Танец с дьяволом

— Мистер Деннисон, — раздался голос секретарши, — пройдите, пожалуйста, налево по коридору, последняя дверь.

У Милтона Шульца было пухлое лицо, украшенное реденькой бородкой, не делавшей его старше. Ему, наверно, было лет на пять больше, чем Дэнни. За очками в черепаховой оправе весело поблескивали маленькие глазки, и казалось, он еле сдерживается, чтобы сию минуту не выложить какой-нибудь забавный секрет. Когда он, встав из-за стола, пошел навстречу Дэнни, тот заметил, что на нем туфли на высоких каблуках и толстой подошве — ему явно не хватало роста: Дэнни рядом с ним казался просто гигантом.

— Мне понравилась ваша лента, — с места в карьер начал Шульц. — Сценарий сами писали?

— Сам.

— Сами поставили, сами продюсером были?

— Да.

— Великолепно! Мастерская работа! И берет за душу!

— Спасибо, — скромно ответил Дэнни.

— А сцена с девочкой — просто потрясающая. Сразу вспомнились все невинные жертвы нацизма. Я был глубоко тронут. Вы — еврей?

Дэнни почувствовал знакомую тяжесть под ложечкой.

— Нет… Но всегда восхищался этим народом и, как многие, ужасался тем страданиям, которые выпали на его долю.

— Ну, среди гоев таких, положим, немного, — пробормотал Шульц.

— Как вы сказали? Среди кого?

— Среди гоев. Ну, неевреев. В этом слове ничего обидного нет — с улыбкой пояснил Шульц.

Дэнни, глубоко вздохнув, ответил слабой улыбкой.

— Однако здесь, в Голливуде, еврейская тема успеха не имеет, залов не собирает. Тут другое нужно. — Он подмигнул и показал на фотографию пышногрудой девицы. — Одна из моих клиенток. Нужны такие, как у нее, или даже побольше.

Оба засмеялись. Шульц подвел Дэнни к кожаному дивану, перед которым на столике стояли шахматы.

— Играете?

— Нет, не приходилось.

— Вот это зря. Замечательная штука. Ну, это так, к слову… Скажите, что вы собираетесь делать?

Ответ у Дэнни был припасен заранее.

— Собираюсь снимать художественные фильмы.

Черные брови Шульца изогнулись, как два полумесяца.

— Вот как? Ни больше, ни меньше?

— Ну, я…

— Чтобы иметь право скомандовать «Мотор!», курсовой одночастевки мало.

Дэнни покраснел.

— Давайте-ка лучше начнем с телевидения.

— Придется ехать в Нью-Йорк?

— Нет, можно и тут посидеть. Я вас представлю одному из режиссеров Си-Би-Эс. Идет?

— Да, сэр, конечно.

— Да зови меня просто Милт.

— Хорошо, сэр. То есть, Милт.

Агент набросал несколько слов на листке бумаги.

— Вот его фамилия и адрес. Он тоже мой клиент, — потом чуть понизил голос. — Зашибает сильно. Он — из этих, из стариков. В последнее время стал что-то сдавать. Не тянет. Ему надо будет помочь. Понимаешь?

Дэнни кивнул.

— А я двух зайцев убиваю. Вытягиваю его работу и одновременно даю тебе шанс… Даже трех. И получаю от вас обоих, по десять процентов комиссионных. — Он расхохотался.

Дэнни тоже засмеялся, чувствуя, что попал в надежные руки.

* * *

Над массивной тяжелой дверью мигала красная лампочка и горело предупреждение: «НЕ ВХОДИТЬ!» Дэнни дождался, когда лампочка погаснет, и, быстро повернув ручку, оказался в гигантском, размером с авиационный ангар павильоне студии «Парамаунт», где шла съемка телефильма. Пока он пытался освоиться в сутолоке съемочной площадки, к нему подскочил долговязый белобрысый парень.

— Дэнни Деннисон?

— Да, сэр.

— Да какой там «сэр». Называй меня Слим, — рассмеялся тот. — Я ассистент режиссера — так изящно называется моя каторжная должность. Пошли!

Дэнни зашагал за ним мимо рабочих, ставивших декорации, актеров, репетировавших эпизод, разминавшихся у станка балерин, еще каких-то людей, толпившихся у кофеварки. Слим подвел его к сгорбившемуся над чашкой человеку на высоком стуле, по спинке которого шла надпись: «МИСТЕР ЭНДРЮ».

— Дэнни Деннисон.

Мистер Эндрю вздрогнул и обернулся. Потом снял темные очки и стал вглядываться из-под набрякших полуопущенных век в лицо Дэнни, словно вспоминая, где он мог его видеть раньше. Помотал головой, так что разлетелась полуседая грива волос, и, наконец, сказал:

— А-а! Тот паренек, которого Милт обещал прислать.

— Я очень рад, мистер Эндрю, что мне выпала честь работать вместе с вами…

— Раньше времени не радуйся, — прозвучал в ответ низкий хрипловатый голос.

Дэнни не знал, шутка ли это, и надо ли рассмеяться.

Эндрю, отвернувшись, наливал что-то из термоса в чашку.

— Ладно, еще поговорим. Пока держись за Слима.

Они отошли, и Слим ободряюще улыбнулся Дэнни:

— Он отличный малый и большой режиссер. Был… К нам он перешел из «Лондон-Филмз».

— Ах, вот почему он пьет столько чая!

— Чая? — хмыкнул Слим. — Н-да, он без чая жить не может. — И сейчас же закричал в глубину павильона: — Массовка, по местам! Музыканты, выдвиньтесь!

Шумная толпа двинулась к съемочной площадке, превратившейся в ночной клуб. Вспыхнули юпитеры. Слим взглянул на Эндрю, и тот, отхлебывая из чашки, кивнул. «Внимание! — завопил Слим. — Камера! Мотор!» Из динамиков грянула танцевальная музыка, все заплясали, музыканты самозабвенно имитировали игру на своих инструментах. Потом музыка резко оборвалась, но актеры продолжали ритмично двигаться в такт неслышной мелодии. Двое актеров, исполнявших главные роли, начали разговаривать, повышая голос, чтобы заглушить беззвучную музыку. Слим подал сигнал, и она раздалась снова. Потом он глянул на Эндрю и крикнул «Стоп!» Танцующие застыли. «Дубль пять. Снято!» Статисты, шумно переговариваясь, покидали площадку.

Слим с видом заговорщика наклонился к Дэнни:

— У нас на телевидении считается: не то хорошо, что хорошо, а то, что быстро. — Он кивнул на Эндрю, все еще сгорбленного над чашкой. — Он выдающийся режиссер, но ужасно копается. Поэтому ты оказался здесь.

После съемок Дэнни следом за постукивавшим тростью по плитам пола Эндрю направился в его кабинет. Там режиссер усадил его и предложил виски, которое составляло большую и лучшую часть содержимого термоса. Когда они выпили, Эндрю спросил:

— Паренек, чем ты намерен заниматься?

— Снимать кино, сэр, игровое кино.

— Сначала надо овладеть ремеслом. Те, кто сегодня хорошо пишет и снимает для телевидения, завтра будут делать игровое кино.

— Вы полагаете, сэр?

— Я в этом уверен. — Он снял темные очки и протер стекла рукавом. — Студийные дурни в грош не ставили ТВ, когда оно появилось, а потом заметили, что каждый вторник по вечерам город вымирает и в кинотеатрах пусто.

— А где же зрители?

— А зрители сидят по домам и смотрят очередную серию по «ящику». Джек Уорнер, от большого ума, запретил тем звездам, что паслись на его лугах, сниматься для ТВ. А теперь он запускает по три сериала одновременно. Телевидение — это восхитительная штука. Все дело портят те, кто нами вертит.