Или ты не уверен?..
– Да уверен я, уверен...
– озабоченно сказал мэр.
– Тогда скажи...
...Мэр опустил голову, продолжая прятать руки за спиной, и, переминаясь с ноги на ногу, беззвучно заплакал, как наказанный ребенок...
...Терпение его лопнуло. Снаружи слышались звуки шагов.
– Ну... Прекрати...
...Мэр плакал... Его толстые, короткие ноги не стояли на месте, а с бессознательной скоростью дергались на месте...
– Говори...
– ...ваш труп...
– запинаясь, проговорил мэр, глядя куда-то в сторону, потом лицо его по-детски сморщилось, он упал на колени, подполз к нему. Глаза на его побледневшем лице готовы были вылезти из орбит.
– Простите меня, Ваше превосходительство...
– взмолился он, готовый упасть ему в ноги.
... Он отступил. От мэра несло глиной...
Мэр на коленях пополз за ним.
– Я вас люблю... помилуйте меня... помилуйте...
– молил он, и, уронив голову на землю, заплакал.
– Встань...
– тихо, чтобы не услышали остальные
...Но мэр снова подполз к нему на толстых коленях.
– Это они сбили меня с пути... похитили разум... я вас люблю... Ведь кого еще, кроме вас, я могу любить?!. Помилуйте!..
...Он ощутил во рту ядовитую горечь...
– А сам-то ты как думаешь, достоин прощения?..
...Мэр, не отрывая головы от земли, в отчаянии стонал...
...И тут толстая шея мэра каким-то образом оказалась в его посиневших от гнева руках... И по мере того, как он сжимал ее, круглое лицо мэра все опухало...
...С трудом ворочая вываливающимся изо рта языком, мэр шептал:
– Девяносто семь... девяносто семь...
...Он вздрогнул и проснулся... Сердце бешено колотилось в груди...
– Я говорю, от города не более девяносто семи километров...
– говорил водитель телохранителю через окно.
...Значит, он заснул... И водитель там, во сне тоже был совсем рядом, все так же сидел за рулем и вел машину.
...Он посмотрел на часы. Всего восемь минут...
Удивительно, как за несколько минут сна успеваешь пережить несколько часов, а то и дней...
Он попытался вспомнить лицо человека, которого во сне с криком душил... Кто это был?.. За что он душил его?.. О чем шла речь?..
Твердо помнил только, кто бы ни был тот человек, душил он его не за задержку строительства...
– Далеко еще?..
– От силы тридцать - тридцать пять километров...
Водитель смотрел на дорогу. И лицо у него было такое, словно и он только что видел тот же сон, а теперь притворяется, будто ни о чем не знает...
...Снова этот мавзолей...
– раздраженно подумал он. Одно время, помнится, он избавился от него. Там в маленьком провинциальном городке, по ночам, в тишине, нарушаемой только скрипом изъеденных жучками старых шкафов, он видел спокойные сны. Сейчас он не мог точно вспомнить те сны, но несомненным было одно - каждый раз пробуждение огорчало его, серовато-розовые, украшенные росписями стены спальни, казалось, надвигаются на него, и тогда хотелось - снова вернуться в сон.
Где-то он читал, что сны - это своеобразное отражение происходящих за день событий, внутреннего беспокойства, воспоминаний, различных положительных или отрицательных эмоций.
Если это так, то откуда в его сны пришел этот приобретающий из ночи в ночь все более законченные очертания мавзолей?.. Может быть, сам того не подозревая, он думает об этом мавзолее, а потом забывает об этих мыслях?!.
...Помощник повернулся к нему и протянул в ладони чашку с дымящимся чаем. Рука парня дрогнула, и немного чая пролилось на блюдце.
– Простите...
– сказал помощник и тут же отвел руку, словно в наказание сам хотел выпить этот чай.
– Ничего, спасибо...
– Он взял чашку из рук помощника и понюхал чай.
От напитка шел странный пряный аромат.
– С корицей... Вы любите...
Помощник что-то путал. Он вообще не любил чая с пряностями.
Сделав маленький глоток, он подумал, что вообще-то это плохой признак... Если каждую ночь будет сниться один и тот же процесс, то этот сон все больше будет походить на явь.