Свободное падение

— Машина Люка слетела с моста. Ты почти умерла. Точнее ты действительно умерла на какое-то время, но люди, засвидетельствовавшие ваши падение, нырнули за вами. Они тебя вытащили, и, к счастью, один из них оказался работником СЛР [7] , и он помог тебе, ты снова начала дышать, — спокойно сказал Алекс. Но, встретившись со мной глазами, он громко сглотнул. — Тебе повезло. Врачи сказали, что если бы ты пробыла без воздуха еще хоть немного, то, скорее всего, не выжила бы. А если бы выжила, у тебя были бы серьезные повреждения головного мозга. — Алекс немного переместился на кровати, от чего у меня снова сильно заболели ребра. Алекс вздрогнул и продолжил извиняющимся тоном: — Ты сломала ребра из-за ремня безопасности. А еще у тебя остался от него след, — сказал он.

7

Сердечно-лёгочная реанимация (СЛР) — неотложная медицинская процедура, направленная на восстановление жизнедеятельности организма и выведение его из состояния клинической смерти.

Мои раны волновали меня меньше всего. Слова Алекса медленно доходили до меня. Кто-то нырнул, чтобы спасти нас? От чувства благодарности я чуть не расплакалась, потому что понимала, что никогда не смогу отплатить этому человеку той же монетой. Он рискнул жизнью, нырнув за нами в ледяную грязную воду. Герой — самое точное слово, описывающего этого человека. Мы с Люком были перед ним в неоплатном долгу на всю оставшуюся жизнь.

Как только я подумала о Люке, мой взгляд тут же заметался по комнате, но, кроме меня и Алекса, в ней никого не было. Наверное, Люк в другой палате.

— Где Люк?

Алекс снова переместился и встал, не встречаясь со мной глазами.

— Пойду, позову родителей, скажу, что ты очнулась. Они на минутку вышли за кофе, — пробормотал он.

Когда он повернулся, чтобы уйти, я схватила его за руку. Мне нужно было знать.

— Алекс, где Люк? — прошептала я. Страх уже обосновался внизу моего живота. Думаю, в душе я уже знала ответ, но мне нужно было это услышать.

Лицо Алекса исказилось от боли, когда он снова повернулся ко мне. Его рука напряглась под моими пальцами, похоже, я сильно ее сжала.

— Он не выжил, Мейз-Дейз, — прохрипел Алекс, качая головой. В его голосе была слышна настоящая боль.

Я перестала дышать, сердце, казалось, разбилось на тысячи мелких осколков. Он умер. Он оставил меня здесь. Оставил одну, оставил разбираться со всем. Часть меня ненавидела его за это, но другая — все еще любила, и от этого мне было так плохо. Я почувствовала внутри всепоглощающее горе, когда Алекс склонился надо мной и снова крепко обнял.

Я не знала, что сказать, просто плакала, беспомощно цепляясь за Алекса, как будто у него могло получиться унять мою боль и заполнить зияющую дыру на месте, где когда-то было сердце. Алекс бормотал мне на ухо что-то успокаивающее, но я его не понимала. А затем я услышала громкий протяжный сигнал, издаваемый прибором, присоединенным ко мне.

Лицо Люка плыло у меня перед глазами, я была в агонии, сердце разрывалось от боли. Он был для меня всем, и его больше нет. Я только что вернула его, мы планировали общее будущее, а теперь его нет. Он оставил меня, и я теперь стою перед необходимостью справляться без него.

Я с трудом осознавала, что кто-то держит меня, прижимая к подушкам, а я брыкаюсь и кричу, задыхаюсь и молю о смерти, потому что эмоциональная боль слишком сильна, чтобы я могла ее выдержать. Я едва понимала, что вокруг меня были какие-то люди, которые что-то кричали друг другу. Кажется, про успокоительное, капельницу, кислород и остановку сердца.

Я заметила, как блеснула игла, прежде чем держащий шприц человек, воткнул ее в мою капельницу. Рыдая, я задыхалась, пытаясь сбросить кислородную маску, которую кто-то пристраивал к моему лицу.

Взволнованное лицо папы, рыдающая мама, Алекс, смотрящий на меня огромными испуганными глазами… Это было последним, что я видела, прежде чем мои веки стали тяжелеть и глаза закрылись. Попытки сопротивляться стали все слабее, а затем и вовсе сошли на нет. Я сдалась. Если то, что со мной делали, убьет меня, то я хотя бы не буду вынуждена жить с этим горем.

К сожалению, казалось, успокоительное отключило мое тело, но не мозг. Меня словно парализовало, заманивая в ловушку сна, в котором я не хотела быть. Сна, в котором Люк плыл передо мной, задыхаясь, глотая воду, которая превращалась вокруг меня в кровь. В его глазах были страх и безнадежность. Именно такие глаза я видела, прежде чем он сказал, что не сможет жить без меня и съехал с моста. Во сне я кричала, моля о помощи, но она так и не приходила. И я смотрела, как он тонет передо мной, держа меня за руку, а мои легкие горели от наполняющей их крови. Я застряла в этом кошмаре, который раз за разом проигрывался в моей голове. Это было похоже на мой личный ад. И я даже засомневалась: может, меня на самом деле никто не спас? Я умерла, утонув, и попала в ад, где вынуждена была смотреть, как раз за разом погибает мой парень, а я ничего не могла с этим поделать.

* * *

Довольно долго я то погружалась в свои кошмары, то выходила из них. Когда мне казалось, что я, наконец, проснулась, через какое-то время я снова проваливалась в сон. Когда я все-таки смогла открыть глаза и моргнуть, не окунувшись в очередной кошмар, на улице уже было темно. Яркий свет лампы ударил мне в глаза, когда я посмотрела на потолок. Все мое тело болело, особенно грудь. Ощущение, что кто-то проткнул меня большой ржавой железкой и оставил ее внутри. Я вновь ощутила, как горе заполняет меня, забирая все мои надежды, мечты и счастье. Это было подобно столкновению с поездом, идущему на полной скорости.

Я снова закрыла глаза, сглотнув, когда меня накрыло новой волной печали. Боль была настолько сильной, что я хотела свернуться калачиком, заорать и заплакать. Но я не сделала ничего подобного, лишь по щеке у меня на подушку скатилась единственная слеза. У меня даже не было сил стереть ее.

— Мейзи, родная. Ты действительно проснулась на этот раз?

Голос моего папы всегда был для меня утешением, практически самой сущностью дома, но в этот раз я ничего не почувствовала. Похоже, теперь я ощущала только оцепенение и боль, больше ничего. Я закрыла глаза, надеясь, что все это очередной кошмар, и он скоро закончится. Прямо сейчас я ни с кем не могла говорить. Не знаю, что бы вышло из моего рта, если бы я попробовала. Возможно, я бы заорала, как банши, и больше никогда не замолкала.

Рука погладила меня по волосам.

— Ты в порядке? — спросил папа, в его голосе ясно было слышно беспокойство.

Потеря Люка и все, что, как я узнала, он сделал, сломали меня. Воспоминания плыли перед глазами, от чего на них снова навернулись слезы. Ощущение, что я застряла в какой-то бесконечной метели, и выбраться из нее надежды не было. Я снова чувствовала тот ужас свободного падения: я неслась к земле на огромной скорости, и теперь Люк не мог мне ничем помочь. Люк — единственный, к кому я всегда обращалась за помощью… теперь его нет. Поэтому в этот раз я собиралась разбиться… точнее, казалось, что это уже произошло. Я упала с небес на землю, и боль от удара убила меня. Вот только последнее — неправда. Я ненавидела то, что осталась жива. Ненавидела, что Люк ушел и бросил меня одну разбираться со всем этим. И я сомневалась, что у меня получится. Я ненавидела, что папа пытался меня успокоить. Я ненавидела, что хотела плакать, но, похоже, больше не могла это делать.

— Мама вышла воздухом подышать, хочешь, я ее позову? — спросил папа, снова поглаживая меня по волосам. Я повернула голову и впервые нормально посмотрела на него. От беспокойства у него, казалось, появились новые морщины, зеленые глаза внимательно смотрели на меня. Ощущение было, что он постарел лет на десять. Папа сочувственно улыбнулся и тихонько постучал пальцем по моему лбу, как он делал, когда пытался уложить меня спать в детстве. — Чем я могу помочь? Тебе больно? Хочешь, врача позову? — спросил он. По его глазам я поняла, что он страшно волнуется, и раньше я была бы в ужасе из-за того, что заставила его пройти через такое, но после смерти Люка я действительно ничего не ощущала.