Таня Гроттер и перстень с жемчужиной
Шрифт:
Ойойойс шмякис брякис – подстраховочное.
Чебурыхнус парашютис – тормозящее.
Чебурыхнус парашютис форте – ускоренное тормозящее для экстренной посадки. При применении в неэкстренных случаях бывает опаснее экстренной посадки. В общем, мораль такая, что паника вредна.
Гуллис-дуллис – Цап-царапс (блок.).
Труллис-запуллис – Леос-зафиндилеос (блок.).
Фигус-зацапус –
Пламягасительный мяч – 3.
Одурительный – 1.
Перцовый – 5.
Чихательный – 2.
Обездвиживающий – 10.
Habent sua fata libelli pro capite lectoris. [1]
1
Книги имеют свою судьбу в зависимости от головы читателей (лат.).
Глава 1
Лысый чиновник с Лысой Горы
«Но, – добавлял он, – когда я вижу, как тщательно уложены его волосы и как он почесывает голову одним пальцем, мне всегда кажется, что этот человек не может замышлять такое преступление, как ниспровержение римского государственного строя».
– Коты и клизмы! – сказал Тарарах.
Медузия взглянула на него вежливо и холодно.
2
Плутарх. Избранные жизнеописания. М., 1990. – С. 439.
– Прости, Тарарах, но я женщина темная и не постигаю творческого полета твоей мысли. Не мог бы ты выражаться яснее?
– Коты и клизмы. Катаклизмы. Я предчувствую их близость, – уточнил питекантроп.
– Пещерный юмор!
Одна из прядей медных волос доцента Горгоновой подозрительно шевельнулась. Почувствовав это, Великая Зуби предостерегающе коснулась ее локтя.
– Меди… не надо… ты устала и взвинчена, – шепнула она.
Медузия на миг прикрыла глаза, показывая, что прекрасно это понимает и держит себя в руках.
– И по каким же признакам, позволь тебя спросить, ты делаешь такие выводы? – спросила она у Тарараха.
– Сны, – терпеливо пояснил питекантроп. – Несколько дней подряд мне снится, что у меня выпадают зубы. А зубы у меня отличные, хотя и не самые белые. В первый раз такое было незадолго до великого переселения народов, во второй – перед чумой в начале четырнадцатого века, в третий – незадолго до Первой мировой войны.
Академик Сарданапал положил Тарараху руку на плечо.
– Надеюсь, что все еще обойдется. Мы должны успокоиться и быть едины. Недаром древние говорили: «Ранит не битва, ранит бегство». А пока я попросил бы воздержаться от прогнозов, – успокаивающе заметил он.
Питекантроп взъерошил волосы огромной пятерней.
– Да что я такого сказал-то? Ну обойдется и обойдется! Я буду только рад! –
обиженно прогудел он.Недалеко от стены, хлопая крыльями, пролетели две гарпии. Одна из них походя обругала Великую Зуби нехорошим словом и мгновение спустя с мерзким карканьем свалилась в ров. Зуби подула на кольцо.
– Так кто из нас взвинчен? – шепнула ей Медузия.
Великая Зуби поправила свою прямую, как у пони, челку и вздохнула.
– Есть вещи, которые лучше не спускать. Сминдальничаешь в малом – аукнется в большом, – заметила она.
Тарарах, Сарданапал, Поклеп Поклепыч, Медузия и Зуби стояли на стене, на том ее участке, к которому примыкала Башня Призраков, и ждали. Ждали уже почти час, вглядываясь ввысь, туда, где каждую минуту могли сверкнуть семь радуг Грааль Гардарики.
По балкончику Башни Призраков меланхолично плавала Недолеченная Дама и надиктовывала поручику Ржевскому список болячек назавтра. Список переваливал уже на вторую страницу и был расписан фактически по минутам. Недолеченная Дама умела ценить свое время.
Поручик старательно записывал, сопровождая каждую новую строчку кавалерийским хохотком. Недолеченной Даме это совсем не нравилось.
– Гад ты ползучий! – сказала она с досадой. – И за то, что ты такой гад, пиши: «18–00. Укоризненно умереть на руках у страдающего мужа. Подчеркнуть один раз!»
«Ползучий гад» радостно записал. Он надеялся, что на этом диктовка закончится. Но не тут-то было.
– Готово? Поехали дальше! «19–05. Укоризненно ожить на руках у безутешного мужа. «Безутешного» – подчеркнуть два раза! – продолжала диктовку Дама.
Одуревший от писанины Ржевский, бунтуя, отбросил перо.
– Надоело! Не буду писать!
Дама сдвинула брови.
– А я тебе говорю: пиши!
– Ты меня не заставишь! – выкрикнул поручик.
В голосе его супруги появились грозовые нотки.
– Это что еще за фокусы? ПИШИ! Ну же!
Ржевский не выдержал.
– А-а-а! Я тебя задушу! Недоувеченная дамочка! – задиристо крикнул он, хватая жену за шею.
Недолеченная Дама нетерпеливо поморщилась.
– Не забегайте вперед, Вольдемар! Надо уважать расписание! Удушение намечено на послезавтра на час дня! – сказала она.
Это было уже слишком. Ржевский страшно закричал, схватился за голову и сгинул.
Теплый летний вечер мало-помалу угасал. Тени становились длиннее и выцветали, сливаясь с травой. С драконбольного поля доносились возбужденные крики. Розовые языки пламени прочерчивали воздух. С той стороны защитного купола мелькали длинные зеленовато-серые тела сыновей Гоярына. На поле тренировалась новая команда, набранная Соловьем из способных учеников младших курсов. Маша Феклищева – да-да, та самая Маша, которая казалась некогда такой маленькой и смешной на чучеле крокодила! – была в ней признанным лидером. Эх, летит время!
Поклеп Поклепыч поднял воротник куцего пиджачка, что усилило его сходство с нахохлившимся грачом. Теперь пришло его время вспылить.
– Он, видите ли, задерживается! Для государственного чиновника это непростительное хамство! Мне не восемнадцать лет, и я не мальчишка, скачущий зайчиком от первого вагона кольцевой к первому вагону радиальной, так как точно не помнит, где назначил свидание! Мы имеем полное право вообще заблокировать Гардарику, чтобы он расшиб себе голову, – заявил он.