Тайфун Дубровского
Шрифт:
— Ну и зарос ты, парень, старше меня выглядишь. Такого встретишь ночью в темном переулке и инфаркт обеспечен. Теперь понимаю, почему в городе про отшельника болтают. Вот оно значит как. Ну, ты всегда бунтарем был, таким и остался.
— Пострижешь? — спрашиваю хрипло. Мне не нравится насмешливый голос старика, он прав, конечно… но слушать как над тобой посмеиваются — неприятно.
— И побрею, не боись. Раз уж пришел сюда — лохматым не выпущу.
Забавным стариком стал, ему удалось отвлечь меня и даже рассмешить. Все показалось действительно надуманным и глупым. Страдания по Изабелле, стремление себя уничтожить, закопать заживо.
— Наверное,
— Что?
— Просто так мужик бороду не отращивает и не сбривает, — произносит философски.
— Нет, никаких женщин, — отвечаю излишне поспешно и категорично.
— Так не бывает. Только если в монастырь решил податься… Но по тебе такого не скажешь…
— Нет, в монастырь точно мне не светит, — усмехаюсь горько.
— Тогда кончай дурить, парень. Ну вот, другое дело. Ты только посмотри, какой красавец появился! — восклицает и разворачивает меня к зеркалу. Кривлю рожу своему отражению. Ненавижу, когда красавцем называют. В детстве наслушался. Голубоглазый ангелочек и все в таком духе. Не выношу с тех пор комплименты и сюсюканья.
— Спасибо. — Кладу купюру на зеркальную полку.
— Это слишком много. У меня стрижка стоит…
— Оставь. Ты из лешего человека сделал, это непросто.
— Ну как скажешь, мальчик. Только прими еще совет бесплатный.
Мне не особенно хочется слушать, не люблю советы. Но не могу осадить старика — слишком грубо получится.
— Давай. И я поехал.
— Не отпускай ее.
Вернувшись домой, отправляюсь на поиски Маши, вхожу на кухню. Она сидит за столом и жует бублик, макая его в джем. На мгновение у меня перехватывает дыхание: таким домашним уютом повеяло от этой сцены. Мне захотелось сесть с нею рядом, заговорить о чем-то простом, незначительном.
Но как только девушка заметила меня — изменилась в лице и вскочила со стула. Напомнив мне, кто я для нее. Страшный леший…
Но черт возьми, я же подстригся! Тогда почему все так же, с испугом, пялится на меня, глаза круглые то ли от страха, то ли от удивления.
— Вот, вещи твои. — Бросаю хмуро, ставлю перед ней чемодан, который все это время в руках держал, и выхожу за дверь.
Меня провожает полное молчание.
Глава 8
POV Маша
Как хорошо, что первая любовь не может повториться. В двадцать один год мы не очень-то смелы, и я испытывала страхи, меня непрестанно лихорадило.
Дафна Дю Морье «Ребекка»
День сегодня непростым выдался, Зоя буквально с цепи сорвалась, загоняла меня. И занавески сними, и повесь, оказывается, не те повесила, снова сними… Я старалась подавить растущий гнев и подозрение, что она все это нарочно делает. Невзлюбила за что-то и издевается. Может боится, что на ее место мечу? Так я миллион раз повторяла, что для меня это, лишь подработка летняя. Но лишний раз убедилась, что не любят москвичей в провинции. Увы, это очень обидный факт.
В общем, сцепив зубы я продолжала выполнять поручения, якобы к приезду матери хозяина все должно быть в идеальном состоянии… Пока не пришла Дарья Петровна и не заявила густым низким голосом, что ей нужна моя помощь. С ней Зоя не решилась спорить, а я с благодарностью на ватных, от усталости ногах, поплелась за кухаркой, готовясь еще к раунду уборки. Но меня усадили за стол и налили чаю.
— Зойка совсем с цепи сорвалась, — буркает Дарья Петровна,
а я краснею.— Я думала мне показалось.
— Ничуть. Психует, ревнует к тебе.
— К кому? Кого?
— Да мало ли. К Анне Львовне, та как дочь тебя приняла… а может к хозяину.
— Вот еще, что за глупости.
— Да ладно, не мое это дело. Жуй, — ставит передо мной тарелку со свежей выпечкой. — А то лица на тебе нет.
И правда, я сегодня позавтракать не успела, проспала. И Зоя, зная это, словно специально держала меня подальше от кухни.
— У Зойки день рождения завтра. Двадцать восемь, тридцатник почти, вот и бесится.
— А чего беситься, отличный возраст.
— Тебе сколько, Маша?
— Двадцать три…
— Вот когда к тридцатке доберешься, тогда судить будешь.
— Хотите сказать, она меня из-за возраста не любит?
— Понятия не имею. Мне оно и не интересно. Но не люблю, когда обижают ни за что человека.
— Спасибо.
— Мне Анна Львовна поручила за тобой приглядывать.
От этих слов теплеет на душе.
— Спасибо вам большое. Хорошо, что Зоя тут одна такая…
Лукавлю, для меня главная проблема в этом доме не стервозная служанка… а хозяин, вызывающий очень противоречивые, и очень сильные эмоции.
— Владимир очень добрый. Тебе незачем бояться его. — Произносит Дарья, а я подпрыгиваю — неужели опять озвучила свои сокровенные мысли?
— Я и не говорила, что боюсь. Но…
Осекаюсь, не знаю как сформулировать то, что испытываю к хозяину дома. На память приходит наша вчерашняя встреча после моего купания, и чувствую, что щеки начинают гореть…
— Вот и хорошо, ничего не бойся, — подводит черту под темой хозяина Дарья Петровна. Видимо решила, что некрасиво это обсуждать, и я с ней полностью согласна. А уж в следующую минуту и вовсе полна благодарности, что кухарка закруглила этот разговор, потому что в кухню заходит… предмет обсуждения собственной персоной.
Только не сразу понимаю, что это он. Другой человек… Дубровский, да. Но побрит, подстрижен. Глаза голубые, огромные, смотрят на меня пронзительно, кажется, что сейчас утону в этой лазури, потеряю себя безвозвратно. Он невероятно красив. Я об этом, конечно догадывалась, даже под бородой и лохматой копной угадывалась порода. Но то, что увидела сейчас, причем так неожиданно, стало сильнейшим потрясением. Меня словно накрыла огромная волна.
Не знаю что сказать, как отреагировать, столько чувств сразу нахлынуло, и восхищение, и потрясение, и смущение — ведь только о нем говорили… Внутри все поет, или нет, скорее визжит от столь резкого всплеска эмоций. Понимаю, что еще долго буду переживать этот момент внутри, снова и снова. Но сейчас — не контролирую себя абсолютно. Полный нокаут… «Очнись, дура, — шепчет мне внутренний голос. — Уставилась, как баран на новые ворота, позорище. Может, он по делу пришел, вытащи хоть бублик изо рта…»
Осознав в эту минуту, какое позорное зрелище являю собой, вскакиваю со стула. Смотрю вопросительно, ожидая, что Дубровский озвучит причину своего появления. Но он молчит, я тоже молчу, и видимо, кухарка тоже поддалась этой атмосфере гнетущей тишины. Только жужжание залетевшей на кухню мухи и слышно…
Паузу нарушает хозяин дома. Ставит передо мной какой-то предмет (не могу сфокусировать зрение, понять, что это), и буркает:
— Вот, вещи твои.
И выходит за дверь.