Сводный. Мускатная страсть

– Бу-у!

Мобильник завертелся в затрясшихся пальцах трехвинтовым* и так и нырнул бы в сок олимпийским чемпионом, буть стакан чуть пошире.

За всей этой суматохой я случайно стронула кнопку вызова и аппарат завопил взволнованным голосом Назлы:

– Сестра! Саша! Ты меня слышишь?

– Да, к сожалению.
– Закатила я глаза, одновременно отмахиваясь от прилипчивого турка, с выражением лица по типу "пшёл прочь!"

– Сашка, прости меня...
– уже рыдала в трубку Назлы.

– Чем обязана такому позднему и бурному раскаянию?
– Тихо отозвалась я, складывая гармошкой салфетку под стаканом.

– Юсуф мне всё рассказал... Я знаю, что это он... Ты не виновата, Саша!

– Ну, для меня это не новость. Ладно, - тяжело вздохнула я, - проехали. Забыли. Успокойся и живи дальше со своим Юсуфом, если тебе так хочется. Считай, что простила.

– Да на хрена мне этот кобель, сестрёнка?
– всё ещё ревёт. Вот ведь...
– Приедь, пожалуйста, ко мне. Очень прошу.

– Извини, но...

– Саш, мы с Юсуфом попали в аварию! Я в больнице... И... могу потерять ребёнка! Маме не говорила, не хочу расстраивать раньше времени. А Адем... Что от него толку?

Вот с этим соглашусь на сто процентов!

– Мне очень страшно, Саш! Живот ужасно болит!

– Ты где, Назлы?
– моментально прихожу в себя и вскакиваю, чуть не навернувшись со стула.

– Сейчас пришлю адрес.
– Бормочет она.
– Саш?

– Что?
– снова подношу к уху почти отключённый гаджет.

– Спасибо, сестрёнка!

* Трехвинтовый - имеется ввиду прыжок с трамплина в воду, с тремя поворатами вокруг своей оси.

Глава 49

В бесконечном больничном коридоре царит полумрак. Холодно и пахнет спиртом.

Я бреду вдоль белых, глянцевых дверей, мерцающих в темноте, как зубы хищника. Сто восемнадцатая... Сто шестнадцатая...

И из этой сто шестнадцатой выскакивает всклокоченная медсестра "метр с шапкой" и начинает ворчать на меня. Паникует, размахивает руками, чуть не захлёбывается.

– Сто вось-мая па-ла-та! Я к сес-тре!
– по слогам произношу я, разъясняя ей, как умалишённой. Но всё мимо.
– Наз-лы Атай!
– почти выкрикиваю я. Нервы на пределе.

Параллельно с пониманием, снизошедшим на лицо медсестры, из-за моей спины приходит ещё кое-кто. Высокий мужчина. И начинает успокаивать разбушевавшуюся сиделку. Из его речи я понимаю только имя - Назлы, а ещё только теперь осознаю, что это не Адем, как мне сразу почудилось, а Эмин.

Пять секунд и назревающий конфликт решён. Ещё пять и Эмин открывает предо мной дверь палаты Назлы.

– Сашка!
– измученно улыбается она и тянет ко мне опутанные проводами капельницы ручонки.

Ну как я могу не простить? Как могу отвернуться от неё? Я подлетаю к своей дурёхе и, совершенно не думая о последствиях своей бурной любви, сжимаю её в крепких объятиях.

– Ну? Как ты, глупенькая?

– Уже лучше. Живот почти прошёл, но это от обезболивающих. Но врач всё равно сказал, что ребёнок в порядке. Пронесло. Нужно поваляться в больнице пару дней и отпустит домой, - тараторит Назлы.

– А сама как?

– Пара синяков и царапин, ушиб бедра, а так нормально! Всё до свадьбы заживёт!
– наивно смеётся она и тянется за бумажным стаканчиком с водой.

Вот откуда она все эти присказки знает? Словно в разных семьях с братцем-дундуком воспитывались. Хотя, этот чокнутый скоро её, кажется, обгонит.

– А вот на этом моменте пожалуйста поподробней.
– Щурюсь я и, скинув обувь, принимаю позу внимательного слушателя. Такого... которого, как говорится, хрен выгонишь, пока не вывернешь душу наизнанку.

– Да какая свадьба, Сашка! С этим идиотом, который кидается на каждую юбку? Который чуть не угробил нас с малышом? Пусть катится до самого Средиземного моря! Вот увидишь, через неделю найдёт себе новую дурочку.

О! А вот это, похоже, их крылатая фраза. Уже не первый раз слышу.

– Подожди-подожди... Давай по порядку. Скажи, как получилось, что ты оказалась с ним в одной машине, если как говоришь, отшила его? И почему думаешь, что он так быстро отстанет, если вы ждёте общего ребёнка?

– В общем, слушай сюда...
– Назлы взбила под спиной подушку и, устроившись поудобней, начала излагать:

– В ту ночь, когда всё произошло... ну... между вами, он сначала орал, возмущался, обвинял тебя. А потом, поняв, что переигрывает и, что я не до конца верю в этот дешёвый спектакль, зашёл с другой стороны - начал заискивать. На следующее утро прислал огромный букет роз. Я пыталась сосчитать их, но после того, как пару раз сбилась, бросила эту затею.
– Назлы снова глотнула воды и продолжила, - а к обеду начал обрывать телефон. Я терпела сутки. А сегодня не выдержала, и ответила. Не знаю зачем. Просто хотела его послать ещё раз, но эта козлина уговорил меня встретиться и обо всём поговорить.

Назлы тяжело вздохнула, едва сдерживая выступившие на глазах слёзы и продолжила изливать душу:

– Я сама села к нему в машину. Не хотела, чтобы мама увидела его пижонский "Corvette" у нас на подъездной дорожке. И он тут же воспользовался ситуацией - ломанулся в ресторан.

– А учитывая, что турецкие мужчины те ещё автолюбители...
– продолжила я.

– А ты откуда знаешь?
– хихикнула сестра.

– Да так... Знакома с одним...
– отмахнулась я.

– Адем. Нет, брат отлично водит!
– начала защищать.

Ну отлично, так отлично. Не буду переубеждать. Не рассказывать же ей о нашем прыжке в кювет! И так перенервничала.

– Но Юсуф и правда любит лихачить. А ещё он стал цапать мои коленки. Как будто тут и был, прикинь? Как будто ничего не произошло, представляешь?

– Уже представляю.

– Ну, а потом, пока я отбивалась, он потерял управление и влетел в столб. Не поняла, как оно получилось, но тряхнуло нас прилично. Я даже дышать не сразу начала, думала, что лёгкие отбила.

– А он?
– страшно представить, чем всё могло завершиться.