Сводный монстр
Шрифт:
Он покосился на короб и сразу все понял. Рене взглянула на него красными от слез глазами и тихо проговорила:
— Меня уволили.
Тот молча смотрел на нее, не зная, как реагировать, но она устало села на стул, так и не расставшись с коробкой. Наверное, попросту забыла про нее.
— Пару месяцев назад я поняла, что не могу вспомнить имени ученика. Потом двух. Потом всего класса. Я читала фамилии в журнале и просто смотрела кто поднимает руку. Даже клеила им на грудь стикеры, но это все оказалось бесполезным. На следующий день я опять не могла вспомнить их имена. Тогда они просто стали учениками, без имен. Я попалась по глупости, представляешь? По такой глупости, — она смахнула слезы и Макс подошел, осторожно
Рене всхлипнула, но постаралась улыбнуться.
— Это оказался ее дед? — иронично отозвался Макс, не зная, как подбодрить мать. Но она усмехнулась и покачала головой.
— Нет. Это был наш директор, — она не выдержала и вдруг прыснула. Он тоже засмеялся.
Они сидели как дураки на стульях в крохотной кухне, смеялись над этим случаем, до конца не осознавая, насколько все плохо. А беда не ждала долго.
Мать по-прежнему значилась женой Юргена, и органы опеки не интересовались заботящимся о матери сыне. Думали, что отец проживает с ними. С этой стороны никогда не было проблем.
Макс сильно испугался, когда однажды мать ушла в магазин и не вернулась. Сначала он даже не обратил внимания, но когда по прошествии почти двух часов она так и не вернулась с макаронами, за которыми пошла, он заволновался. Набросил куртку и бегом бросился к магазину. Подробно допрашивал продавца и тот кое-как вспомнил женщину средних лет, которая стояла у прилавков и растерянно оглядывалась. Ушла, ничего не взяв.
С колючим холодом на сердце Макс прочесал весь район, прежде чем нашел мать в соседнем парке. Она сидела на скамье, дрожала и испуганно озиралась.
— Мам? — взволнованно воскликнул он, настороженно взирая на испуганную женщину.
— Макс? — тихо ответила она ему и распахнула глаза, словно до нее что-то дошло. Вздохнула с облегчением. — Сынок! Я так испугалась!
Оказалось, что в магазине она вдруг забыла за чем шла. И даже хуже. Она забыла как ее зовут. И где она живет. Стояла и в ступоре разглядывала все вокруг, не понимая, как она там оказалась. Ушла и бродила по окрестностям, не зная, куда идти и где ее дом. И только голос Макса привел ее в чувство.
Сначала он выдохнул с облегчением, но вскоре наступил момент, когда она на короткий миг переставала узнавать и его. Пугливо рассматривала его, он чувствовал на себе ее взгляд, когда знал, что с ней это.
Мать молчала, заметно оглядывалась. Что творилось у нее на душе? Каково это сидеть заниматься своими делами, листать книгу, а потом вдруг резко понять, что ты не знаешь кто ты, как тут оказался? И почему рядом как будто бы чужой человек. Наверное, это жутковато.
По их квартирке теперь повсюду были развешаны их фотографии, старые, где Макс еще был совсем ребенком, а мать моложе. Когда мать была в себе, они фотографировали много новых снимков вместе, в парке или на кухне, около елки, в снегу. Все стены были увешаны снимками, на случай, когда Рене вдруг забудет кто она, она хотя бы не испугается присутствия Макса в квартире.
Они заказали медальон с гравировкой, который Рене теперь всегда носила на шее. Максу медальон казался огромным, тяжелым, но мать сама выбрала и настояла, что ей нравится именно этот. Он махнул рукой.
Но как говориться: беда не приходит одна. Через какое-то время парень заметил, что мать пристрастилась к алкоголю. Он не винил ее, ни разу не упрекнул. Да разве мог он упрекнуть, если ему самому хотелось напиться до беспамятства и забыть все, что происходило в его жизни. А ей было страшно каждый раз, когда она понимала, что ничего не знает о себе и окружающем мире. Теперь парень частенько находил ее пьяную в парке, спящую на холодной скамейке, брал на руки и нес почти невесомое тело матери
домой. Она стала неухоженно выглядеть, от нее плохо пахло. Каждый раз он уговаривал ее принять душ и смыть уличную грязь. В пьяном забытьи она почти ничего не понимала, послушно шла. Макс снял все замки, постоянно спрашивал, стоя за дверью, все ли в порядке. После сидел и расчесывал ее длинные влажные волосы старинным гребнем, который ей достался еще от ее бабушки, старательно рассказывая ей разные истории из книг или сюжеты кино. Пока мать не засыпала.У нее медленно, но верно начинался период с сильными эмоциональными расстройствами, депрессией. Она часто плакала, кричала и даже пару раз включала газ в квартире. Макс почти не показывался в школе, проводя время с матерью, и чудом почуял странный запах в квартире. Тогда он впервые расплакался, ему было почти шестнадцать, но он ревел, как девчонка, уронив руки на стол, отчаянно размазывая слезы по лицу.
— Прости меня, прости, — рядом в исступлении ползала на коленях мать, и он впервые подумал, что не справится. Мечтал, чтобы это все закончилось. И все равно с каким исходом.
Весь тот период они почти не общались с Юргеном, пока однажды отец не появился на пороге.
— Что ты здесь забыл? — вместо приветствия довольно прохладно спросил Макс отца, распахнув дверь.
Тот перетаптывался на месте, не зная с чего начать.
— Не пригласишь?
— Не убрано, — равнодушно ответил парень, не двигаясь с места. И Юрген понял, что он здесь гость действительно нежеланный.
— Ты не появляешься в школе… Звонил твой классный руководитель, успеваемость сильно упала. — Отец Макса нес какую-то абсолютно неважную в тот момент ахинею.
Макс продолжал просто смотреть на него, ничего не отвечая. Мать сидела на кухне, у нее только что снова был провал памяти, она позабыла обо всем на свете и парень методично и бесстрастно рассказывал ей факты о ее жизни, все, что он знал и все, что могло помочь, пока их не прервал звонок в дверь.
— Чего ты хочешь? — устало спросил сын, когда неловкая тишина затянулась.
— Узнать… Как вы? — дрогнувшим голосом ответил Юрген, и парень пожал плечами.
— В порядке.
— Может что-то нужно или… — он не договорил, лишь смущенно переминался с ноги на ногу, не зная, что сказать.
— Нужно.
— Что именно? — с готовностью уточнил Юрген.
— Чтобы ты сюда больше не ходил. — Сын прямо смотрел отцу в глаза, не отрывая взгляда, и тот не выдержал, опустил голову. И когда Макс с болью на сердце закрыл дверь, ожидая очередного звонка, прислонившись лбом к старому дереву, он разочаровался. Потому что за дверью послышались шаги, а потом глухая тишина.
— Это был он? Мой муж? — почему-то шепотом спросила Рене, когда он вошел на кухню. Она его не помнила, и о нем он почти никогда ей не рассказывал, только если она хотела. Как в этот раз. Ведь она по-прежнему носила обручальное кольцо.
— Да, — коротко сказал он, и она не рискнула спросить, потому что вид у ее сына был в эту минуту очень злой.
Трудно описать словами что действительно испытывал Макс в то тяжелое для всех время. Боль, безысходность и отчаяние — да. Но с мрачным грузом на сердце он не раз находил силы признаться себе, что так же он испытывал и усталость. Иногда хотел, чтобы уж наступил конец. Пусть мать включит газ, и, может, он даже не уйдет, а ляжет на старую плитку на полу рядом с ней, возьмет ее за теплую худую ладошку. Вот так просто все закончится. С чувством стыда гнал паршивые мысли из головы, заставлял себя взять в руки. Старался не покидать мать, регулярно перекрывал газ у плиты и попрятал все таблетки и режущие предметы, на случай когда ему приходилось уходить в магазин. У них были кое-какие накопления, но денег катастрофически не хватало, и он с горечью понимал, что однажды ему придется идти к отцу с протянутой рукой.