Танго на треснувшем зеркале
Шрифт:
— Вот бы мне к Алексеевне моей попасть… В ее пристанище отправь меня.
И уже с решительностью добавил:
— По-другому никак не сговоримся.
— И я могу в этом помочь? — тихо офигевая от своих глюков и их желаний, спросила я.
— Ну а кто же еще, как не ты, — и, осекшись, продолжил. — Да, можешь.
— Как? — незаметно для себя начав обратное движение из угла к ванне, я натупила на мелкие твердые осколки, рассыпанные по полу, и, вздрогнув от их хруста, остановилась.
— Ты что, совсем дура? — начал терять терпение Петрович.
В ответ я покачала головой: пусть
— Чума на мою голову! Покажу я тебе, что ты должна сделать, чтобы я попал к моей голубке, — в голосе Петровича проскочили сентиментальные нотки, но он быстро от них избавился и уже резким тоном потребовал. — Давай, повторяй за мной.
Ух ты, только и подумала я, но в ответ категорично запротестовала:
— Сразу выкладывай, что знаешь, потом все остальное.
В ответ ничего не прозвучало, и тогда я сменила тактику:
— Почему ты меня боялся?
— Дак я же не псих, таких, как ты, все боятся. Кроме психов. Некоторых, — сквозь зубы проговорил Петрович. — А таких неумех, как ты, вообще нужно за сто километров облетать стороной.
— Ну вот почему я такой невезучий, — снова нотки причитания послышались в его голосе.
— Таких как я? Каких еще нафиг «таких как я»? — тихо, как мне казалось, не подавая вида, охреневала я.
— И не ори так громко, сейчас сюда вся охрана сбежится из-за твоих воплей. И вообще, давай уже закругляться, — из голоса исчезли истеричные нотки и появилась решимость. — Заждалась меня Алексеевна уже.
Глава 7. О том, что не следует доверять голосам в своей голове
— Подождет Алексеевна! — возмутилась я. — Сначала уговор выполняй. Что со мной не так? Почему ты ко мне прицепился и голову морочишь? — разошлась я не на шутку, напрочь забыв, что вести разговор с голосами в собственной голове не слишком продуктивно. Таблеточки куда больший эффект дали бы.
— Тонкая душевная организация у тебя.
— Это я уже давно поняла. Ты от ответа не увиливай!
Петрович зашелся нечленораздельными бормотаниями, полными причитаний и спора самим с собой.
Совсем мрак! Голос в моей голове говорит и спорит сам с собой. Болезнь прогрессирует на глазах. «Если это вообще болезнь», — подумалось без особой надежды на обратное.
— Ты… Это… С мертвыми взаимодействовать можешь. И с живыми тоже. И связь между ними держать. К-как экстрасенс, — выдохнул последнее слово Петрович.
— То есть я — экстрасенс? А то я не знаю, что все экстрасенсы обманщики и выдают себя за тех, кем не являются. Это что же получается? Собственное подсознание меня сейчас обманщицей обозвало?
И полная праведного гнева я высказала Петровичу все, что о его «правде» обо мне думаю.
— Ты меня опять неправильно поняла! Я же сказал «как экстрасенс», — сделав ударение на слове «как» всхлипнул голос, помолчал, подбирая слова, и, наконец, выдал. — Ты нечто, похожее на медиума!
Медиум? Как интересно, но факты все равно не укладывались в то, что я знала о медиумах:
— Опять врешь!
— Сама ты врешь! — огрызнулся Петрович. — Ну не совсем медиум. Только чуть-чуть. Медиумы тоже отшибленные, но не настолько! Запутала
ты меня совсем! Хватит! Не знаю я ничего больше. Хватит уже тормозить! Отправляй меня к Алексеевне скорее! Давай, повторяй за мной!— Так медиум или нет? — терпение кончалось не только у Петровича, но и у меня.
В ответ голос словно захлебнулся воздухом от страха или нетерпения, но взяв себя в руки, решительным тоном продолжил:
— Ну да, наверное, медиум, только немного долбанутый медиум. Но это ничего не отменяет в нашем договоре, — спешно добавил он в ответ на мой еще непроизнесенный вопрос.
— Как ты меня узнал? — вспомнила я еще один непроясненный момент.
— В смысле, как узнал? — не понял Петрович.
— Нас здесь была целая толпа, а ты только на меня набросился с криками.
— Ну это просто. Сквозь тебя пролететь невозможно. Вытяни руку и смотри, — белая субстанция сместилась в мою сторону и будто волчок закрутилась вокруг вытянутой руки.
Я вспомнила, как на кладбище разбушевавшиеся духи запросто проходили сквозь тела других людей.
— А ещё, если коснуться случайно твоей черепушки, — Петрович перестал вращаться вокруг руки и, облетев вокруг меня, завис над головой, — то током так и шибает. Кстати, так сильно, что до сих пор передергивает после того, как ты приложилась ко мне тогда, со студентиками, — и, скорее почувствовав, чем увидев мои лезущие от удивления вверх брови и рвущийся вопрос, поспешно добавил, — ну ладно, ладно, охренел я от такого мероприятия и сам в твою башку впечатался. Ненароком.
— Ладно, а боялся ты меня почему?
— Как это почему? Вас же разновидностей всяких существует дохрена! И каждая по-своему не в себе! Мне соморгники рассказывали, если черный свет вокруг головы сияет и через тело не пройти, бежать на другой конец Вселенной от такого… — замялся Петрович, — медиума нужно. Это ликвидатор! Хотя с такой ношей, — субстанция, казалось, недобро покосилась на тело, лежащее в ванне, — далеко не убежишь.
— Если свое электричество не распускает, то есть шанс договориться. Это хорошая разновидность. Гуманистическая, — зашепелявил голос. — Верит в лучшее в духах.
— А у тебя ни то ни се. Ну и напугала ты меня, — нервно хихикнула субстанция.
— Погоди-погоди, — скороговоркой продолжила я, боясь, что он исчезнет или я потеряю мысль. — А ты тогда кто?
— Не, ну ты реально дура, вот горе-то семье твоей!
— Так, еще раз обзовешь, будешь другого проводника к Алексеевне своей искать! — моему терпению пришел конец. — Понял?
— Понял, — вздохнул Петрович.
— Кто ты такой? Отвечай! — даже слишком резко потребовала я от Петровича.
— Был Аркадием Петровичем Васюковым, сорок восьмого года рождения. Помер, стал просто духом. Это, ты не передумала, что обещала меня к Алексеевне отправить?
— Пока не передумала, — я судорожно пыталась собрать разбегающиеся мысли и спросить еще что-нибудь. А заодно отогнать поганое ощущение, что мне мои же глюки навешали лапши на уши.
— Ну так выполняй обещание. Все я тебе уже рассказал. Не знаю больше ничего, — занервничал Петрович, а я не знала, что еще спросить и только продолжала стоять, уставившись на ванную.