Сводный монстр

Офицер полиции быстро рассказал им что случилось, жестикулируя куда-то в сторону. Макс сильно нахмурился от услышанного.

— Что там? — Вера как обычно не поняла ни слова по-немецки. — Что он сказал?

— Разворачивай машину, вот сюда налево, — подсказал парень, попрощавшись с офицером…

Когда девушка отъехала в сторону, она опять вопросительно повернулась к нему.

— Да что происходит?

— Снег сошел полчаса назад… Вон с той горы, — он указал пальцем на высоченную гору, неосознанно покусывая нижнюю губу.

— И что?

— Это лавина, Вер. Снегом засыпало дорогу, нам не проехать. Придется пока остаться здесь, в этом городке.

Глава 27

— Л-лавина? — переспрашиваю я, сжимая руль еще крепче.

О таких опасностях я даже не думала. Но Макс как будто не слышал.

— Поехали вперед, нужно найти место для ночлега. Много людей застряло в городе, подозреваю, все битком будет, — задумчиво говорит Макс и параллельно двигает пальцем по телефону, уставившись в экран.

Я послушно нажимаю на газ и двигаюсь вперед, как он и сказал, ожидая дальнейших указаний. Рассматривать город бессмысленно — из-за непогоды ничего не видно.

Парень не спешил говорить куда дальше, по-прежнему ковыряясь в телефоне, но впереди образовалась пробка, и я еле плелась в общем потоке машин.

Бросаю на него нетерпеливые взгляды, и он, наконец, устало выдохнув, говорит:

— Перестраивайся вправо, затем поворачивай на ту улицу, я забронировал нам номер в «Снежном пике».

Нам? Один номер на двоих? Хотя, наверное, странно снимать два номера, после вчерашнего. От нахлынувших воспоминаний лицо и шея начинают полыхать огнем, сердце взволнованно колотится. Я отчего-то закашлялась. Макс внимательно смотрит на меня из под упавших на глаза волос.

— В нормальных гостиницах уже не осталось номеров, переночуем в одном, — словно виновато произносит он, и я вяло бормочу «угу», стараясь не выдавать своих смешанных чувств.

— Здесь часто бывают лавины? — спрашиваю, чтобы отвлечься от нелепых мыслей, сама в это время послушно поворачиваю направо.

— Бывают, но обычно не сильные. До дорог не доходят, в подножиях гор останавливаются. Но эта гора другая, слишком крутая высь, снегу тяжело оставаться на месте. Бывало уже, что сходил. Но давно это было, — вспоминает парень.

В машине было жарко, он скинул шапку, и сейчас не замечая, почесывал свой лоб пальцами, отбрасывая волосы в сторону. Хочется неотрывно смотреть на его двигающиеся пальцы, но тогда мы точно поцелуем зад Фольксвагена впереди нас.

— Как ты тут живешь круглый год? — я опять задаю первый попавшийся вопрос. — Не скучно?

— Да нет, здесь всегда чем есть заняться: и зимой, и летом. Летом тут развит пеший туризм, тоже много людей приезжает. Да и не торчу я тут постоянно, часто бываю в Мюнхене, тут недолго на машине.

— На кого учился? — полюбопытствовала я. — Слышала только, что в Мюнхене, с Томасом.

При упоминании имени этого мерзавца, на скулах сводного брата начинают ходить желваки, брови сдвинулись на переносице.

Пытаюсь смягчить ситуацию.

— Я изучаю «Гостиничное дело и туризм». Заочно, еще долго учиться.

— Я знаю, я был удивлен, — он с неожиданностью легко забывает о Томасе.

— Почему?

— Я изучал тоже самое, — улыбнулся вдруг Макс, слегка обнажая зубы. Редко вижу его улыбающимся, а ведь улыбка ему очень идет, добавляет мальчишеского озорства. — Хотя с делом родителей, наверное, это не такое уж совпадение.

И все же это интересно. Получается, мы изучали одно и тоже, но в разных местах, и немного в разное время. Макс старше меня на три года.

— Тут тормози, — указал пальцем на вывеску в пятидесяти метрах, и я излишне суетливо повернула на стоянку.

… Пришлось подождать, пока рассосется очередь, прежде чем нас заселили. Людей в главном холле было много, застрявшие в Зальцбурге туристы висели на телефонах (около ресепшена был бесплатный интернет), меняли билеты, жарко спорили о чем-то.

Когда нам наконец-то выдали ключ от нашего номера, я покатила коляску с Максом к лифту, ловя на себе чужие взгляды. Впрочем, они не задерживались надолго. Переломы на горнолыжном курорте — не такое уж большое дело.

Оказавшись в номере, я сбросила пуховик и помогла раздеться брату. Не знаю, почему я упорно продолжала назвать его про себя братом, как будто пытаясь этим хоть немного отгородиться. Так уже поздно… После того, что он вытворял со мной около старого генератора, только идиот бы твердил, что все совсем не так. Или что больше это не повториться. Нас сексуально влечет друг к другу, глупо отрицать. Все плавно идет к тому, что Макс меня трахнет.

Мы попили глинтвейн, поболтали о том, о сем, передохнули и сходили на ужин. Ничего необычного. Затем вернулись в номер укладываться на ночь, сходили по очереди в душ. Я опять помогала ему раздеться-одеться, но он вел себя крайне вежливо и корректно, руки не распускал, мою фигуру своим привычным взглядом не окатывал. Я все ждала, когда он сорвется, но вскоре с разочарованием поняла, что он сегодня действительно держит себя в руках.

Небольшая заминка вышла только когда мы определялись, кто спит на кровати, а кто на узком диване.

— Я посплю на диване, — разгоряченно спорила я с ним, потому что он продолжал отказываться спать на широкой кровати.

— Диван мой, — мотал головой Макс, вводя меня в исступление.

— Но это же глупо! Ты еще не восстановился! У тебя два гипса, переломанные ребра.

— Рука быстро заживает, через десять дней гипс скинут, — для наглядности он помахал рукой, которую уже не прижимал к себе. — И ребра меня уже не беспокоят.

Ну конечно. Я знала, что ребра срастаются долго. Ррр, как же раздражает неуместный героизм и манеры. Аж топнула ногой.

— Я говорю — нет!

— А я говорю — да! — В синих сверкающих глазах ни капли сомнения, твердая сталь упрямства.

И я не выдерживаю, отшвырнув в сторону мокрое полотенце, которым сушила волосы.

— Слушай, сейчас свои джентельменские замашки оставь при себе, — рявкнула я. — Лучше бы ты так вел себя тогда!

Я резко замолкаю, закусив нижнюю губу, а он, побледнев, отступает на шаг назад. Поворачивается к кровати, кое-как добредает, приставляя ногу и ложится, отвернувшись от меня к белой стене. Я больше не вижу его лица. Только натянутую как тетиву лука спину. Он снова утонул в своей вине.