Святой Гийом

Наслаждаясь кровью, хлюпавшей в ладонях, Корсин положил нож на конвейерную ленту и вытер руки о толстовку. Теперь ее уж точно не отстирать. Корсин огляделся с видом человека, твердо решившего довести начатое до конца. На мгновение усомнился в здравости собственных действий. Он ведь мог просто угнать шлюпку. Если уж на то пошло, сумел бы и сам доплыть.

Теперь – сумел бы.

Но почему бы заодно не притащить Вельрегулу плавучий шведский стол? Черная тварь будет рада. Прибрежные городки подкармливали ее, и сейчас она, если Корсин не ошибался, как раз находилась в Истаде.

Наконец Корсин приметил то, что искал, а именно: дверь комнатушки, в которой хранились баллоны с пропаном. Обычно трубы варили с помощью промышленного индукционного устройства, больше похожего на защитный кожух, надеваемый на трубу. Пропан же хранился на случай ремонтных работ, когда требовалась газовая резка металла или газоплавильная сварка.

– Вот мы и займемся ремонтом, – хихикнул Корсин.

Отыскав тележку с пневматическими колесами, он погрузил в нее два баллона. Потом совершил еще одну ходку за следующей парой. Этого должно было хватить. Баллоны Корсин выставил плотной кучкой у ленты конвейера. К моменту, как он совладал с последним, со лба градом катился пот.

Подняв голову, Корсин отыскал тяжелые индукционные зажимы. Обычно с ними работали минимум два человека, но он собирался исполнить эту арию катастрофы сам. Едва не растянувшись под весом зажимов, Корсин опустил их и защелкнул, точно наручники, на баллонах.

Теперь посреди цеха стояло настоящее взрывное устройство.

Через сколько оно сработает, когда он запустит индукцию? Через десять секунд? Полминуты? Корсин понятия не имел, сколько у него времени в запасе, но решил не рисковать. Глупо улыбаясь, он на цыпочках направился к лестнице.

За ним тянулся провод от пульта индукционного захвата.

7.

До полуночи оставалось меньше часа, но на горизонте всё еще тлела красная бугристая полоса. Прогуливавшийся по палубе Демид избегал смотреть в ту сторону. Потому что знал: если больше положенного таращиться на огонь в море, то кошелек тоже начнет тлеть. Цветы, презервативы и прочие любовные снасти – вот что сулит море в огне.

«Не придумывай, золотозубый, – сказал себе Демид. – Чтобы прожечь дыру в кошельке, вовсе не обязательно быть романтиком. Достаточно обладать крепким морским корнем, за который все хотят подержаться».

Темная сторона Балтийского моря внушала страх. Кругом – ни зги. Только «Святой Гийом» парит в безбрежной тьме, точно призрак. Теперь море не казалось Демиду чем-то одушевленным и понятным – вроде бесформенной любвеобильной богини, забиравшей к себе лучших моряков, чтобы забавляться с ними до скончания времен. Только не после случившегося на корме.

– Ну-ну, так и спятить недолго, – укорил себя Демид.

Он так увлекся попытками проникнуть взглядом в толщу воды, что не заметил, как добрел до Гордея Свиридова. Механик стоял у фальшборта и, оперевшись на локти, курил. После каждой доброй затяжки он с видом ценителя нюхал пальцы, от которых несло солидолом.

Свиридов протянул сигаретную пачку, но Демид отмахнулся.

– С кем ты говорил, о повелитель сельди?

– А с кем можно говорить в такое время и в таком месте? Только с богом.

– И он отвечает?

– Он говорит: бойтесь снайперов, ибо они находят во тьме сигаретный огонек и целятся чуть повыше – точнехонько в лоб.

Свиридов добродушно рассмеялся:

– Да брось, Демид, в море нет снайперов.

– Чтоб ты знал – морские снайперы самые опасные из всех. Прямо сейчас они сидят на глубине и изучают твой скукожившийся лоб, готовясь поразить его костяной иглой.

Оба посмотрели на море, но увидели лишь отблески темного неба на поверхности слабых волн.

– Надеюсь, эти ребятки не промажут, – наконец заметил Свиридов. – Тебя так сильно беспокоит вся эта история с утопленницей?

Демид собрался было ответить честно, но, к собственному удивлению, напустил на себя беспечный вид. Даже широко улыбнулся, хотя и был уверен, что сейчас сверкать зубами бессмысленно.

– Я спокоен как стоячая вода в кадке, Гордей. Лучшее состояние на свете, как по мне. Доброй ночи.

Не оборачиваясь, Демид побрел мимо огнеупорной спасательной шлюпки, готовой при необходимости в любой момент сорваться в воду. Прямо в пасти морским снайперам.

– А ты сегодня не страннее обычного! – весело крикнул вдогонку Свиридов.

«Вот уж точно», – подумал Демид.

Его беспокоило многое. Все эти тревоги и волнения были выставлены на главной витрине его души, где они скалились и рычали на прохожих. Днем Корсина отвели в кабинет капитана и там попытались разговорить. Несмотря на довольно простые вопросы, отвечал он туманно, как астролог-торчок.

– Корсин Вебер, ты планируешь причинить вред вахтенному Демиду Марзоеву? – спросил Исаченко, но перед этим включил диктофон.

Их разделял широкий стол. Демид и старпом Родионов находились за спиной Корсина. В углу сидел Зиновьев. Этот сухопарый старик постукивал по медицинскому чемоданчику и почему-то с отвращением посматривал на мальтийский крест Исаченко.

– Мне нет никакого дела до вахтенного, – ответил Корсин. Он без усилий выдержал непроницаемый взгляд капитана.

– Ответь так, чтобы я тебя понял. – Губы Исаченко искривились в улыбке. – Ты желаешь вреда вахтенному?

– Нет.

– А кому-нибудь из экипажа?

– Тоже нет.

– А кому-нибудь вообще?

– Нет.

– Кто была та женщина?

– Это одна из дочерей Йиг-Хоттурага, Великого Древнего, владыки затонувшего Кан-Хуга, предвестника Гоз-Хег’рьи.

А вот это превышало всякие пределы туманности.

– Корсин Вебер, ты будешь возражать, если судовой врач тебя осмотрит?

Корсин Вебер не возражал, хоть они и были потом поражены особенностями его шеи. Не возражал он и когда Зиновьев вколол ему успокоительное. Потом Вавко отвел его в каюту, и все на какое-то время позабыли о спятившем операторе донного робота.

Демид не заметил, как дошагал до огромного крана, использовавшегося для погрузки труб. До слуха долетел слабый вскрик. Демид остановился и перегнулся через перила лестницы, ведущей в цех. Ничего не увидел. Потянулся к рации на ремне. Не то чтобы он нуждался в перекличке вахтенных матросов, но за сегодня было слишком много всяких странностей, чтобы игнорировать чей-то писк.

Рука с рацией застыла на полпути.

По лестнице поднимался Корсин. Его плешь и походку перепившего краба ни с чем не спутать. Интуиция подсказала Демиду отступить в тень крана и затаиться там. Спустя мгновение он едва не ахнул. Корсин нес ту самую яйцеобразную статуэтку, которую сперва подняли со дна, а потом заперли в кабинете капитана. Вдобавок правую руку Корсина покрывала какая-то блестевшая пленка.