Сводный враг
Шрифт:
— Будешь! Ты будешь передо мной отчитываться! Будешь делать так, как я тебе скажу. Чтобы я больше не видел тебя рядом с этими отбросами. Никогда. Это мое последнее предупреждение, Демид. Больше повторять не стану.
— Запрешь меня в комнате? — насмешливо переспрашивает Демид. — Ты действительно думаешь, что я стану тебя слушать? Смешно.
— С завтрашнего дня Пётр будет за тобой присматривать.
Я прям чувствую, как в этот момент покраснел от злости старший Покровский. Он всегда краснеет, когда
— О, опять няньку ко мне приставишь? — с сарказмом говорит Демид. — Вроде стареешь с каждым днем, а методы не меняются. Ладно. Я спать пойду. С друзьями хорошо посидел, устал.
— Я тебя не отпускал.
— Не помню, чтобы я спрашивал у тебя разрешения.
Ловлю себя на том, что, пока подслушиваю, жую нижнюю губу. Почему я так переживаю? Демид взрослый парень, он может справиться со своим родным отцом.
А я все равно нервничаю. И мне не нравится мысль, что я хочу побежать к ним и вытащить парня из кабинета. Увести его оттуда. Сделать все, чтобы разговор отца и сына закончился.
— С кем ты уехал?
Тут я уже начинаю напрягаться. Пока представляла, как буду спасать парня, пропустила что-то.
— Что за девчонка села в твою машину?
— Ты жениться собрался, бать. Мои девчонки не должны тебя интересовать. Твоей будущей жене это вряд ли понравится.
— Мне не нравится, что ты цепляешь баб в этом гадюшнике. Других мест не нашел? Самому не противно?
— Противно вот эту всю чушь лично от тебя слушать, — голос Демида изменился. Стал серьезнее. Громче. — Я не сопливый пацан, которого ты можешь отчитывать. Мне и няньки твои не нужны. Ты захотел, чтобы я переехал, я здесь. Все! Больше я тебе ничего не должен. Будешь жизни меня учить, останешься здесь с Викой. Но я сомневаюсь, что ее надолго хватит.
— Вика со своей дочерью никуда не денутся.
Слова прозвучали как приговор. Мой приговор.
— В клетке их держать будешь?
— Не твое дело.
Я не слышу, что отвечает Демид, а через секунду уже дверь открывается и парень выходит из кабинета.
По его ироничному взгляду сразу становится понятно, что меня он увидел. Приложив палец к губам, дает знак, чтобы я ничего не говорила, а сам ленивой походкой идет в мою сторону.
Невольно, но я начинаю засматриваться на его губы, которые даже сейчас выглядят немного припухшими.
Делаю шаг, переступая порог комнаты, когда Демид уже нависает надо мной.
Он ухмыляется, качая головой.
— Мама не говорила, что подслушивать нехорошо?
— С чего ты взял, что я подслушивала?
— Нет? Тогда придется сделать вид, будто я поверил, — заявляет он, выглядывая из-за двери, а затем закрывая ее.
Из моей головы сразу же вылетает все, что я успела услышать совсем недавно.
Демид здесь! Он в моей комнате. Он там, где мои вещи и где я сплю.
Боги!
Надо собраться. Нельзя забывать, что этот парень бросил меня на кухне после
того, как…Ангелина, не будь дурой.
— Мне все равно, веришь ты или нет. Понятно? — ворчу я.
— Ты врешь. — Демид пристально смотрит мне прямо в глаза. — Тебе не все равно. Обиделась?
— На что мне обижаться? Не придумывай, Покровский. Я не сопливая девчонка, чтобы дуться из-за какого-то парня.
— А говоришь, не подслушивала… — растягивает он слова. — Я услышал, как подъехала машина отца. Кому-то надо было уйти, чтобы избежать лишних вопросов.
— Почему сразу не сказал?
— Что я должен был сказать? «Прости, Ангелина, но мне надо охладиться, перед тем как отец увидит меня и поймет, что мы делали»? Даже я понимаю, как бы бредово это прозвучало.
— Ты и до этого момента стал странным.
Демид качает головой, продолжая нависать надо мной.
— Странным? Котова, я переживал. Ты спину обожгла.
— Вот это и странно.
— Что именно? То, что я не хочу, чтобы тебе было больно?
Это не странно. Это нормально.
На его лице появляется усталость.
— Раньше тебя это не заботило. Плевать тебе было, больно мне или нет. Столько гадостей от тебя наслушалась.
Демид резко дергается, будто я его с силой ударила по уху.
И мне сразу же хочется забрать свои слова обратно. Со стороны веду себя как маленький ребенок, вспоминая старые обиды.
— Так! Иди в свою комнату. Ты спать хотел, вообще-то. С друзьями нагулялся, устал, спать хочешь.
Я с открытым ртом наблюдаю за тем, как парень, который секунду назад морщился, начинает смеяться.
— Ты и сейчас будешь рассказывать, что не слышала нас с отцом?
— Ой, да вас и подслушивать не надо. Вы кричите так, что вас на другом конце города услышит глухая собака. — Замираю, когда где-то в доме хлопает дверь. — Уходи уже. Если твой отец увидит тебя в моей комнате, расскажет маме, в итоге достанется всем. Она будет есть мой мозг чайной ложечкой. Пожалей, а?
— Да плевать на них.
Я протягиваю руку и дотрагиваюсь до лица парня.
Не горячий.
Не бредит, значит.
Поднимаю голову и смотрю в его глаза.
Он не шутит.
— Хочешь позлить своего отца?
— Нет.
— Мою маму?
— Тоже мимо. Еще варианты будут?
Я уже начинаю думать, что он издевается, поэтому и психую.
— Тогда чего ты хочешь? Сначала делаешь все, чтобы я тебя ненавидела, а потом резко меняешься. И я уже ничего не понимаю. Чего ты добиваешься?
— Ты меня вообще слушаешь? Говорил же несколько раз, что хочу изменить наши отношения. Я их меняю. Пытаюсь менять.
— Зачем? — почти кричу в ответ.
— Больше не хочу быть трусом, — тихо шепчет парень.
В следующую секунду Покровский прижимает меня к себе.
Клянусь, мое сердце почти разорвалось.
Глава 16
— Мам, ты опять ругаешься с продуктами?
Думать о вчерашней ночи — все равно что облизывать вот этот лимон, на который мама так громко ворчит. Кисло, морщишься, но потом делаешь это снова. Нет, я не жалею: выталкивать из своей комнаты Покровского, у которого вид такой, будто его предали и прокляли одновременно — лучшее, что случалось со мной за последнее время. Ну ладно, поцелуи лучше.