Сытый мир
Шрифт:
— Кто? Девушка? Её отослали восвояси. Самолётом.
Он примирительно помешивает ложечкой свой кофе.
— Ну, так что там у нас — вот у меня заявление от Бакке. Видимо, он и впрямь решил с тобой разделаться… Чего он тут только не понаписал! Ну да… но это не в моей компетенции… этим пусть занимаются другие специалисты…
Он выставляет свой гладко выбритый подбородок навстречу солнечным лучам, которые веером пронизывают помещение.
— И что же там?
— Давай, Хаген, не прикидывайся дурачком! Я прагматик, тебе это хорошо известно. Мне нет никакой выгоды с того, что
— Отлично! Спасибо вам! Я могу идти?
— Сидеть!
Он хлопнул в ладоши, сложил их вместе перед лицом и принялся грызть ногти больших пальцев.
— Тебе ведь известно, что такое прагматик? Или не очень?
— Может быть, это человек с манией преследования?
— Не совсем.
Теперь он полизывает время от времени свой указательный палец.
— Видишь ли, Хаген, мне нужны кое-какие мелочи.
— Какие именно?
— Например, возьмём недавнее нападение на бензоколонку на Дитлингер-штрасе. Кто это сделал?
Ах, вот оно что! Это сделал Хайнц. Но Шандорфа это не касается.
— Понятия не имею. Я не нападаю на бензоколонки.
— Я знаю, ты не ездишь на машине! Ты у нас — я бы тебя разместил в рубрике «безобидные». Хочешь и дальше оставаться на этой полочке?
— А это даёт какие-нибудь налоговые послабления?
— Ну, хватит!
— Но что делать, если я правда ничего не знаю…
Шандорф прихлёбывает свой кофе.
— Тогда вот ещё у нас налёт на меховой магазин в Богенхаузене, от седьмого мая…
Но про это я и в самом деле ничего не слышал.
— А как насчёт нападения на рассыльного, который разносит денежные переводы? Это было первого июня. — После паузы он добавляет: — Тоже типично дилетантская работа.
— Даже ни проблеска подозрения.
— Не будь таким упёртым! Ты же слоняешься по миру с открытыми ушами!
Он слегка приподнимается в своём кресле и протягивает мне ещё одну сигарету. Я беру её себе про запас, сейчас я и без того кашляю.
— Ну что, мне всё вытягивать из тебя клещами? Кого ты хочешь покрыть? Они же все на поверхности, голубчики, мы их так и так скоро поймаем!
— Тогда для чего вам нужен я?
— Моя доброта имеет пределы!
Он вскакивает со своего кресла и ходит по комнате широкими шагами. Деревянные половицы угрожающе скрипят.
— Я сделал тебе достойное, честное предложение! Если ты думаешь, что я буду возиться здесь целый день со всяким сбродом вроде тебя, ты здорово просчитался! Тебе придётся провести ближайшие месяцы в Штадельхайме, понял?
Сейчас я должен что-то срочно придумать, такое, что его бы удовлетворило…
— Хе, Шандорф! А вы знаете Лиану?
Кажется, это мой последний шанс.
— Какую ещё Лиану? Ах, ты имеешь в виду ту, что недавно накрылась?
Значит, я попал в яблочко. В своё собственное сердце. Повеяло холодом, и это не упокоивает, Господи, душу раба Твоего.
— Накрылась?
— Да-да. Три дня назад, на Розенхаймер-плац. Ты имеешь в виду её?
Бедняжка.
— Да, её. И что же с ней случилось?
— Её зарезали.
— Убийцу уже поймали?
— Откуда мне знать? Это не мой участок!
—
Жаль. В это дело я как раз мог бы внести некоторую ясность…— Да? И что же тебе известно?
— Не скажу. А если и скажу, то только в обмен на свою свободу, ясно?
— Но меня этот случай вообще никаким боком не касается…
— Ну и что? Зато вы запросто раскрыли бы дело, которое висит на ваших коллегах! Вы их всех оставите в дураках, разве у вас на это не стойт, Шандорф?
— На что у меня стоит, предоставь, пожалуйста, судить мне, хорошо? Так что же тебе известно?
— Моё условие принимается?
Он медлит, размышляет, трижды за это время пересекает комнату.
— Ну хорошо, валяй!
— Это Эдгар.
— Эдгар? Этот, с трясучкой? Но он же повесился!
— Правильно. Сразу после этого и повесился.
— Ты хочешь продать мне труп за убийцу?
— Ну и что из того, что труп? Убийца остаётся убийцей — хоть мёртвый, хоть живой.
— А чем ты можешь это доказать?
— Ах, Шандорф, это очень просто. Эдгар круглый год ходил в одних и тех же лохмотьях. А когда человека режут, кровь брызгает во все стороны. Остаётся всего лишь сравнить кровь!
Шандорф почесал кончик носа.
— Почему я должен тебе верить?
— Я клянусь.
— Ну, ты и соврёшь — недорого возьмёшь.
Он склоняется над столом и листает телефонную книгу. Потом отечески поглядывает на меня.
— Ну ладно! Если ты меня надул, пеняй на себя! Найти тебя не так уж трудно…
— Правильно. Я могу идти?
— И держись от вокзала подальше! Иначе нарвёшься на большие неприятности.
Я медленно иду к двери.
— А про бензоколонку ты правда ничего не знаешь?
— Не-а.
— А то бы я — в сугубо приватном порядке — пожертвовал бы сотенной!
— Полнейшее неведение!
— Две сотни!
— Ни проблеска!
— Ну, тогда ты действительно не знаешь…
Хорошего же он мнения обо мне, ничего себе.
Он даёт мне отмашку — могу уходить. Но я ещё задерживаюсь.
— А вы не могли бы мне сказать, куда отправили Юдит? Точный адрес?
— Пошёл отсюда!
— Ну, ладно.
Я осторожно прикрываю дверь и сбегаю по лестнице вниз, вырываюсь на солнце и на волю, в гущу прохожих. Я выплёвываю на коричневую стену свою вязкую коричневую слюну курильщика, ненадолго задумываюсь о Лиане, а потом надолго о Юдит, я поворачиваюсь, я верчусь и верчусь во все стороны — а Юдит нет. Бац! Да что же это такое! Если бы можно было закричать! Её здесь нет. Действительно нет. Что делать?
И даже на моих ладонях не сохранилось её запаха. Как я ни внюхивался, подобно разъярённому дикому вепрю. Её здесь нет. Она далеко отсюда — словно и вовсе никогда здесь не была. О! Разве я не знал об этом с самого начала? Я ведь ушлый парнишка, разве не так?
Столько народу проходит мимо — если постоять здесь достаточно долго, то когда-нибудь здесь пройдёт и Юдит. Совершенно точно. Ведь все дороги ведут в Рим. Или что-то в этом роде.
Хватит ли у меня денег на пиво? Да, ещё хватит. Я окрестил эту бутылку именем Юдит и вьгглотал её в три приёма. Все приёмы ведут в Рим. И все поезда едут в Рим.