Сводный монстр

— Я знаю, что ты любишь его, — на этих словах она смахивает слезинку с уголок глаза, и усилием воли продолжает. — Может и правильно, что я тебя сейчас встретила. Может, хотя бы ты поймешь, раз он не может.

Она сглатывает и продолжает, дрожащими пальцами затеребив края платка.

— Я беременна от него. Жду ребенка. Но Максу сказала, что если он ко мне не вернется, то ребенка я не оставлю. Считайте хоть шантажом, хоть капризом. Мой ребенок не будет расти вдали от отца. Или вместе или никак. Ты умная девушка, Вера. Не разрушай жизни, пожалуйста. Поезжай отсюда, оставь все. Тогда ему не придется делать такой сложный выбор.

Все это время я стояла буквально оцепенев. Слова словно на незнакомом языке гулко бились в железную непробиваемую корку моего сознания. Макс станет отцом. Паула ждет от него ребенка. Два предложения, от которых все поплыло и закачалось.

Но где тогда место в его мире для меня? Есть ли оно вообще или все-таки было изначально призрачным?

И почему сердце бьется так пугающе спокойно, хотя я знаю, что от такой новости мне хочется выть громко и протяжно?

Глава 29

Тихо сходить с ума, с разъедающей грудь тоской разглядывать растущий живот Паулы — этого я не смогу перенести, а потому приняла решение уехать. Боялась, что Макс будет уговаривать остаться, и, с обратной стороны, так хотелось, чтобы у него это вышло. Эгоистично хотелось быть единственным центром вселенной для него, но теперь это казалось абсолютно невозможным.

О, мой Бог… О чем я вообще?! Какой центр вселенной? Он станет отцом, папой для малыша или малышки. Будет впервые купать своего ребенка, качать, когда у него будет болеть животик, успокаивать, любить, смешить… Первые шаги, первые слова. Детский сад, затем школа. Ребенок — это целая жизнь, совсем другой мир. И это не мой ребенок. Ребенок чужой женщины. И как бы мне не было больно, я не могу не отступить. Мне и впрямь между ними не место.

Как поется в одной песне — «Я не в масть, как черная невеста».

Уехать, не попрощавшись — было слишком гнусно, после всех признаний между нами… Макс этого не заслужил.

Но по-другому я не могла.

Второпях хватала свои вещи и пихала в сумку, чтобы сбежать, как последняя трусиха. Придерживая телефон плечом, покупая новый билет, чуть ли не крича в трубку бедному оператору, чтобы дали билет на ближайший рейс…

Но Макс даже не искал меня, не звонил. Скорее всего тоже переживал сейчас бурю эмоций. Я же сама видела его застывшее бледное лицо. Он был в шоке. Похлеще моего.

Я не имела ни малейшего понятия, где он, и решила, что наверное это лучший момент, чтобы исчезнуть, раствориться в неизвестном направлении. Покончить со всем раз и навсегда.

Впервые такси приехало слишком быстро, не давая времени на раздумья. Было стыдно, что я сбегаю вот так, не попрощавшись с Йорном, ребятами. Все они стали моей семьей за эти несколько месяцев. Но пересечься с Максом и посмотреть ему в глаза я боялась. Слишком сильным было желание на все наплевать и остаться. Нет, я не могу. Это все слишком больно, невыносимо, терзает душу острыми когтями, ворошит ржавыми крючьями, раздирая меня на части.

Окинула последним взглядом свою комнату, привычное убранство, величественные горы за окном. Это место прочно засело в моей душе, как и Макс. Зима теперь всегда будет ассоциироваться со сводным братом. Цепляюсь за яркое пятно пледа на кровати. Синий, словно холодный лед замерзшего океана, прямо как его глаза. С трудом делаю шаг к двери.

В такси я сидела, всю дорогу уставившись в окно, разглядывая снежные вершины, что мельтешили белесым калейдоскопом в застланных слезами глазах. Впервые лицо снова застыло уродливой маской. Так давно этого не было, казалось, влюбленная и расслабленная, я обрела силу над своим лицом. Но теперь снова потеряла.

Водитель поглядывал на меня в зеркало заднего вила с любопытством, но я не обращала на него ни малейшего внимания, вперившись мутным взором в одну точку.

В аэропорту все время оглядывалась, ожидая, что вот-вот меня окликнет знакомый голос, или обхватят за талию ставшие такими родными сильные руки. Но ничего подобного не происходило.

Пользуясь временем, позвонила матери, объяснившись, что уезжаю по срочным делам, связанным с учебой. Рассказывать правду нет смысла. Она не поймет. Как не поняла тогда, семь лет назад, что совершила чудовищную ошибку, влезая в чужую семью. Она и сейчас в полной уверенности, что ничего такого не делала. Что всему есть оправдание, веские причины. И от того я чувствую себя еще дальше от нее.

На удивление мама приняла новость спокойно, будто знала, что я улечу, не отработав срок. Сбегу рано или поздно.

— Ничего, малышка. Мы уже скоро вернемся, Макс и один прекрасно справится. К тому же и не совсем один он там. Как у вас с ним? Подружились хоть немного? — Говорит, будто не понимает, что он главная причина отъезда. Или делает вид, что не понимает.

— Ага, — вяло ответила я, чувствуя, как в горле снова нарастает колючий комок, а глаза наполняются влагой. — Подружились.

— Ну и хорошо. Глядишь, будете почаще видеться теперь, — изрекла мать, а я усмехнулась.

Да, конечно. Буду с нетерпением ждать следующей встречи с ним и с Паулой.

Повисло неловкое молчание, но сил прикрываться и что-то говорить уже не было. В груди словно выжженная зноем пустыня. Трескается сухими черепками.

— А вообще прилетай к нам в Мюнхен летом, как освободишься после учебы. Мы будем тебя ждать, — тон матери вдруг поменялся, став на удивление нежным и ласковым. — Приедешь?

— Вряд ли.

— Его там не будет, — подумала и добавила мать, перестав делать вид, что ничего не понимает.

Вымученно выдыхаю, с отсутствующим взглядом разглядывая табло прилетов и вылетов.

— Я не знаю, мам. Пока ничего не знаю. Подумаю.

— Скучаю по тебе, малышка.

— Я тоже, — сиплым голосом ответила я, все-таки не удержав слезы. Все собралось в кучу.

Я тоже по ней скучала, мне было необходимо дружественное плечо все это время. А сейчас и подавно. Но больше мать ничего не сказала, и мы попрощались.

Когда объявили посадку, я все оглядывалась по сторонам, ища в толпе его лицо, но, конечно же, не находила. Горько вздохнув, я сжала лямку рюкзака на плече, и отправилась в самолет.

**

Макс

До сих пор не верил в происходящее, все казалось одним сплошным сном, и никак невозможно проснуться. Радость того, что он станет отцом омрачалась тем, что матерью ребенка будет не любимая ему женщина. И Макса еще больше убивало свое неприятие. Это было несправедливым. Малыш никогда не познает любви между родителями.