Тайна кода да Винчи
Шрифт:
— Нога, к счастью, цела, — заключил мессере Паре, осмотрев конечность герцога. — Ушиб и небольшой вывих. Я наложу вам мазь, чтобы не так болело. Постарайтесь не нагружать ногу хотя бы какое-то время…
Снова оказавшись в седле, Чезаре с любопытством огляделся. С чего бы Джованни присылать за ним целый отряд? Да еще во главе с самим Баярдом? Уж не собирались ли Медичи в крестовый поход против Рима?
Джулиано делла Ровере (1443-1513) — кардинал Ости, племянник папы Сикста IV — вступил на папский престол в 1503 году
Имя Юлий принял в честь Юлия Цезаря, в котором видел идеального монарха-тирана. Сразу после избрания на конклаве открыто заявил, что его главная цель — «восстановление могущества римского престола». Для ее достижения он намеревался создать независимое церковное государство и распространить его гегемонию на всю Италию. Осуществить эти планы можно было, лишь изгнав французов и немцев. Ради этой цели Юлий II продолжил создание регулярной папской армии, начатое Александром VI Борджиа.
22 сентября 1504 года, потерпев поражение в битве при Гарильяно, Людовик XII уступил Неаполитанское королевство Испании, что значительно усилило ее позиции в Италии. Опасаясь, что союз папы Юлия II и Фердинанда Арагонского приведет к полной утрате итальянских владений Франции, Людовик XII инспирировал несколько попыток переизбрания папы. Самые крупные: Собор кардиналов-схизматиков в Сиене и Пизанский конклав. С целью ослабления власти Юлия II французские агенты способствовали освобождению Чезаре Борджиа из испанского плена.
Глава XLVII
ПОСТЕЛЬНЫЙ РЕЖИМ
Мы поднялись на второй этаж старого миланского дома. Франческа повернула в замке ключ и отперла тяжелую деревянную дверь.
— Проходите, — сказала она. Едва мы вошли, из дальней комнаты выкатилось инвалидное кресло, в котором сидел пожилой мужчина — слегка сгорбленная спина, аккуратные усы и борода, крючковатый нос, большие, как у Франчески, глаза за круглыми стеклами очков. На коленях у него лежала книга.
— Папа, это мои американские друзья, — сказала Франческа, представляя нас своему отцу. — Извини, что не предупредила…
Дик не американец, а англичанин, но сам он не стал поправлять девушку, у меня же просто не было сил.
— Ничего страшного, — на безукоризненном английском языке ответил старик и поднял руку в латинском приветствии: — Рад вас приветствовать, господа!
Дик ответил учтивым поклоном:
— Boun giorno, signore! [11]
Я заметил, что мой друг забеспокоился. Он не ожидал, что своим визитом мы доставим Франческе столько хлопот и вдобавок ко всему потревожим ее престарелого и больного отца. Но я, оглянувшись по сторонам, почему-то очень обрадовался. Все здесь дышало уютом настоящего дома и подлинной стариной. Было приятно думать, что Франческа живет в такой красоте.
[11]
Здравствуйте, синьор! (итал.)
— Моя дочь видит людей насквозь, — продолжал старик, приближаясь к нам на своем инвалидном кресле на электроаккумуляторах. — Поэтому, если она вас пригласила, это, поверьте, лучшая рекомендация. Синьор Вазари, — старик кивнул головой. — Располагайтесь.
— Синьор Вазари, — медленно повторил Дик. — Очень рад.
— Проходите, проходите! — старик поторопил застывшего на месте Дика.
Франческа провела нас в ближайшую от входной двери комнату и
показала мне просторный кожаный диван.— Вот, вам нужно прилечь, — сказала она, протягивая мне плед и подушку.
На стенах висели картины в тяжелых, потемневших от времени рамах. В углах комнаты расположились старинные книжные шкафы темного дерева, за стеклянными окнами которых виднелись корешки потертых переплетов.
Франческа подошла к отцу, наклонилась и что-то шепнула ему на ухо.
— С вашего позволения, мы вас оставим, — сказал синьор Вазари.
— Я сейчас принесу горячего чаю. Вы будете? — спросила Франческа, уже закрывая за собой дверь.
— Да, спасибо… — поблагодарил я.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Дик, когда мы остались одни.
— Голова ужасно кружится…
Я заснул мгновенно, едва моя голова коснулась подушки. Даже не заснул, а вновь лишился сознания. Лишь в последнюю секунду перед моими глазами пронесся образ Франчески — ее долгий, испытывающий взгляд, ее длинные, вьющиеся волосы, ее изящная фигура, вырезанная светом на фоне высокого, узкого средневекового окна, ее нежный и глубокий голос: «Вы ведь что-то увидели или услышали, да?»
Откуда она узнала?!.
Глава XLVIII
СКИТАЛЕЦ
Тревожась за сохранность своих тайн, Джованни почти поселился в монастыре святого Иоанна, у дяди Джулио. И что хуже всего — стал вести привычный для себя образ жизни. Дядя был в отчаянии. Теперь он боялся, что папа Юлий II лишит его сана за укрывательство мятежного племянника.
Кроме того, сам Джованни вел себя «просто ужасно». Поэтов и музыкантов в монастыре стало едва ли не больше, чем монахов. Интимные привычки кардинала также доставляли дяде Джулио большие неудобства.
Вообще-то «греческая любовь» была во Флоренции обычным явлением. В других местах этот грех даже прозвали флорентийским. И то, что кардинал Джованни активно и с удовольствием практиковал содомию, никого не шокировало. Собственно, даже неистовый делла Ровере, «Железный папа», предпочитал мужчин. Однако дядя Джулио требовал соблюдения хоть видимости приличий.
Прошлой ночью случилось нечто, что окончательно вывело дядю из терпения. Джованни был вынужден уехать из монастыря, вернувшись в Милан к Джулиано.
Хоть они и были родными братьями, они не были близки, даже достаточно хорошо знакомы. Джованни стал кардиналом в четырнадцать лет. Джулиано тогда было пять. Кардинал жил преимущественно в Риме. Потом, став легатом папских войск, проводил много времени в походах. Ничем особенным на военном поприще он не отличился. До того, как злосчастный Пьетро был изгнан из Флоренции, братья общались между собой очень мало. Участие Джованни в жизни Джулиано сводилось к ходатайствам, чтобы святая инквизиция не слишком пристально интересовалась занятиями младшего Медичи.
— Сколько ты еще собираешься держать Панчифику у него? — спросил Джулиано у Джованни.
Кардинал лежал на диване, положив под голову бархатную подушку. Пухлую белую руку Джованни держал на лбу. Время от времени он приподнимался, чтобы напиться холодной воды. Его мучило похмелье.
— О боже, Джулиано, не задавай мне этих вопросов, — простонал он своим высоким, чуть осипшим голосом.
— Так что же случилось? — чуть заметно улыбнувшись, спросил Джулиано.
Кардинал посмотрел на него с непередаваемой тоской и страданием.