Талисман власти

Когда эта байка кончилась Сераслан начал другую. Это была совершенно уж фантастическая история о купце Канунникове, одержимого сразу двумя бесами. Первый из них от восхода до заката подталкивал купца наживать добро и барыши, а второй, по ночам, побуждал его транжирить деньги и раздавать нажитое. Обеспокоенные нездоровьем купца родственники к Сераслану и тот взялся изгнать, по крайней мере одного беса. В том, как он этого добился, и состояла суть рассказа.

Сераслан оказался отличным рассказчиком. Он не только рассказывал, по и показывал, как все происходило — в деле участвовали и лицо и руки и пальцы волхва. Бросив вожжи — благо дорога это позволяла — он строил из пальцем то кладбищенский забор, то чердак в доме Канунникова, где, как оказалось тоже обитала нечистая сила, то их переплетение рождало сказочно красивый цветок опекун-травы. Когда руки Сераслана залетали стремительно, как стрижи перед дождем и стало ясно, что дело приближается к развязке, изнутри повозки раздался леденящий душу вопль.

На мгновение все вокруг застыло, словно парализованное ужасом, но только на мгновение. Уже в следующее мгновение лошади рванулись вперед с такой силой, что богатыри приотстали. Бросивший в пылу рассказа вожжи волхв остановить повозку, увы, не мог и подхлестываемая непрерывным криком боярина как бичом, она неслась не разбирая дороги.

Они сумели нагнать волхва только через поприще.

Взмыленные лошади тяжело поводили боками, а рядом с ними со слегка смущенным видом стоял Кочетыга. Понимая, что дело в нем Гаврила спросил.

— Ну? Чего орал-то?

— Заснул…

— Ну и?… — спросил Избор.

— Проснулся.

— Ну и что? Я каждый день просыпаюсь, — нетерпеливо сообщил сотник.

— А там чудище.

Избор посмотрел на посмеивающегося Сераслана, надеясь получить объяснения.

— Я там собрал кое-чего… — сказал волхв. — Ну там кости, лапу челюсть… А он со сна, видно, хватанулся за это. А когда хватанулся, то видно что-то почудилось…

Лес кончился, и ручей дороги влился в раскинувшееся перед ними озеро степи.

Окоем развернулся, дорога стала шире, и кони пошли веселее. Всадники теперь не только чувствовали запах жилья, но и видели крыши, под которыми должны были скоротать ночь.

Как и положено хорошему городку тот начинался с огородов. Хотя, конечно, сперва они увидели скаты крыш княжеского терема, потом стены, а уж потом, после всего этого мелкие сельские домики.

— Что так пусто? — спросил Избор. Кругом царило безлюдье. Не было видно ни только людей, но и коров, и лошадей. Птиц в небе и тех не было.

— Зверя опасаются, — объяснил Сераслан. Избор кивнул. Слава о Исине — победителе чудовищ еще не дошла до этих мест, и все сидели взаперти, не желая кончить дни в желудке у зверя.

— А что за город? — спросил Гаврила, поравнявшись с повозкой.

— Липовец.

— А князем тут кто? А то в гости везешь, а к кому неведомо…

— Сергей Голубев.

Гаврила покопался в памяти, что-то вспомнил о нем.

— А это не он с Алешей Поповичем года три назад на Митинской ярмарке порядок наводил?

— Его рук дело.

— И как он теперь? — дальновидно поинтересовался Исин.

— Княжит… — неопределенно ответил волхв. Он отвлекся и думал о чем-то своем.

— А семья?

Хазарин потихоньку наводил волхва на разговор от вещей отвлеченных, на дела насущные…

— Есть семья. Жена, сын, дочь…

— Сын? Да… А дочь, собой-то хоть хороша?

Сераслан засмеялся, возвращаясь в реальный мир, и ответил.

— Сам говорил, что княжон плохих не бывает. И не толстая. Во всяком случае, не толще пивной бочки.

Исин ничего не ответил, но волхв почувствовал, как ему хочется услышать что-то более определенное, добавил.

— Раз князь хорош, да жена хороша, могут дети быть плохими?

Глава 15

Над стеной и над покатыми крышами на тонких жердях возвышались маленькие решетчатые клетушки. Они продувались ветром, и, казалось, даже покачивались под его порывами. Прищурясь Гаврила оглядел их, пересчитал и на всякий случай поинтересовался.

— Это что у вас? Не уздилище, часом?

Сераслан прищурился, усмехнулся.

— Голубятни… Наш князь птиц любит. Даже специальных голубей завел. Они ему вести аж из Киева доставляют, да из других разных городов…

— Колдун он у вас что ли?

— Почему колдун? — возразил Сераслан. — Князь говорит, что хорошо правит только тот, кто знает. Вот он и хочет знать поболее прочих.

— А чего знает?

— Да все. Все, что кругом творится. Оттого и на голубей денег не жалеет.

Ворота наезжали на них, блестя добротными кованными из железа петлями. Со стены узнали кибитку, и створки ворот разъехались, открывая им дорогу к терему. Частокол уплыл назад, открывая двор и постройки на нем и самого князя.

Тот сидел на крыльце, а вокруг него крутились самые разные люди — скоморохи, воеводы, дружинники. Хранители талисмана скромно пристроились позади повозки и вперед не лезли. Сераслан, одобрительно поглядывая на них, соскочил с колеса, помог вылезти Кочетыгу. Боярин за это время отлежался и выглядел мужественно. Даже красная полоса через всю щеку от шва на подушке смотрелась как шрам. Прихрамывая, он подошел к крыльцу, поклонился князю.

— Ну? — спросил князь. — Что скажете?

— Свершилось, князь, — спокойно ответил боярин. — Эти чужаки пришибли-таки нашего зверя…

Князь помолчал, и непонятно было, что он подумал. Боярин вернулся к повозке и вытащил оттуда подобранную Серасланом лапу. Безо всякой радости князь сказал:

— Ну, чему быть, того не миновать… Кто его так?

— Сотник Пинского князя Брячеслава Исин.

Князь осмотрел внимательно каждого из них, пытаясь разобраться кто там кто, но в конце концов спросил.

— Который?

Исин тронув пятками коня, на пару шагов выехал вперед.

— Я, князь.

Князь посмотрел на него оценивающе, словно прикидывал глубину его государственного ума. Под его взглядом Исин опустил брови и наморщил лоб. Князь насмотревшись на хазарина посмотрел на боярина.

— А с тобой что? — он обратил внимание на его лицо.

— Так, ничего, — мужественно ответил Кочетыга. — Пройдет… Рассосется…

— А остальные что?

— Спутники. Едут по своим делам…

Князь молчал, разглядывая их, и Исин чувствовал, что он смотрит глубже, чем Брячеслав. На их глазах ночь закрашивала небо чернотой. Все так же молча, князь снял с пояса маленькую клетку, достал оттуда голубя и выпустил его в ночное небо. Проводив птицу глазами, князь устало сказал.

— Слава победителю чудовищ!