Тайна для Аниики
Шрифт:
— Вот ты их и начнешь, — с радостью ухватилась я за идею.
— Предпочел бы уступить тебе, как настоящий мужчина, — улыбнулся он.
— Ах, какие жертвы, господин Ладов, но зачем они? — роль жеманной кокетки далась мне на удивление легко.
— Верно, незачем! Хочешь о чем-то спросить? — маг выглядел опечаленным, и я незамедлительно поинтересовалась:
— У тебя есть из-за чего грустить?
— Думаю, у любого человека найдется, о чем погрустить!
— И все же? — остановилась, чтобы заглянуть ему в глаза.
— Хочешь узнать, что творится у меня на душе?
— Нет, всегда презирала
— Хм… — прозвучало обнадеживающе, и я не удержалась от напоминания:
— К тому же ты обещал раскрыть мне кое-какие тайны.
— Раз обещал, то раскрою, — с легкой печалью в голосе сообщил он, — только, Ани, из меня плохой рассказчик, вот Арвин…
— Давай обойдемся без упоминаний имен братьев Лютовых! Знаешь, как у нас говорят? Помяни паземку, и она не замедлит явиться к тебе!
— Забавно… только оба моих друга, — выделил интонацией последние слова, — сегодня заняты.
— Я жду… — проигнорировала это высказывание, выразительно поглядев на Ладова, и он после минутного молчания заговорил:
— Гнетет меня то, что, наверное, мучает всех молодых огневиков.
— Звучит загадочно!
— А загадки никакой нет, Ани, просто мы сомневаемся, выбираем и боимся, — Райт на меня не глядел, а его черты в сумраке ночи казались каменными, застывшими, скорбными.
— Боитесь чего? Здесь важно разобраться, потому что каждый на этом свете чего-нибудь опасается, и порой оказывается, что его страхи беспочвенны, необоснованны, глупы.
— Это не тот случай. Все гораздо страшнее! — повернулся ко мне. — Вот что бы ты сказала, если бы я сейчас поведал тебе, как сильно жалею об окончании войны?
— Почему? — в моем голосе не было осуждения, только искренний интерес.
— Так все было бы проще, и нам не нужно было бы бояться тех, кого мы сейчас любим!
Я остановилась, чтобы собраться с мыслями, но ничего путного не придумала, потому несколько раздраженно молвила:
— Райт, хватит говорить загадками. Если хочешь услышать совет, то говори прямо! Что тебя так сильно тревожит?
Ладов подошел ближе, и в этот момент он выглядел совсем чужим, незнакомым, не тем — веселым и озорным парнем, каким я его знала. Это был настоящий маг, воин, привыкший убивать врагов без пощады, хладнокровно, не задумываясь. Что-то в душе оборвалось, когда внутри меня проснулось нечто древнее, неподдающееся воздействию разума, может, память рода, а, может, это была память той, кем я была в прошлой жизни. Райт склонил голову на бок, словно прислушивался к чему-то глубоко внутри себя, неотрывно следя за мной сверкающими огненным светом глазами.
Стиснула руки в кулаки, чтобы боль отрезвила, прогнала черные воспоминания, вызволила покоренный разум из сетей этого зла.
— Райт, — тихо позвала я, — опомнись! Мы — не они! Мы — другие! Нам дали шанс, и мы должны его использовать! — смотрела прямо на него, готовясь применить магию.
Нам обоим повезло, когда Ладов устало провел ладонями по лицу и выдохнул:
— Я устал притворяться, что все хорошо…
— Есть что-то такое, о чем мы, ведьмы, не знаем?
— Да, — присел на покрытую листьями обочину, как на мягкий пуф, и я, поразмыслив,
присоединилась к нему. То, что платье испачкается не страшно, а разговор с собеседником легче вести, не взирая на него сверху вниз.— Помнишь, ты как-то спросила у нас о ящерах?
— Ну, — уверенно подтвердила я, — и мне все еще интересно, почему ваши отцы не летают на них?
— Объяснение, Ани, здесь простое, обыденное, я бы даже сказал, — Ладов взял в руки ветку и стал чертить на земле узоры. — Взрослым ящерам нужна людская кровь, и во время войны, как ты понимаешь, ее было вдоволь, а теперь…
— В смысле нужна? — оторопела я. — Они людоеды?
— Все дело в агрессии, которую им нужно куда-то выплескивать…
— А коровы, бараны и прочие разве не подходят?
— Нет, — рука мага выводила на земле четкий рисунок. — Ящер взрослеет, умнеет, и враг его должен быть разумен, чтобы попытаться спастись!
— Вот так дела! — я не ведала, что можно на это ответить, а притворяться, что все замечательно не хотелось, ведь я помнила, как Всполох, Дымок и прочие играли с детьми.
— Теперь понимаешь, что мужчины-маги сделали после окончания войны с теми, кто был им дорог многие годы … по приказу Фириона… в том числе и он сам…
— О, боги!
— Нет, Ани, тебе не понять, — в голосе зазвучали мучительные ноты, — для тебя это зверь, скотина, а для меня друг, а я для него … и я… понимаешь? — сорвался на крик, звучащий отчаянно, и меня проняло, потому и обняла парня, как утешила бы любого другого попавшего в беду.
— Успокойся, — не заметила, как по щеке скатилась слеза, — я очень хорошо понимаю, что ты чувствуешь!
Он дернулся, пытаясь освободиться, прижалась к нему еще крепче и продолжила:
— У меня был кот, о, да, это не ящер, но любила я его не меньше! А потом его потрепали собаки! Как он ушел он них, до сих пор неясно! Я пыталась его лечить, делала перевязки, варила зелья, кормила, как младенца, но все напрасно. И знаешь, что велела мне матушка?
Райт поднял голову и посмотрел в упор, а я кивнула в ответ на его немой вопрос:
— Да, она заставила меня приготовить яд и напоить ею того, кто рос вместе со мной… — неудержимые слезы полились из глаз, разом напомнив о том далеком дне.
— И ты это сделала? — жестко поинтересовался он.
— А как ты думаешь? — не хотелось рыдать перед магом, но остановиться я не могла.
Ладов криво ухмыльнулся, и я разъярилась:
— Осуждаешь? О, да! Вижу! Маг никогда не поймет ведьму! — вскочила и понеслась по улице. Остановилась, оглянулась и прокричала напоследок:
— Извини за то, что вызвала тебя на откровенный разговор, вынудила открыться! И знай, хоть я и ведьма, но чужих секретов не выдаю! — побежала дальше, а злые слезы жгли глаза, потому рыдала безостановочно, ощущая себя глупой истеричкой и мысленно ругаясь.
Из-за собственных всхлипываний не расслышала, что Райт меня догоняет и что-то кричит. Ускорилась — еще не хватало выказать магу слабость! Догнал, эх, жаль я сегодня надела это жутко неудобное платье! Развернул, прижал к себе и стал утешать, что-то шепча о глупых, взбалмошных ведьмах. Так удивилась, что не сразу начала сопротивляться. Не отпустил, потому постепенно угомонилась и услышала его тихое: