Таня Гроттер и молот Перуна

Гробыня издала громкий судорожный звук – не то плач, не то всхлип, не то стон, не то крик.

Академик с беспокойством оглянулся на нее. Вся его наносная суровость мгновенно исчезла.

– Да пойми же, что не можем мы! Нельзя!.. – сказал он, точно оправдываясь. – Нельзя не потому, что я формалист, а Древнир выживший из ума маг, написавший нелепые законы! Нельзя – потому, что это противоречит законам самого бытия. Да ты просто не выживешь здесь без магии! Могу лишь обещать, что лично сделаю все возможное, чтобы вернуть тебе твои способности… А теперь прощай, хотя я лично надеюсь, что все же «до свидания»…

Академик отвернулся и сделал знак Поклепу.

– НЕЕ-ЕЕТ! НЕЕЕТ! Не надо! – вдруг страшно завизжала Гробыня, бросаясь к Сарданапалу и пытаясь ухватиться за него руками. Выдержка изменила ей.

Сарданапал отшатнулся.

– Поклеп! – торопливо крикнул он. – Поклеп!

Завуч, давно нетерпеливо шевеливший кустистыми бровями и ждавший своего часа, шагнул к Гробыне и громко произнес заклинание принудительной телепортации.

– Сгиниум визио мео! – прогремел на весь зал его голос.

Искры, посыпавшиеся из его перстня, окружили Гробыню плотным коконом. Спасаясь от ожога, она вынуждена была запахнуться в куртку и закрыть лицо. Несколько мгновений Склепова все еще стояла посреди зала, а потом ярко полыхнувшая красная вспышка унесла ее прочь, в мир лопухоидов.

– Поклеп! Разве нельзя было сделать это как-нибудь иначе. Деликатнее, мягче? – укоризненно спросила Великая Зуби.

Завуч злобно пробуравил ее маленькими глазками.

– Мягче? Вот и занялась бы сама! Можно подумать, один я знаю заклинание. Вечно на меня сваливают всю самую мерзкую работу, а потом упрекают в недостатке человечности. Ненавижу это проклятое ханжество! Если уж поставили меня расхлебывать грязь – я буду делать это как умею… Всем все ясно?

Он повернулся и вышел крупными шагами.

Зал Двух Стихий быстро пустел. Ученики и преподаватели поспешно расходились не глядя друг на друга, будто невольно стали соучастниками преступления.

– Если я найду того негодяя, кто… который… сделал это с Гробыней, я его убью… – хрипло произнес Готфрид Бульонский.

* * *

На другой день утром Таня встала пораньше и заглянула к Ваньке. У нее была мысль – довольно неопределенная – посмотреть, как он спит и как он выглядит во сне. Однако Ванька нарушил ее планы. Он не спал. Он полусидел высоко на кровати, подложив под спину подушку.

– Привет! Я хочу тебе кое-что показать. Дай мне, пожалуйста, вон тот лист с тумбочки, а то не дотянуться, – попросил Ванька, кивая на загипсованную руку.

– Запросто. Хап-цап! – сказала Таня, выпуская искру.

Лист бумаги – самый обычный лопухоидный лист в клеточку – прыгнул к ней в руки, и она передала его Ваньке.

– Блин, все время забываю про магию. Я же и сам мог, – виновато произнес Валялкин.

– Ничего, бывает, – успокоила его Таня, знавшая, насколько ее милый маечник умеет быть рассеянным.

– Вот смотри… – сказал Ванька. – Мне тут ночами не спится: весь день лежишь как бревно и не устаешь. Вот и вчера я лежал и думал про то нападение на Гробыню и про Лизкин сон. Ведь Гробыня – это и была самая первая жертва. Теперь-то ты Лизке веришь?

– Более или менее, – проговорила Таня, но, взглянув на лицо Ваньки, послушно добавила: – Хорошо, верю.

– И тогда я вспомнил про знак на куполе!

– Ага, я знала. В смысле, что кто-то пробивает купол, – кивнула Таня.

Ванька с обидой посмотрел на нее.

– ЗНАЛА? Почему ты мне не сказала?

– Ну, это была не моя тайна. Я случайно подслушала разговор, который был совсем не для моих ушей, – произнесла Таня.

Ванька укоризненно покачал головой, а потом здоровой рукой развернул тот самый лист.

– Представь, что лист – это защитный купол. Мы можем сделать его вогнутым, но здесь он плоский. Вот эти точки на листе – места пробоин на куполе.

– Ого, сколько их! А почему ты уверен, что они именно тут? – удивилась Таня.

– Мне показала Ягге. Она заглянула ко мне вчера ночью, когда я лежал со свечой. Вначале ругалась, а потом рассказала про купол. У нее отличная память, но самое забавное, что она сама не поняла, что означают эти пробоины, а я понял…

– А что тут понимать? Кто-то хотел прорваться, – сказала Таня.

– Ничего подобного! – возразил Ванька. – Когда хотят прорваться – делают одну незаметную лазейку, а не долбят весь купол точно сотня перепивших дятлов. Тебе эти точки ничего не напоминают, посмотри внимательнее!

– Еще как напоминают. Твоя шариковая ручка мажет. Лопухоидная? Мне тоже Пипа вечно мажущие ручки подсовывала! – со знанием дела проговорила Таня.

Ванька легонько стукнул ее гипсом по лбу.

– Ты что, не проснулась? Соедини их мысленно между собой. По тем цифрам, которые возле точек. В такой последовательности они появлялись всю зиму. Ну же! Видишь буквы?

Малютка Гроттер послушно начала соединять буквы. Но так как она думала в основном о Ваньке, как он лежит ночью и не спит, бедный, то буквы у нее не очень-то соединялись. Уже на второй букве Ванька потерял терпение и сунул ей другой лист, который вытащил из-под подушки.

– Ладно, смотри. Я это уже сделал за тебя. Последняя пробоина – это последняя буква. Читай! – велел он.

– «PERUNUS DE…» – прочитала Таня.

– Надпись еще не закончена. Должно быть: «PERUNUS DEUS». Значит, будут появляться новые пробоины, новые жертвы и новые буквы! – сказал Ванька. – Теперь ты понимаешь, кто напал на Гробыню?!

– Перун! – с ужасом сказала Таня.

Сомнений не оставалось. Теперь она поняла, какой могущественный враг был у Тибидохса. Как поняла и то, что они немедленно должны сообщить обо всем Сарданапалу.

Академик появился в магпункте спустя две минуты после того, как Ягге, которой тоже пришлось все рассказать, вызвала его особым заклинанием, звучавшим как ныльдвойус. Судя по таинственности звучания, слово было древнескандинавское. Ягге сказала, что это экстренное заклинание, принятое между преподавателями в их кругу, и ученикам его лучше не произносить.

Ванька сообщил Сарданапалу все то же, что и Тане. Академик долго и придирчиво проверял расположение точек на листе. Некоторые точки он слегка поправил, переместив их на несколько клеток вправо или влево. Но в целом это ничего не изменило. Надпись «PERUNUS DE…» стала от этого только отчетливее.

Академик помрачнел. Он так ушел в свои мысли, что даже не поблагодарил Ваньку. Кажется, он вообще забыл, что в магпункте присутствует кто-то еще. Таня слышала, как Сарданапал пробормотал: