Сводные. Том 1

Ну, так оно и было, думаю я. Может быть, он думает, что сможет получить от меня арендную плату. Или, может быть, он считает, что то, что я женщина, делает меня хорошей кухаркой? Я не такая.

Выхожу из конюшни, направляясь к дому, срезав путь через пристроенный сервис. Качаю головой. Я не могу пойти домой. Я не хочу возвращаться в Москву. Боже, мысль о том, чтобы увидеть кого-то, кого я знаю… Закрываю глаза, пытаясь справиться с подступающей паникой. Или почувствовать запах родительского дома… Я не могу с этим смириться. Совершенно белые стены. Сидеть в классах, заполненных людьми, с которыми я не знаю, как разговаривать.

У меня всё переворачивается внутри, и я останавливаюсь, прислонившись лбом к чему-то, свисающему с потолка в сервисе. Я обхватываю боксерскую грушу и закрываю глаза. Я не могу вернуться домой.

Сжимаю руку в кулаке, и всё — моя новая реальность — начинаю погружаться в неё. Куда бы я ни шла, как бы ни меняла обстановку или бежала от всех мест и людей, которых не хочу видеть, я всё ещё я. Бежать, уходить, прятаться… Нет спасения.

Когда тёплое чувство разливается по моей руке, я сжимаю ладонь и бью по боксёрской груше. Мой кулак едва касается её, но я делаю это снова и снова. Мои слабые удары становятся всё сильнее — я облажалась, устала и растеряна. Я не знаю, как начать чувствовать себя лучше.

Сжав зубы, я наконец отступаю и замахиваюсь кулаком по груше. Цепи скрипят, когда она пытается раскачаться, но я всё ещё обнимаю её другой рукой.

“Может быть, я решу уважить желание твоих родителей и оставить тебя у себя, пока ты не вырастешь.”

Стиснув зубы, я чувствую внезапный прилив энергии. Отпускаю грушу, отступаю назад и снова замахиваюсь, нанося удар правой рукой.

“По крайней мере, пока я не увижу, как ты смеёшься.”

Гнев согревает моё тело, и я наношу ещё один удар.

“Или кричать, или плакать, или драться, или шутить — всё это больше, чем просто кивки и односложные ответы.”

Я снова ударяю кулаком. И снова.

— Через восемь недель нас занесёт снегом, — шепчу я, издеваясь над его словами.

Ударяю кулаком по груше ещё два раза, затем отступаю назад и наношу удар по груше ногой. И ещё два удара. И снова. А потом я просто позволила ему уйти и ничего не сказала, даже когда он рассказал мне, как ему нравится поедать этот чёртов бекон.

Если кто-то делает для вас что-то хорошее — например, готовит завтрак, — вы не возражаете против того, как это приготовлено. Вы едите это. Боже, как бы мне хотелось съесть немного веганского бекона, чтобы действительно сделать день лучше. Веселье тянет мои губы вверх, но я сдерживаю его.

Продолжаю бить и пинать грушу, лёгкий пот пробегает по моему лбу, когда я думаю обо всём, чем могла бы ответить. Почему меня это так беспокоит? Почему я не сказала последнего слова? Почему я всё отпускаю и ничего не говорю?

Наношу удар кулаком по груше, и вдруг кто-то оказывается рядом и держит её с другой стороны.

— Привет, — говорит Егор, глядя на меня из-за груши.

Он выглядит удивлённым, и я останавливаюсь, выпрямляясь. Он наблюдал за мной? Я разговаривала сама с собой?

Его глаза прищуриваются ещё сильнее, и я вижу, как на его лице появляется самодовольная ухмылка.

— Не останавливайся, — небрежно бросает он мне.

Его тёмно-синяя футболка подчёркивает насыщенный цвет его глаз, а кепка с козырьком аккуратно удерживает волосы, придавая ему стильный и немного хулиганский вид. Они с отцом действительно похожи.

Я опускаю глаза и отступаю, тяжело дыша. Мышцы моего живота горят, словно я только что пробежала марафон. Но он не унимается и продолжает меня подстрекать

— Ну давай же. — Он похлопывает по сумке, куда пришелся мой последний удар. — Он может разозлить даже святого. Как ты думаешь, почему я вообще повесил эту боксерскую грушу?

Сжимаю губы, но не двигаюсь с места. Он вздыхает и выпрямляется:

— Хорошо. Так ты готовишь завтрак?

Я невольно приподнимаю брови и, не в силах удержаться, поворачиваюсь, чтобы изо всех сил ударить ногой по боксёрской груше. Но он отскакивает от груши за мгновение до того, как моя нога успевает приземлиться, и отступает назад, широко раскрыв глаза и подняв ладони вверх. Я наблюдаю, как груша раскачивается вперед-назад.

— Я не пыталась тебя ударить, — пытаюсь оправдаться я. — Это было бы просто счастливое совпадение.

Но мои ноги всё ещё напряжены, и мне почти хочется, чтобы дядя вошел прямо сейчас, чтобы я могла вместо попросить его подержать грушу вместо Егора.

Я злюсь. На самом деле злюсь. И это приятно. Я всё ещё здесь, живая и дышащая. Егор разражается смехом и подходит ко мне, обнимая за шею.

— У тебя есть яйца, — говорит он.

Я слишком устала, чтобы отстраниться, и позволяю ему вести меня на кухню. — Ну давай же. Помоги мне приготовить завтрак, — командует он.

Я ставлю на стол третью тарелку, бросаю рядом вилку и нож для масла и подхожу к шкафу, чтобы убрать четвёртую тарелку. Но Егор пинком закрывает холодильник и выкладывает на стол масло и варенье:

— Поставь четвертую тарелку. Тимур может появиться в любое время.

Я смотрю на стол, потом поворачиваюсь к шкафу и засовываю лишнюю тарелку обратно внутрь.

— Тарелка Тимура на столе, — замечаю я.

— Ты не ешь? — вдруг спрашивает Макс, входя на кухню. Он направляется к холодильнику, достает кувшин с соком и ставит его в центр стола, наливая себе чашку кофе, прежде чем сесть.

— Я не голодна, — отвечаю я ему, подходя к раковине, чтобы вымыть нож и лопаточку, с которыми Егор только что закончил.

— Ты не ужинала, — замечает Макс. — Садись.

— Я не голодна, — повторяю я. И прежде чем он скажет что-нибудь ещё, я выхожу из кухни и поднимаюсь по лестнице.

Чувствую его взгляд на своей спине. Чем дальше я отхожу, тем больше готовлюсь к неизбежной конфронтации. Но он не гонится за мной. Он отпускает меня, и я, захлопнув за собой дверь, наконец-то оказываюсь в своей комнате.

Я умираю с голоду. В животе пронзительная боль, а яичница, которую я готовила, пока Егор безжалостно поджаривал бекон, выглядела так аппетитно. К счастью, он не настаивал на долгих разговорах во время готовки, но если я спущусь вниз, мне придется с ними общаться.

Я решаю подождать, пока они вернутся на улицу, и потом что-нибудь найду. Зелёный огонёк на моём телефоне мерцает на кровати, и я, подойдя, беру его. Разблокировав экран, вижу свой домашний хаос: электронная почта, социальные сети, десятки уведомлений. Только в ВК больше девяноста девяти оповещений.