Сводные. Том 1

И на этот раз я не первая, кто отводит взгляд

Глава 23

Алиса

— Ах! — в моих ушах раздаётся стон. Вскакиваю с постели, открываю глаза. Кашляю, а лоб покрывает пот.

Этот запах… Всхлипываю, жжёт глаза. Мои волосы падают на лицо, развеваясь от тяжёлого дыхания, а желудок болезненно сжимается.

Что происходит? Снова кашляю, не в силах отдышаться.

Боже мой, от моего сна остались лишь обрывки, но я всё ещё чувствую этот запах. Яркие ароматы мыльных свечей вызывают у меня тошноту…

Меня охватывает дурнота, прижимаю тыльную сторону ладони ко рту, и что-то поднимается к горлу. В доме раздаётся шум, но боль сотрясает моё тело, и я не могу её вынести. Сбрасывая одеяло, выбираюсь из кровати, падаю на четвереньки и ползу к мусорной корзине.

Хватаю ту, что стоит на столе, и наклоняюсь над ней, задыхаясь. Запах забивает ноздри и заполняет горло. Не помню, о чём был сон, но дышать я не могла. И сейчас всё ещё не могу. Задыхаюсь.

К горлу поднимается желчь, и я, кашляя и задыхаясь, склоняюсь над мусоркой, обхватив её обеими руками. Почему я до сих пор чувствую этот запах? Он повсюду: на мне и на каждом сантиметре мебели в комнате моих родителей. Я начинаю плакать, вытирая холодные руки, ощущая, как грязь прилипает к коже.

Меня трясёт, рыдания вырываются наружу, когда тошнота отступает, а печаль берёт вёрх. Мне кажется, что я снова в том доме. Я даже не осознавала, как давно не чувствовала этого.

Холод, стерильная тишина и резкий воздух, который щиплет ноздри. Дом, где стены были слишком твёрдыми, а предметы — острыми.

Глубоко вдыхаю и заправляю волосы за ухо, запах леса и деревьев снаружи медленно вытесняет воспоминания о свечах.

Упав на задницу, прислоняюсь спиной к стене, кладу руки на колени, закрываю глаза, слёзы текут по моим щекам.

Ух, это чувство.

Не хочу чувствовать это снова. Качаю головой. Не хочу возвращаться туда никогда.

Я здесь, на Камчатке, с ними, с ветром, тёплым огнём и новыми запахами.

Пол над моей головой скрипит. Открываю глаза, медленно поднимая их к тёмному потолку. Тимур. Его комната над моей. Какой-то предмет мебели движется по полу, ещё один скрип здесь, топот там. Но затем я слышу позади себя крик и чувствую, как что-то ударяется о стену.

Спальня Егора рядом со мной. Прислоняюсь тыльной стороной руки к стене возле головы, чувствуя, как изголовье его кровати снова и снова ударяется о другую сторону стены, усиливаясь с каждым разом.

Опускаю руку, слушая их тяжёлое дыхание и стоны. Слёзы снова подступают, но я позволяю им упасть, не всхлипывая.

Я бы хотела, чтобы он был один. Если бы попросила, он, вероятно, позволил бы мне забраться к нему в постель сегодня вечером. Как старший брат, который сдерживает волков, потому что мне приснился страшный сон.

Я бы не стала пытаться, даже если бы он был один, но…

Это милая маленькая фантазия.

Тёплый.

Безопасный.

Комфортный.

Егор такой.

Встаю и прислоняюсь лбом к стене, слушая, как мальчики занимаются любовью с девочками. Боль переполняет меня, потому что я здесь одна, забытая и… ревнивая.

Почему я ревную?

Зажмуриваюсь, слёзы текут по пересохшим губам, качаю головой.

Открываю дверь спальни и направляюсь в коридор. Шум теперь наполняет дом всё громче. Девочки хихикают в комнате Егора, сверху раздаётся крик, за которым следуют стоны. Прохожу мимо, в голове туман, медленно спускаюсь по лестнице.

Прохладный воздух окутывает мои босые ноги, но это приносит долгожданное облегчение, поскольку расслабляет мои мышцы. Мне надо надеть халат, но мне всё равно. Завтра у меня первое школьное задание, которое ещё далеко до завершения, и мне, вероятно, следует снова зайти в сеть, чтобы посмотреть, осуществила ли та девушка какую-либо из своих угроз. Но я просто не могу об этом думать сегодня вечером.

Прохожу через тёмную гостиную, где раньше пылал огонь, а теперь лишь чернеют стенки камина, покрытые сажей. Часы бьют, но я теряю счёт. Направляюсь на кухню, пытаясь унять сухость во рту.

Наполнив стакан водой, подношу его к губам и делаю несколько глотков, быстро опустошая. Затем снова наполняю стакан и, запрокинув голову, пью, пока не чувствую удовлетворение.

Смотрю в окно над раковиной. Через несколько недель землю покроет снег, и в доме станет тихо, словно здесь нет женщин на многие километры и даже месяцы.

Они как демоны. Как им это удаётся из года в год?

Как я буду справляться с этим?

Они не мои родители. Они привлекают меня, и каждый раз, когда это происходит, наружу вырываются чувства, с которыми я не привыкла справляться. И я делаю или говорю что-то глупое.

Или моё тело реагирует так, как не должно.

Ополаскиваю стакан и ставлю его обратно на полку для посуды. Прислонившись к выступу раковины, смотрю в окно, не замечая ничего вокруг. Если я проведу здесь несколько месяцев с ними, я сойду с ума. Они сведут меня с ума.

Кто-то в итоге умрёт.

Справа от меня что-то звенит, словно ключи. Вздрагиваю, резко поворачивая голову. Макс сидит в тёмном углу за кухонным столом. Выпрямляюсь, чувствуя, как колотится сердце. Он смотрит на меня, его палец скользит по кольцу ключей от машины, он переворачивает их и ловит в кулаке. Рядом стоит пивная бутылка, и я замечаю, что он без рубашки.

Жар поднимается к моим щекам, и каждый сантиметр моей обнажённой кожи внезапно кажется гораздо более уязвимым, когда он наблюдает за мной. Я думала, что он в своей комнате.

Хотя он и не похож на человека, который был в своей комнате, он всё ещё в рабочих ботинках.

Пытаюсь сдержать дрожь, но мои соски становятся твёрдыми и это видно через майку. Скрещиваю руки на груди, чтобы скрыть это. Не знаю, заметил ли он, но через мгновение он проводит пальцем по губам.

— Что… — задыхаюсь и прочищаю горло. — Что ты делаешь?

Наверху включается музыка. Но Макс просто сидит, и я понимаю, почему Тимур такой молчаливый. Не говорить и не общаться — это разные вещи.

Делаю шаг к острову, прикрывая себя.

— Где твоя… подруга? — тихо спрашиваю я.

— Дома.

Все женщины приехали с нами с гонок, так что ему, должно быть, пришлось самому отвезти её в город. Интересно, почему так быстро?

— Нет настроения? — дразню я.

Но вместо того чтобы улыбнуться, он наклоняет голову, и что-то игривое в его глазах заставляет мой живот слегка сжаться.

Он не ругается на меня. Почему? Я здесь, полураздетая, в одних трусиках. Почему он не орёт на меня, чтобы я оделась или ушла спать?