Сводный монстр
Шрифт:
Воспоминание ударяет в висок, и я морщусь.
«Ты хочешь меня обидеть?»
«Кажется, да».
Ублюдок. Мне было всего тринадцать. Что меня ожидает сейчас? Он не оставит меня в покое, и наши с ним стычки непременно плохо кончатся.
Решительно беру конверт и прячу под свитер. Посмотрю после уборки. Ничего страшного, если до брата оно дойдет чуть позже.
Отдав всю оставшуюся почту Томасу, я спрятала конверт в своей комнате под подушкой, решив проверить позже. Нужно было вскрыть конверт, а потом заклеить его после прочтения обратно с тщательной осторожностью.
Я стучала в комнаты, затем открывала общим ключом, вкатывая огромную тележку со всем необходимым внутрь номеров.
У всех одно и тоже: разбросанные вещи, доверху набитые мусором корзины, грязнющие раковины и все такое. Я убирала, чистила, натирала все до блеска, неистово проклиная неопрятность отдыхающих, пока не открыла дверь номера, что находился в самом углу.
Замерла на пороге. Комната была очень обжитая, не просто номер с брошенным на полу чемоданом. А еще все было довольно чисто и аккуратно и без моей помощи.
Широкая кровать с темным покрывалом идеально заправлена, на тумбочке никакого мусора. Шкаф закрыт, нигде ничего не валяется. Подоконник забит аккуратными стопками книг.
Эта комната принадлежит Максу или Томасу. Все остальные работники — приходящие из деревни. И кроме парней так долго тут никто не живет.
Ни Катарина, ни Томас ничего мне не говорили про запрещенные двери, а потому предполагалось что и тут я тоже должна убрать. Я вкатила тележку и закрыла за собой дверь, но приниматься за уборку не спешила. Хотелось определить хозяина.
Решила проверить ванную комнату, чтобы ненароком кто-то из них не вышел голышом, как в глупых дамских романах. Постучала для приличия и через пару секунд тишины, толкнула дверь. Никого.
В ванной все тоже довольно аскетично, прибрано, никаких волос, соплей и прочей гадости. Только разводы в раковине привлекли мое внимание. Подойдя ближе, чувствую, как волосы на голове почти зашевелились. Это кровь. Керамический резервуар в разводах, словно хозяин наспех вытер влажной рукой, не заботясь об остатках.
Что за черт? Поранился, пока брился?
И Макс, и Томас брились, бороды не было ни у одного из них. Комната могла быть вполне и старого Йорна, но почему-то интуиция подсказывала, что хозяин молод. Электробритва слишком современная, на полке стоит лосьон после бритья, который вряд ли сдался старику.
И тут мою голову посетила еще одна странная мысль — в номере нет зеркала, ни одного, даже в ванной. Вместо него просто глухая белая стена, небольшой навесной шкафчик. В нем тоже ничего интересного: салфетки, туалетная бумага, запасной тюбик пасты, бруски мыла.
Нервно поправляю бледно-лиловую прядь волос за ухо. Ладно, пора приниматься за уборку.
Выхожу, чтобы взять чистящие средства, решив начать, как всегда, с ванной, но увидела высокий комод с какими-то кубками. Среди них стояло единственное фото в рамке. Любопытство пересиливает, и я подхожу. На черно-белом фото женщина, красивая, но не улыбается, смотрит словно мимо объектива. На ней старомодная одежда.
Неужели, все-таки комната Йорна? Она могла бы быть матерью одного из парней, но никого из них не напоминает.Рядом аккуратно расставлены кубки за достижения в сноуборде, все свежих годов, и Йорн тут же отметается. Кубков и медалей много, преимущественно золото. Парень, наверняка, катается круто.
Как в мрачной сказке про Синюю Бороду, оглядываюсь, и, естественно, никого не увидев за спиной, открываю верхний ящик комода. Куча бумаг, стопка писем, крупная жестяная коробка. Поднимаю крышку и в недоумении смотрю на содержимое. Стекло. Коробка доверху набита осколками разных размеров, зеленые, бутылочные и прозрачные, от бокалов или стеклянной посуды. Острые края задевают пальцы, когда я провожу рукой по горсти, неосознанно. Я дергаюсь и отбрасываю руку, заметив на указательном пальце капельку крови.
Посасывая палец с легким испугом закрываю коробку, не понимая, на кой черт хранить столько стекла? В голову настойчиво лезет непрошенное воспоминание из детства, как Макс-подросток вкладывает мне в ладонь стеклянный осколок. Мотаю головой, чтобы окончательно не сойти с ума. Нет, это просто совпадение.
Перебираю письма и сглатываю. Все адресованы Максимилиану Деккеру. И практически все из психологического реабилитационного центра. Открываю второй ящик, но там лишь какие-то бумаги, много бумаг, обзоры, названия каких-то клиник, некоторые бумаги в бурых пятнах старой крови. Пячусь назад, вдруг сильно испугавшись.
Но едва отхожу на пару метров, как слышу звук открываемой двери, и позади меня раздается изумленный голос.
— Wer sind sie?
С недоумением оборачиваюсь на высокий тонкий голос, уставившись на стройную красивую девушку со светлыми волосами. Голубые глаза смотрят на меня с настороженностью и любопытством, сочные губы бантиком приоткрыты в немом вопросе.
В руке она держит верхнюю одежду.
— Вы кто? — спрашиваю я по-английски, не переставая пристально разглядывать словно с неба упавшую на голову девушку.
— Это я хочу тебя спросить, дорогуша. Что ты здесь делаешь? Это комната моего парня.
И не успеваю я сделать и шага, как в комнату заходит сводный брат. В его руках увесистый розовый чемодан. Взгляд переходит от моего напряженного застывшего лица к открытым ящикам комода, темнеет на глазах.
— Что ты здесь делаешь? — в голосе слышу клокочущую ярость.
Спросил на английском по всем правилам хорошего тона, мерзавец вежлив перед своей девушкой.
— Я пришла убираться, — демонстративно отвечаю на русском.
— Свою комнату я убираю сам, — отрезал он, поджав губы. — Выйди вон.
Словно ножом полоснул последней фразой. Медленно закипаю.
— Полегче на поворотах, любимый братишка, а не то твоя подружка узнает о наших маленьких шалостях, — цежу я, резко двигаясь к выходу. — Я не имела ни малейшего понятия, что это твоя комната, Катарина не предупреждала.
Хотела пройти мимо, но он внезапно схватил меня за запястье. Весьма больно.
— И поэтому ты полезла по ящикам? — холодно парировал он.