Тарра. Граница бури

— Теперь герцог Тарски.

— Это очень просто. Представьте себе человека, равного Аррою почти во всем, но при этом его полную противоположность…

Глава 11 2228 год от В. И. 17-й день месяца Лебедя Таяна. Высокий Замок. Гелань Пантана. Убежище

1

Он с трудом открыл глаза и увидел выцветшее раскаленное небо. Хорошо, что он лежал на спине, — упади он лицом вниз, ему не хватило б сил перевернуться, а так он мог смотреть вверх. Человеческие глаза не вынесли бы льющегося сверху безжалостного света, но ему это доставляло лишь небольшие неудобства. Куда меньшие в сравнении с дикой пульсирующей болью, рвавшей переломанное и искалеченное тело. Но даже эта боль была ничтов сравнении с осознанием конца.

Еще утром они были живы, сильны, веселы и уверены в себе; они мчались вперед с нетерпеливым восторгом, предвкушая быструю, красивую схватку и блестящую победу, которая на какое-то время развеет обыденность. Он явился последним — не смог отказать себе в удовольствии провести ночь перед битвой с нежной красавицей, которую видел в первый и, как оказалось, в единственный раз…

Налетевший порыв сухого горячего ветра всколыхнул седую траву, невиданные серо-серебристые метелки склонились над самым лицом — тонкие нити на фоне обжигающей бесконечности. Второй порыв ветра оказался сильнее, пушистая кисть мягко коснулась щеки и вновь выпрямилась. Он провожал ее взглядом, пока мог, — повернуть голову было свыше его сил. Потом опять ничего не происходило. Тот же льющийся с бесцветного неба жар, та же боль, то же бессилие. Он знал, что умирает, и хотел, чтобы это случилось скорее, но смерть все не приходила.

Затем откуда-то сверху раздалось странные мелодичные крики. Сначала едва слышные, они приближались, и наконец над ним поплыла стая больших белых птиц. Таких он никогда прежде не видел, так же как не видел этой седой пушистой травы. Стая была не столь уж и велика, но он не смог сосредоточиться и пересчитать птиц. Почему-то ему казалось очень важным знать, сколько же их там, в небе. Белокрылые, с длинными вытянутыми шеями, они летели четким, красивым строем, каждая занимала какое-то свое, лишь ей одной принадлежащее место. Будь он здоров, счесть небесных летуний не составило бы труда, но он умирал; и мысль о том, что ему никогда не узнать, сколько птиц проплыло над ним в его последний час, была непереносимо мучительной. А они улетали, плавно и безжалостно, уменьшаясь на глазах, таяли в слепящем беспощадном сиянии, а он не мог даже вздохнуть…

Рене проснулся сразу. Как от сигнала. За окном чернело бархатное летнее небо, усеянное крупными, тревожными звездами, одна внезапно сорвалась и покатилась вниз, оставляя за собой сверкающую полосу. Месяц Лебедя — месяц Падающих Звезд, так его раньше называли в Эланде. Адмирал встал и перебрался к окну, поближе к звездам; сердце колотилось, словно он пробежал весу [55] , а то и две, и причиной, конечно же, был проклятый сон. Рене Аррой сны видел редко и еще реже запоминал. От природы несуеверный, Счастливчик упорно не признавал предчувствий, предсказаний и вещих снов. В юности он просто жил, жил жадно, страстно, не загадывая на завтра, ежедневно рискуя, ввязываясь в самые невероятные авантюры, которые только могли прийти в голову.

55

Веса— мера длины (около 10 км), примерно столько проходит лошадь за час медленной рысью.

…В первый раз это случилось по дороге в Идакону. Он так же вскочил среди ночи, до мельчайших подробностей помня приснившийся сон. Сон, наполненный предсмертной тоской и грустными птичьими криками. Тогда Рене точно так же сидел, уставившись невидящими глазами в небо и ничего не соображая. Все было спокойно, позади — приключения, в трюме — богатая добыча, впереди — долгий путь домой — на сей раз они забрались так далеко, что при самом удачном ветре им предстояло проболтаться в открытом море не меньше месяца. И вдруг этот ночной кошмар…

Разумеется, Счастливчик никому ничего не рассказал, но все последующие дни в глубине души ожидал беды — шквала или, наоборот, полного штиля, встречи с ортодоксами, а то и с атэвами, но удача не собиралась отворачиваться от своих любимчиков. День проходил за днем, и капитан взял себя в руки и посмеялся над своими предчувствиями. Плавание закончилось благополучно, но когда они пришли в Идакону… Рене слишком хорошо помнил это — смерть семьи, свалившиеся на голову незнакомые и неприятные обязанности, скороспелая, неизбежная женитьба, дни и ночи, заполненные до отказа делами. Урывая несколько часов для сна и словно бы проваливаясь в бездну, он переживал самую черную в своей жизни полосу, убивая в себе отважного бродягу, искателя чудес. Лишь в одном Счастливчик смалодушничал — запретил себе высчитывать, не совпал ли его сон с приходом в Идакону таинственной заразы, косившей тех, в ком была хоть капля крови Арроев.

Прошло восемь лет, и Рене вновь увидел сожженное небо, гнущуюся под горячим ветром седую траву, улетающих птиц, оглашающих степь странным плачущим кличем… Потом сон стал столь же привычным, как и постылая власть. Иногда с ночными кошмарами совпадали известные беды — смерть сестры, исчезновение «Волчьей звезды», на которой ушел близкий друг, падение подмытого морем маяка… Иногда не происходило ничего, но Рене был уверен, что просто не знает про несчастье.

Эландец заставил себя зажечь свечу, налил вина. Небо за окном понемногу светлело, ветер уносил растрепанные редеющие облака к Последним горам. Рене потягивал таянское, слушал, как звякают отодвигаемые решетки, перегораживавшие на ночь внутренние дворы Высокого Замка, — предосторожность, не имевшая до последнего времени смысла, но скрупулезно выполнявшаяся целыми поколениями «Золотых». Можно было выйти на стены, встречая новый день, можно было лечь спать, а Рене смотрел на догорающую свечу, пытаясь что-то вспомнить. Что-то очень важное, чем его нынешний сон отличался от прежних.

2

Голубая Амора ослепительно сияла на зеленоватом утреннем небе, на листьях и цветах собиралась роса, и уже пробовали голоса просыпавшиеся птицы. В Убежище вступал еще один летний день — неторопливый и роскошный.

Эанке Аутандиэль, целомудренно кутаясь в небесно-синюю шаль, стояла у раскрытого окна и рассеянно наблюдала за звездами. Сегодня был великий день — она, ее мать и еще девять Перворожденных потребовали выслушать ее на Совете Лебедя, и местоблюститель ответил, что слово Эанке прозвучит за час до полудня. Красавица многие годы готовила приличествующую случаю речь и сейчас, мысленно повторив ее, осталась довольна — она ни в чем не грешила против этикета и вместе с тем была жесткой и настойчивой. Дядя должен понять, что Эанке лучше не мешать!

Из достоверных источников она знала о талисмане, попавшем в руки ее умалишенного брата. Именно это вкупе со странными знамениями и заставило Аутандиэль сбросить маску несколько раньше, чем она собиралась. Ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы Нэо покинул Убежище вместе с найденным им кольцом. Возможно, оно сможет заменить другое, не менее могущественное, утраченное Лебедями во времена Войны Монстров. Если так, с его помощью можно вырваться из таррской ловушки или хотя бы послать зов Светозарным.

Нэо Рамиэрль, позабывший все приличия и более похожий на презренных смертных, чем на сына Звезд, сам не понимает, чтопопало ему в руки. Она же, Эанке, не зря по крупицам восстанавливала древние заклятия; сомнений почти нет — найденное кольцо создано тем, пред которым все они со своим робким волшебством не более чем пыль. Не мог смертный, будь он трижды Преступившим, сотворить артефакт такой силы. Он его где-то отыскал, а значит, кольцо принадлежит Эрасти не более, чем выброшенный морем сундук с утонувшего корабля принадлежит нашедшему его бродяге.

Нет, Эанке не пыталась уговаривать брата — Нэо был ей чужд и непонятен. Она старательно презирала его, чтобы не бояться. Единственный разговор между братом и сестрой, состоявшийся после возвращения Рамиэрля, показал, как мало он ценит кровь Звезд. Девушка не стала даже заводить разговор о кольце — не хотела раскрывать отступнику и его друзьям разгаданную ею тайну. Но перед советом клана и местоблюстителем высказаться нужно.

Конечно, Снежное Крыло вряд ли их поддержит, но они должны иметь право потом сказать, что действовали по закону. Если им откажут, Эанке Аутандиэль все равно завладеет талисманом. Во имя будущего эльфов Тарры и, разумеется, своего собственного будущего. Завладеет, даже если придется перешагнуть через трупы брата, дяди, отца…