Святыня

— Мистер?.. — спросила монахиня.

— Джерри Фенн, — ответил он. Его сердце забилось чаще — то ли от прыжка через ступеньки, то ли от внезапного появления монахини. — «Брайтон ивнинг курьер».

— Ах да. Мистер Фенн. Позвольте ваше пальто.

Фенн скинул пальто и протянул монахине.

— Денег в карманах нет, — сказал он.

Женщина удивленно взглянула на него, но улыбка тут же вернулась на ее лицо.

— Если изволите пройти, то увидите, что уже почти все собрались.

Она указала на дверь в конце вестибюля.

Фенн поблагодарил и пошел через зал, стуча каблуками по голым половицам. Помещение за дверью оказалось большим, и в солнечный день здесь было бы светло и просторно, но теперь природная яркость казалась тусклой. Комнату заполняли негромко разговаривающие люди.

— Мистер Фенн, рад, что вы приехали.

Он обернулся и увидел направляющегося к нему Джорджа Саутворта.

— Рад, что меня пригласили, — ответил Фенн.

— Остальные ваши коллеги уже здесь.

— Вот как?

— Небольшая группа известных журналистов. Вы шестой.

Фенну было приятно оказаться причисленным к элите.

— Ассошиэйтед Пресс, «Вашингтон пост», «Таймс» — и прочие в этом роде. Уверен, вы всех их знаете.

— Да, конечно. — Фенн покачал головой. — Я в замешательстве, мистер Саутворт. Почему я?

Саутворт обезоруживающе улыбнулся и потрепал Фенна по руке.

— Не надо так скромничать, мистер Фенн. Вы освещаете эту историю с самого начала. Более того, это вы привлекли к ней внимание всего мира Мы не могли вас не пригласить.

— Пожалуй.

— Никак не могли. Не хотите ли чаю?

— Спасибо, нет.

— Уверен, вы поймете наше нежелание позволить юной Алисе присутствовать на мессе в церкви Святого Иосифа в это…

— Ваше нежелание?

— Ну, если честно, то нежелание епископа Кейнса. И, конечно, врачей: они считают, что вся эта кутерьма может ей повредить. Фоторепортеры, телевидение, толпа желающих оказаться рядом с ней, дотронуться до нее — все такое.

Фенн кивнул.

— И вы решили устроить службу приватно, без шума.

— Совершенно верно.

— Многие будут разочарованы.

— Несомненно. Честно сказать, будь моя воля, я бы позволил Алисе пойти сегодня в церковь, раз она так хочет. Но ее здоровье должно быть превыше всего.

— Она хотела пойти в церковь Святого Иосифа?

— Конечно. — Саутворт понизил голос. — Я слышал, она очень расстроилась, когда мать-настоятельница запретила. И все же, уверен, это для ее блага.

— Значит, вы просто пригласили сюда определенных членов… м-м-м… — Фенн осмотрел комнату. — Общества и средств массовой информации.

— Да. В действительности это моя идея. И епископ согласился. Видите ли, мы понимаем: публика должна знать, что происходит. Это ее право. А таким образом все увидят, что об Алисе должным образом заботятся.

— И узнают, что Католическая церковь не держит ее взаперти и не подвергает современным видам инквизиции.

Саутворт усмехнулся.

— Очень остроумно с вашей стороны, мистер Фенн. Фактически это и был мой аргумент для церковных служителей. А посредством немногих избранных представителей народных масс и, так; сказать, сливок мировых средств массовой информации общественный интерес будет удовлетворен без ненужного, но неизбежного столпотворения.

И с максимумом рекламы, догадался Фенн. Казалось, что Саутворту (и Фенн не сомневался в причастности других местных бизнесменов) приходилось балансировать на натянутом канате между извлечением прибыли (а также сопутствующим риском навлечь порицание за это) и гарантией, что Алиса Пэджетт будет укрыта от чужих глаз (а также гарантией, что все увидят их усилия в этом направлении). Он, Фенн, был тут необходим не как блестящий журналист, а как первооткрыватель всей этой истории, его репортажи следовали непосредственно за событиями, выгодно отличаясь от всех остальных. К тому же он был «местным» и поэтому, возможно, лучше улавливал здешние настроения. Ладно, не ерепенься, Фенн. Дело имеет смысл. И сегодня оно требует тебя.

— Сейчас я представлю вас некоторым людям, — говорил Саутворт. — Ваши коллеги уже познакомились с ними, но, уверен, они захотят поговорить с вами, как с человеком, который был «на месте происшествия». Месса начнется в половине девятого, так что у вас… — Он посмотрел на часы. — Около получаса для интервью.

— Я смогу поговорить с Алисой?

— Мы планируем короткую встречу после мессы. Боюсь, что всего двадцать минут, и только если Алиса почувствует себя готовой к этому. Уверен, она согласится. — Он придвинулся к Фенну и заговорщицки прошептал: — Я бы хотел пригласить вас завтра вечером на ужин. Думаю, вам было бы очень интересно поприсутствовать там.

Фенн приподнял брови.

— Я не забыл нашу небольшую беседу, когда все это только начиналось, мистер Фенн. Кстати, вас зовут Джерри, верно? Не возражаете, если я буду звать вас по имени? Это не так официально. Кажется, тогда вы говорили, что история, вероятно, скоро заглохнет.

Фенн криво улыбнулся.

— Кое-кто так же говорил о Ленноне и Маккартни.

— Думаю, ваше мнение было вполне справедливо. Но вы помните мое предложение? Да, видимо, у вас тогда возникли подозрения насчет моих мотивов. Но теперь вы видите, что рекламная машина сама по себе пришла в движение и не требуется никакого вмешательства с моей стороны или со стороны местного совета. Тем не менее может понадобиться некоторое управление изнутри, и, мне кажется, вы могли бы оказаться тут полезны.

— Не понимаю.

— Прочитав все ваши статьи в «Курьере», мы сочли, что вам можно доверять, и предлагаем вам написать полную историю Бенфилдских чудес.

— В моей газете?

— В любой, в какой захотите. Или в книге. Мы допустим вас на все заседания совета и ко всем другим решениям, дискуссиям и планам, касающимся этого дела.

У Фенна разгорелись глаза. Все это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Официальный хроникер Бенфилдских чудес! Любой газетный редактор запрыгает, добиваясь прав на публикацию, а любой издатель за право издать книгу отдаст свою правую руку (или правую руку менеджера по маркетингу). Здесь должна быть своя ложка дегтя.

— Почему мне? — спросил Фенн.

— Кажется, вы уже задавали этот вопрос. Или схожий. Ответ прост: потому что вы были там с самого начала Касательно этого дела в вас больше внутреннего понимания, чем в ком-либо еще, не считая священников. Но даже они — отец Хэган и монсеньер Делгард — не были там с самого начала.

— И они согласятся?

— Я уже поставил этот вопрос перед епископом Кейнсом. Он заинтересовался, но с опаской.

— Вот как?

— Он прагматик и понимает, что история принадлежит почти исключительно вам. Однако он не совсем уверен в том, что, как говаривали в старину, «ваши намерения благородны».