Танго на треснувшем зеркале

В один миг большой сгусток, темнее прочих, издал пронзительный вопль и остальные субстанции резко активизировались. Они стали яростно хватать гостей за все места своими невидимыми руками в попытке утащить их прочь от могил. Обрушивались на заставленные блюдами столики, заботливо вкопанные родственниками внутри оград, чтобы было удобнее поминать усопшего. Но их руки бессильно проходили сквозь тела и прочие предметы. Повлиять на живость льющихся воспоминаний субстанциям не удавалось, несмотря на все усилия.

А потом тактика обитателей кладбища изменилась. Белесые субстанции увидели или почуяли меня. И поняли, что я их тоже вижу. И слышу.

Что тут началось! Голову наполнили мириады голосов, каждый из которых звучал на своей волне и о своем.

Хотя громче всего звучали требования убрать это непотребство куда-нибудь подальше и не тревожить воспоминаниями о прошлой жизни всех, кто обрел здесь покой. Иначе они, настоящие хозяева этого места, за себя не ручаются.

— Убери их отсюда, — вопила нескладная угловатая субстанция, — иначе прибью вон того, опять перемалывающего, как мы с ним по молодости сено воровали. Пятый год покоя лишает!

На что ему отвечал менее нервный дух:

— Матфей, хорош истерить, никого ты не прибьешь, нет у тебя сил на это.

— Найду, как прибить! К самому Мустафаилу пойду! Он войдет в мое положение.

— Ты че, с ума сошел, — завопил еще кто-то у меня за спиной, — пойдет он к Мустафаилу, шустрый какой. Ну войдет Мустафаил в положение, станет у нас еще больше постояльцев. Ты знаешь, сколько сюда припрется народа почтить память этого придурка? И так каждый год!

Субстанции, осознавая безвыходность ситуации, разом замолчали, а я от офигевания застыла на месте и только переводила взгляд с живых соседей на вот эти сгустки и обратно.

А поминовение тем временем снижало обороты, затихало. Было уже съедена половина привезенного, а выпито и того больше. Дядя взгрустнул, прислонившись к березе, мирно растущей у какой-то могилы с обшарпанными буквами на памятнике, и под проклятия белой субстанции забормотал о чем-то своем.

— Петро, ну что ты опять на могиле Кузьмича развалился, — заворчала на него тетя, — ну-ка вставай!

Дядю долго просить не пришлось, и под ворчание тети он снова переместился за стол.

И тогда белесые субстанции обрушились на меня. Затыкать уши не помогало. Они, казалось, минуя органы слуха, направляли свои требования прямо мне в мозг. А еще этих субстанций было слишком много. Голова зазвенела, и меня впервые в жизни стало укачивать.

Со всех ног, невзирая на вопросительно-недовольный взгляд тети я ломанулась прочь. Следом за мной побежала Дымка, никогда не пропускавшая такие мероприятия из-за лакомств, которые там можно было легко добыть.

Захлопнув дверь своей комнаты, я полезла в интернет, чтобы поскорее загуглить симптомы и понять, что же это было. А Дымка, словно чувствуя, что без ее поддержки мне не обойтись, запрыгнула на мои колени и превратилась в маленький мурчащий комочек.

Интернет беспристрастно выдал ответ — это или шизофрения, или психоз, или иное органическое поражение мозга. А если к этим симптомам добавляется еще и бессонница, тогда точно все хуже некуда.

Было еще альтернативное мнение о потусторонних мирах, соприкасающихся с нашим миром. И что границы тех миров нестабильны, в любой момент может произойти все что угодно.

Альтернативная версия выглядела слишком уж бредово и никакого доверия не внушала. Тем более, критически настроенный мозг требовал фактов.

Воображение, вместо фактов, после всех изысканий тут же подсунуло красочные картинки будней в психбольнице, подсмотренные в интернете. Я так и увидела, как бледной тенью, без единой мысли в голове, под завязку накачанная галоперидолом, шатаюсь по мрачным обшарпанным коридорам богоугодного заведения. Жжжесть… Не надо мне такого.

С той поры мимо психбольницы, расположенной километрах в пяти от дома я проходила с опаской. Иногда, когда настроение было получше, я заглядывала в зарешеченные окна, но ничего существенного рассмотреть за немытыми стеклами так и не смогла.

А вот куда больше не заглядывала ни под каким предлогом, так это на кладбище. Уж слишком сильное испытала я потрясение, до конца жизни хватит.

Прошла еще пара лет, учеба в школе, которая казалось, будет бесконечной, перешла в разряд «ну вот и все». Наступило время задумываться о будущей профессии.

Тетя, приводя меня в ужас, настойчиво предлагала поступать в школу полиции. Я ничего не имела против школы полиции, а вот против медосмотра, который нужно пройти до подачи документов и который включал обязательное прохождение психиатра, — очень даже!

Но тетю было не остановить! Не обращая внимания на мое прохладное, мягко говоря, отношение к ее идее, она развела бурную деятельность.

Собрала все справки из школы, сгоняла в поликлинику и взяла бланк для прохождения медкомиссии поступающему, нашла подходящие для него фотографии и в один ни разу не прекрасный день сообщила, что она все уже сделала. Мне осталось всего-ничего, пройти медкомиссию. Терапевта, окулиста, лора, хирурга и психиатра.

Психиатр нагонял на меня ужас одним своим названием. Он же сразу все увидит. Но тетя была непреклонна. Она была уверена, что лучшей работы для девушки не существует. А еще в полиции много мужчин, замуж выйти — нечего делать!

И вот целый день, бегая от кабинета к кабинету с пачкой бумаг, я прошла всех врачей, кроме одного. Заканчивался медосмотр на первом этаже — в кабинете, расположенном в нише, на которую я раньше не обращала ни малейшего внимания. Вел прием там психиатр-невролог.

Уже стоя под дверью и нервно оглядываясь на собратьев, как я думала, по несчастью, обратила внимание, что никто особо не тревожится и относится к медкомиссии в целом, как к обыденной банальщине.

К этому времени я уже пересмотрела множество фильмов про психиатров и их работу. И книжек тоже прочитала столько, сколько нашла. Особенно понравился «Шопенгауэр как лекарство». А биография и нелюдимый характер последнего понравились еще больше.

Хм, подумала я и решительной походкой занятого человека вошла в кабинет.

Психиатр встретила меня широкой улыбкой, показала на стул и, когда я села, неестественно радостным голосом начала разговор.

— Травмы головы были? — улыбаясь, спросила она.

Я отрицательно покачала головой.

— Головные боли, потери сознания? — продолжала лыбиться тетка.

Я снова покачала головой.

— А спишь как?

— Хорошо, но мало, — буркнула я, поздно спохватившись, что ляпнула лишнее.

— Мало? — радостно подняла брови и посмотрела на меня поверх маленьких очков врач.