Танец с драконами. Книга 2. Искры над пеплом

— Мертвых карликов тоже, — сказал Джорах Мормонт. — Мы все можем пойти на корм червям в скором времени. Всем ясно, что юнкайцы эту войну проиграли — всем, кроме самих юнкайцев. У Миэрина есть Безупречные, лучшая в мире пехота. И три дракона — будет три, когда королева вернется, а она вернется непременно. Должна. Возьмем теперь наше войско: штук сорок юнкайских лордиков с наспех обученными обезьянами. Рабы на ходулях, рабы в цепях… только слепых и параличных еще не хватает.

— А то я не знаю, — сказал Тирион. — Младшие Сыновья оказались на стороне проигравших и потому должны быстренько перебежать к победителям. Предоставь это мне.

Заговорщик

Двое заговорщиков, черная и белая тень, сошлись в оружейной на втором ярусе Великой Пирамиды, среди рядов копий, связок стрел и трофеев, взятых в давно забытых сражениях.

— Все произойдет этой ночью, — сказал Скахаз мо Кандак. Под его капюшоном виднелась бронзовая маска нетопыря-кровососа. — Мои люди будут на месте, пароль «Гролео».

— Гролео. — Подходит в самый раз. — Ты был тогда при дворе?

— Да, среди сорока других стражников. Мы ждали, что занимающее трон чучело отдаст нам приказ порубить на куски Красную Бороду и всех прочих, но так и не дождались. Будь здесь королева, посмели бы юнкайцы поднести ей голову одного из заложников?

— Мне показалось, что Гиздар был огорчен.

— Притворство. Его-то родичей ему вернули целехонькими. Юнкайцы разыгрывают перед нами фарс с благородным Гиздаром в заглавной роли. До Юрхаза им дела нет, они сами охотно затоптали бы старого дурака. Это лишь предлог для того, чтобы Гиздар истребил драконов.

Сир Барристан поразмыслил.

— Дерзнет ли он?

— Дерзнул же он дать яд своей королеве. Для виду он, конечно, помедлит, дав мудрым господам повод избавить его от командира Ворон-Буревестников и кровного всадника, а затем начнет действовать. Им нужно, чтобы драконов убили до прихода волантинского флота.

Да, все сходилось — но Барристану Селми все-таки было не по себе.

— Не бывать этому. — Эти драконы — дети его королевы; он не позволит, чтобы им причинили вред. — Начнем в час волка, самое темное время ночи, когда весь мир спит. — Эти самые слова сказал ему когда-то Тайвин Ланнистер под стенами Синего Дола. Лорд дал рыцарю сутки на то, чтобы спасти короля — если к рассвету их здесь не будет, он начнет штурм. Селми ушел в час волка и в тот же час вывел из города Эйериса. — Безупречные запрут ворота перед самым рассветом.

— Не лучше ли атаковать? Ударим на юнкайцев, пока они еще глаза не продрали.

— Нет. — Они уже не раз обсуждали это. — У нас с ними мир, скрепленный подписью и печатью ее величества, и первыми мы его не нарушим. Возьмем Гиздара, учредим совет, который будет править вместо него, а затем потребуем, чтобы юнкайцы вернули нам заложников и ушли. В случае отказа — тогда и только тогда — мы объявим, что мир утратил силу, и дадим им сражение. То, что ты предлагаешь, бесчестно.

— А ты со своим благородством попросту глуп. Время приспело, вольноотпущенники рвутся в бой.

В этом он прав. Саймон Исполосованный из Вольных Братьев и Моллоно Йос Доб из Крепких Щитов жаждут испытать себя в битве и смыть юнкайской кровью перенесенные ими страдания. Только Марслин из Детей Неопалимой разделяет сомнения старого рыцаря.

— Мы с тобой уже договорились, что поступим по-моему.

— Мы договаривались до того, как Гролео отсекли голову. У этих рабовладельцев нет чести.

— Она есть у нас.

Лысый проворчал что-то по-гискарски и сказал:

— Ладно… не нажить бы только хлопот с твоей честью. Что там с охраной Гискара?

— В часы сна его величество охраняют двое. Один у двери опочивальни, другой в алькове, внутри. Сегодня на карауле Храз и Стальная Шкура.

— Храз — это плохо, — заметил Лысый.

— До боя может и не дойти. Я поговорю с королем. Поняв, что мы не намерены его убивать, он прикажет телохранителям сдаться.

— А если не прикажет? Упускать его нельзя.

— Он от нас не уйдет. — Храза и тем более Стальной Шкуры Селми не опасался. Телохранители из бывших бойцов с арены неважные: свирепости, проворства и силы мало, чтобы охранять королей. На арену противники выходят под вой рогов и гром барабанов, а после боя победитель, перевязанный и напоенный маковым молоком, может пить, есть и распутничать до следующего сражения. Для рыцаря Королевской Гвардии бой никогда не кончается. Опасность подстерегает его как днем, так и ночью, и о приближении врага трубы не возвещают. Вассалы, слуги, друзья, братья, жены и сыновья — любой из них может таить нож под плащом и черный замысел в сердце. На каждый час открытого боя приходится десять тысяч часов наблюдения, ожидания, неусыпных бдений во мраке. Бойцам Гиздара новые обязанности скучны, а скука подтачивает внимание. — С Хразом я управлюсь, — заверил сир Барристан. — Позаботься, чтобы мне не пришлось отражать еще и Бронзовых Бестий.

— Не беспокойся. Мархаза мы закуем в цепи, не дав ему натворить бед. Я ведь говорил тебе, что Бестии слушаются только меня.

— У тебя и среди юнкайцев есть свои люди?

— Есть, а у Резнака их еще больше.

Резнаку доверять нельзя. Пахнет он сладко, а мыслит гадко.

— Надо освободить заложников, не то юнкайцы используют их против нас.

Скахаз фыркнул сквозь носовые отверстия.

— Легче сказать, чем сделать. Пусть рабовладельцы грозятся.

— А если дело не ограничится одними угрозами?

— Они так дороги тебе, старина? Евнух, дикарь и наемник?

«Герой, Чхого, Даарио».

— Чхого — кровный всадник королевы, кровь от крови ее. Переход через красную пустыню они совершили вместе. Герой — правая рука Серого Червя, а Даарио… — «Даарио она любит». Сир Барристан видел это в ее взгляде, слышал в ее голосе. — Даарио дорог не столько мне, сколько ее величеству. Его должно спасти, пока Вороны-Буревестники не выкинули чего-нибудь без него. Это возможно: я однажды вывел отца королевы из Синего Дола, где он сидел у мятежного лорда в плену, но…

— К юнкайцам тебе нельзя, они тебя в лицо знают.

Лицо можно скрыть под маской, однако Лысый и тут прав.

Стар уже рыцарь для таких подвигов.

— Поэтому я и хочу, чтобы его спас кто-то другой. Тот, кто уже давно находится в лагере…

— Даарио кличет тебя сиром дедушкой, а меня наделил таким прозвищем, что и говорить неохота. Стал бы он рисковать ради нас своей шкурой, будь в заложниках мы?

— Кто его знает.

— Если нас возведут на костер, он подкинет сухих дровец — вот и вся его помощь. Пусть Вороны-Буревестники выберут себе капитана, который будет знать свое место. Никто не заплачет, когда в мире станет одним наемником меньше.

— Никто, кроме королевы.

— Если она, паче чаяния, вернется, то будет клясть юнкайцев, не нас. Наши руки чисты. А ты ее утешишь, расскажешь что-нибудь про старые времена, она это любит. Она, ясное дело, никогда не забудет своего бравого капитана, но если он умрет, нам всем будет лучше… и ей в том числе.

Ей — и Вестеросу. Капитана любит девочка-Дейенерис, не королева. Из-за любви принца Рейегара к леди Лианне погибли тысячи человек. Дейемон Черное Пламя поднял мятеж, когда его разлучили с возлюбленной, тоже звавшейся Дейенерис. Жгучий Клинок и Красный Ворон, оба любившие Ширу Морскую Звезду, залили кровью Семь Королевств. Принц Стрекоз отказался от короны ради Дженни из Старых Камней, и страна выплатила приданое трупами. Все три сына Эйегона Пятого женились по любви вопреки воле отца, и сей невероятный король, сам избравший себе королеву по зову сердца, потворствовал им. В итоге он вместо друзей нажил себе врагов, и это привело его к горестному, колдовскому, огненному концу в Летнем Замке.