Свобода
Шрифт:
– Дай мне хоть спокойно успокоюсь...
Сердце сжалось... Он опустил окно.
– Во сколько будем в городе?..
...Сидевший на переднем сидении спиной к окну помощни, вздрогнув, перелистал блокнот.
– Наверное, часам к восьми... Прием посла я перенес на завтра, на пять. Заседание коллегии назначено на половину шестого. Вы будете на вечернем заседании...
– помощник взглянул на него и вдруг растерянно: - Вам нездоровится, господин Генерал?..
Посмотрел в боковое зеркало машины.
...Лицо было бледным, в глубине глаз появился какой-то странный блеск...
Это был тот
...Надел очки, стал просматривать газеты. Заголовки мешались в глазах...
..Потер лицо, откинулся на спинку сидения.
...По мере того, как машина удалялась от городка, глаза почему-то горели... Снова клонило в сон...
А может, все эти переживания, сердечная боль всего лишь сон?.. Ибо если не сон, то великая победа...
Часть 4
...Помощник тут же подскочил подать повешенный на спинке кресла пиджак...
– Не надо, я сам...
– сказал он, сунув руки в карманы, подошел к зеркалу.
...Растрепанные волосы, воротник расстегнут, ослабленный и оттого распустившийся узел галстука, посвежевшее после сна лицо - все это выглядело неплохо. Как в прежние времена. Зачесал рукой волосы назад.
– Кто там, внизу?..
– Все здесь, господин Генерал...
– Я спрашиваю о приглашенных...
– И они пришли...
Сердце его дрогнуло:
– Где они?..
– Внизу...
– Их проводили в банкетный зал или...
– Нет, господин Генерал, они пока в вестибюле...
...На мгновение представилась Она с печальным лицом в том же черном шелковом платье стоящая в вестибюле у белой мраморной колонны в числе остальных приглашенных... Тем же взглядом она смотрела на него и, слегка шевеля губами, казалось, что-то говорила...
...Затянул узел галстука.
– Проведите их в зал...
...После ухода помощника он сполоснул лицо, тщательно причесался, надел пиджак и долго стоял перед зеркалом, вглядываясь в себя.
Цвет зрачков изменился...
...Банкетный зал был слишком ярко освещен... Войдя, в первую минуту не мог разглядеть сидящих за длинным уставленным яствами столом. Он обошел стол, по одному здороваясь с каждым. Подав руку последнему, посмотрел на два пустующих стула.
...Ее не было...
...На сердце стало тоскливо, большими шагами прошел он к креслу с высокой спинкой и тихо сказав:
– Еще раз всем добро пожаловать, - сел.
Поглядывая на два пустых места за столом, спокойным голосом, не спеша, долго и размеренно говорил о невинной крови, пролитой в казарме на окраине, об объективных причинах, приведших к этой трагедии, о сегодняшнем положении в стране, о целом ряде проблем, мешающих ему в работе, о том, что делается для блага народа...
...Уже многие годы ему очень нравилось собственное умение говорить часами на любую тему, не споткнувшись ни на едином слове, не запнувшись ни в одной фразе, нанизывать жемчужины слов, и при этом думать совершенно о другом, что не относилось ни к теме выступления, ни к аудитории, перед которой выступал. В такие мгновения некие невидимые силы наполняли его душу и тело, и вместо усталости, он как бы наслаждался, безграничными возможностями проясненного мозга. Такие выступления не утомляли, а напротив, приносили бодрость. После таких выступлений,
возвращаясь в свой кабинет, он с неимоверным энтузиазмом работал до рассвета....И сейчас, произнося речь, краем глаза он видел пустые мягкие кресла, обитые блестящей кожей цвета Ее платья, и ощущал, как удивительно сжимается от нежности и печали сердце...
...И тут же почувствовал отражение переживаний на лице... Говоря печальным голосом о причинах трагедии, однако понял, что от внимания сидящих за столом не ускользнуло, печальная улыбка выступившая неожиданно на краях губ.
...И правильно, что Она не пришла, - думал он, просчитывая новые варианты встречи с Ней. И во всех вариантах Она в своем черном платье, стройная, с шелковыми короткими волосами, со старинным, родным голосом была бесконечно красива...
...Переходя к пораженному в последнее время параличом военному строительству, он подумал об этом банкете, устроенном для нее, и без Нее превратившимся в бессмысленное, утомительное угощение... От этого вдруг почувствовал боль, коренящуюся где-то в глубинных тайниках души, пронзившую, заставившую содрогнуться все его тело... и умолк.
...В эту минуту ему необходимо было только одно - увидеть Ее, услышать хоть голос. И больше ничего...
– подумал он, и, взглянув на людей, со спокойными лицами слушающих его, неожиданно для себя сказал:
– И это все...
– и прервав выступление на полуслове, сел.
...Остальные некоторое время неподвижно, с теми же спокойными лицами смотрели на него. Словно не решались удивиться.
Теперь, - подумал он, - вот так будет заканчивать выступления, когда захочет, а при желании вообще не будет выступать, и ни этим людям, и никому вообще до этого нет никакого дела, ему надоело подчиняться черствому механизму, до сих пор с жесткой настойчивостью руководившему им.
– Прошу, приступим к ужину...
– и дал знак официанту, в готовности стоящему за его креслом, наполнить его бокал, затем, не прикоснувшись к еде, сделал пару глотков и посмотрел на гостей, осторожно приступивших к трапезе.
– Что-то вас сегодня мало, кажется...
– сказал он.
Гости растерянно переглянулись, потом стали взволнованно пересчитывать друг друга, кто-то с противоположного конца стола поднялся и, согнувшись чуть ли не вдвое, что-то пробормотал.
– Что?..
– он терял выдержку.
– Говори громче, послушаем, что ты хочешь сказать...
С правой стороны стола, недалеко от него, поднялся седой мужчина и, как в школе, заложив руки за спину, доложил:
– Отсутствуют двое, господин Генерал... Один - отец лейтенанта Муслимова... Он тяжело болен... после гибели сына совсем сдал. И еще не явилась вдова полковника Сеидова...
Мужчина сел.
Он поморщился и потер зачесавшуюся щеку.
– И она больна?..
– Нет... она здорова...
– ответил кто-то.
– А почему ее нет?..
– спросил он, чувствуя, что здесь он, кажется, переборщил...
Гости снова стали растерянно переглядываться, пожимать плечами, кто-то опустил голову, другие, испугано глядя на него, отвечали:
– Не знаем...
...Вернувшись к себе, почувствовал странное головокружение. Такого давно не бывало. Еще в коридоре он отпустил помощника, не оборачиваясь, бросил через плечо: